Непокорный металл

В ту ночь Эрик впервые за всё время плена спал настолько плохо. Постоянно просыпался и оглядывался, пытаясь понять, что изменилось. В какой-то момент ему в голову даже пришло дурацкое сравнение: он вёл себя как ребёнок, которому сказали, что этой ночью их навестит Санта Клаус. К утру сон его всё же сморил. Проснувшись, пленник сперва на автомате прошёл в туалетную комнату, чтобы отдать дань всё же такой человеческой физиологии своего тела. И только потом, умывшись и вернувшись, увидел, что изменилось. Хозяина в комнате не было, его любимое кресло было затянуто в мебельный чехол, как и все пыточные приспособления. На столике, где он обычно раскладывал инструменты и смазку, лежала его кожаная маска. Медленно подойдя поближе, Эрик осторожно провёл по ней пальцами. Затем, поддавшись внезапному порыву, взял её в руки и прижал к лицу, вдыхая пропитавший её запах. Запах человека, сумевшего занять столь прочное место в его жизни. Но почему он оставил её здесь? Открыв глаза, Эрик увидел сложенный в несколько раз лист бумаги, который не заметил сразу. С проснувшимся волнением развернув записку, он прочёл следующее: «Я знаю, о чём ты подумал, Ленсхерр, увидев записку и мою маску. Но не спеши пугаться: я не солгал тебе вчера. Я не собираюсь тебя прогонять. Однако считаю, что больше нет смысла прятать от тебя своё настоящее лицо. Я не могу предсказать, как ты себя поведёшь, будущее мне неведомо. Я лишь прошу тебя: выслушай, что я хочу тебе сказать. А уже после сделай выбор. Каким бы он ни был, я приму его. Дверь не заперта. Там найдёшь одежду и лифт, который поднимет тебя прямо в мой кабинет. И Ленсхерр… прости меня, если сможешь». Ещё в самом начале, до того, как сломаться окончательно, Эрик думал о том, как покинет эту комнату. Оставаясь наедине с собой после очередной встречи с Хозяином, он представлял себе много раз, что и как сделает, если проклятая цепь больше не будет его удерживать. Но ни в одном из этих видений ему не было так страшно перешагнуть порог. Помещение, где мутант оказался, было гораздо меньше. В нём всего-то и было, что небольшой застеклённый шкаф и ещё одна дверь. На полках под стеклом красовалась впечатляющая коллекция инструментов и приспособлений. Часть из них была знакома Эрику по Пентагону. Другие он вообще ни разу не видел в руках Хозяина, и по спине невольно пробежали мурашки от мысли, как и для чего тот мог их применить. Прямо на полу рядом со шкафом лежала одежда. Торопливо одевшись, Эрик на мгновение замер и неловко повёл плечами, поражаясь тому, как странно и непривычно теперь это ощущалось. Он совершенно потерялся во времени, да. Но, судя по всему, провёл в плену, обнажённым, гораздо больше времени, чем ему показалось. В лифте был металл. Много металла. Гладкие полированные стены, блестящие кнопки и поручни. Словно во сне, будто слепой Эрик водил по ним руками — и чувствовал почти забытую ответную дрожь, огоньком пробегавшую по нервам. Хотелось сделать что-то ещё, но он сдерживал себя, понимая, что если сейчас повредит лифт, с непривычки не справившись со своими способностями, выглядеть это будет весьма глупо. Обняв себя руками, Эрик терпеливо ждал. Ждал — и боялся того, что хочет увидеть. Сейчас он был совсем не уверен в том, что хочет увидеть лицо Хозяина. Лифт остановился. За ним оказался короткий коридор с массивной деревянной дверью. С замиранием сердца Эрик толкнул её и вошёл в кабинет. Книжные полки вдоль стен и огромный стол с затейливыми резными фигурками по краям лишь на несколько секунд привлекли его внимание, как и огромный пушистый ковёр, в котором утонули его босые ступни. Затем он увидел силуэт на фоне окна… и замер, не в силах сделать ни шагу. Человек в кресле нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику. — Я ждал тебя раньше. Впрочем за ночь ты просыпался столько раз, что не мудрено было и проспать. И всё-таки с моего языка рвётся вопрос: что тебя задержало, Эрик? Сейчас почти полдень. Кресло медленно повернулось вокруг своей оси. Во взгляде пронзительно голубых глаз читался лёгкий укор. Так, должно быть, он смотрел на своих учеников, не выполнивших домашнее задание. Эрик открыл рот, но так и не смог заставить себя произнести его имя вслух. Он всё ещё не верил в увиденное. — Не стой же, проходи. Я не держу тебя, — усмехнулся Чарльз Ксавьер. — Прости, что не встаю: после вчерашнего ноги всё же меня подвели снова. И нет, это не сон. — Ты всё-таки копался у меня в голове, — хрипло прошептал Эрик, всё-таки не двигаясь с места. — Хотя обещал… Чарльз пожал плечами: — Да. В отличие от тебя, мой друг, я давал много пустых клятв, которые после вынужден был преступить. Ты же никогда не скрывал от меня, кто ты есть. И всё же вижу сомнения у тебя на лице. Дай-ка сюда маску. Она торчит у тебя из левого кармана. Ты, полагаю, сам не заметил, как взял её с собой. Словно во сне Эрик достал маску и, подойдя ближе, протянул её профессору. Тот явно привычными движениями зачесал волосы назад и ловко надел. Чёрная кожа идеально легла поверх его лица. — Она неплохо мне помогла, но всё же этого было мало, чтобы ты меня не узнал. В глаза я капал травяной сок, дабы они изменили цвет. Ты не представляешь, как жгло поначалу. Остальные детали скрыла телепатия, — Ксавьер опустил взгляд. — Кроме ног. Они правда такие, как ты видел. Пожалуй, в тот раз я был особенно близок к провалу. — Но… ты ходишь? — Да… это самое сложное. Хожу, тебе не показалось, — Профессор помотал головой и, сняв маску, убрал её в ящик стола. — Пойдём на балкон. Тебе не помешает свежий воздух. Всё-таки полгода в подвале… — Полгода? — Эрик медленно шёл за его креслом, ступая осторожно, будто по тонкому льду. — Да, и я рад, что не дольше, мой друг. Я очень боялся передавить. Твоя душа и без того была вдребезги. Балкон был широким, открытым и довольно уютным. Вокруг, пропитанные солнцем, шумели густой листвой вековые деревья. Откуда-то доносились детские голоса и плеск воды. Вестчестер. Школа одарённых. Всё это время он был здесь… Повинуясь жесту Профессора, Эрик сел в плетёное кресло рядом с низким столиком. Сам Чарльз просто поставил на стопор колёса и выдвинул из спинки подголовник. Какое-то время они молчали. Ксавьер осторожно разминал ноги руками и еле заметно морщился. — Ты всё же меня отыскал, — Эрик решил первым прервать паузу. Ксавьер улыбнулся. — Я и не терял тебя, Эрик. С того самого дня, когда ты вроде бы случайно уронил на меня стадион, я за тобой следил. — Не доверял? — Не отрицай, у меня были веские для того причины. В том числе личные. Будешь? Эрик повернул голову. Ксавьер успел разлить по стаканам виски и теперь один из них протягивал ему. — Так и балуешься спиртным? — стакан он, впрочем, взял. — Не так сильно. Между прочим, с этого всё и началось. Взгляд Ксавьера стал пустым и задумчивым. Эрик приготовился слушать. — В то время я действительно злоупотреблял. Сывороткой, алкоголем… даже травой, хотя и не так часто. Было больно… но лишь вновь потеряв тебя я понял причину. Не ноги, не защита от чужой боли, ни даже Рэйвен. Мне нужен был ты. Без тебя я чувствовал себя так, будто мне вырвали душу. Ноги вернул мне Хэнк, как ты, думаю, мог уже догадаться. В последнее время он серьёзно занялся фармакологией и сделал немало открытий. Та мазь, которой я тебя лечил, тоже его детище. — И сыворотка? — Это не совсем сыворотка, хотя в основе есть и её компоненты. Уколы. Таблетки. Специальные упражнения и несколько операций. Мои ноги практически собраны заново: мышцы успели здорово атрофироваться, а лечение несколько раз давало обратный эффект. Тогда-то и появились все эти следы. Хэнк много раз хотел остановиться, кричал на меня и синел от злости, — тут Ксавьер хохотнул. — То ещё было шоу… теперь я могу ходить и делаю это всё больше. Но иногда перенапрягаюсь. Думаю, Хэнк меня убьёт, когда вернётся, увидев опять в кресле. — Ты отвлёкся. — Не совсем. Я продолжал следить за тобой, хотя во время лечения это было и не просто. Но хуже всего было смотреть на тебя и не делать ничего, чтобы тебе помочь. И я приступил к делу. Купил материалы, нанял рабочих, которые полностью перебрали старый бункер отца. Ты, вероятно, не узнал его, но это тот самый бункер, где я тренировал Алекса. — Рабочие всё забыли? — Для их же блага. Хотя я честно им заплатил, — Ксавьер допил виски и покачал головой. — Сказать по правде, это всё было больше моей мечтой. Безумной, но позволявшей мне справляться с болью. Мои фантазии обрастали деталями, подробностями. Порой я просто спускался туда и ласкал себя в окружении цепей, инструментов и приспособлений. Но я не мог сделать последний шаг. — И всё-таки ты его сделал. — Появилась достаточно веская причина. Угроза. На твой след вышли охотники. — И что в этом такого? Сколько раз уже выходили. — Нет, ты не понимаешь. Эти охотники… они не стремятся причинить нам вред или посадить в клетку ради забавы, — взгляд Профессора стал таким же пустым и жестоким, как и тогда, когда он был в маске Хозяина. — Они просто убивают мутантов и затем продают по частям на чёрном рынке органов. В какой-то мере это золотая лихорадка. Я предупредил всех, кого мог. Но ты… ты бы кинулся в бой. И тогда я воплотил свою мечту. На следующее утро ты проснулся в золотых цепях. Эрик не ответил, глядя прямо перед собой. Глубоко задумавшись, он не сразу заметил жест Ксавьера. И вздрогнул, когда тот коснулся его лица. Мягко, осторожно, одними пальцами. — Ты заметил, что я словно не знал, как правильно себя вести с тобой. Метался, менял стиль поведения, порой весьма радикально. Прости, что мне пришлось так долго тебя мучить в поисках лекарства для твоей души. Ты можешь уйти — и я не стану тебя держать. Я больше не могу. Маска Хозяина… стала для меня тяжёлой. Ксавьер уже хотел опустить руку, но Эрик перехватил её и, закрыв глаза, поднёс её к своим губам. Сильные руки. У тех, чьи ноги не служат, всегда очень сильные руки и цепкие пальцы. Резко вздохнув, Эрик открыл глаза и впился в губы Ксавьера поцелуем. Голодным, жадным, глубоким. И едва не кончил, когда тот на него ответил с не меньшей страстью. С трудом разорвав поцелуй, Эрик опустился на колени перед инвалидным креслом и, сжав пальцами запястье Профессора, завёл его руку под футболку и положил себе на грудь. Прямо на клеймо. Заглянул в его пронзительно голубые глаза. Яркие, чистые, слегка замутнённые слезами. — Зря ты менял цвет своих глаз, — прошептал он. — Да, я мог тебя узнать, но будь у Хозяина голубые глаза, я пропал бы гораздо раньше. Я не могу описать словами, что ты со мной делаешь… всегда делал одним лишь взглядом. — Так ты не уйдёшь? — Ты привязал меня к себе, — улыбнулся Эрик. — У меня ведь теперь даже не встаёт без твоего слова. — Я… я могу это исправить. Я же телепат. Чарльз поднёс два пальца к виску, но не успел ничего сделать. Рванувшись вперёд, Эрик поймал его руку и прижал к его коленям. — Только попробуй! Во взгляде Профессора появилось сомнение, смешанное с искрой насмешки: — Ленсхерр, я тебя изменил или нет? — Изменил, разумеется. Но знаешь… впервые в жизни я совсем не хочу свободы. Я люблю тебя, Чарльз Ксавьер. И пытки тут не причём. Они лишь открыли правду. И показали, что выбор мой верен: только ты пошёл на риск, пытаясь меня исцелить. Ты не бросил меня и нашёл единственно правильный путь. Я люблю тебя. Во вздохе Ксавьера было бесконечное облегчение. Скривившись от боли, он выбрался из своего кресла, и, опустившись на колени, обнял Эрика и поцеловал его в ответ, скользя руками по спине, сжимая в объятиях, словно опасаясь, что он передумает. — Я тоже люблю тебя, Эрик. Я тоже тебя люблю. Счастливо рассмеявшись, Магнето обнял Профессора ещё крепче и положил голову ему на плечо. Никогда в своей полной боли и потерь жизни он не чувствовал себя столь счастливым. За это счастье и стоит бороться. Ради этого стоит жить.