Here comes the rain again Falling from the stars Drenched in my pain again Becoming who we are As my memory rests But never forgets what I lost Wake me up when September endsGreen Day — Wake me up when September ends
Смерть. За всю жизнь мы очень редко задумываемся о ней, о том, что это значит — умереть. Мы редко, а может и вообще не задумываемся о том, что где-то на другой стороне планеты именно в эту секунду умирает человек. Мы не задумываемся, что опасность смерти преследует нас везде и всюду и в любой момент мы можем умереть: то ли от пьяного водителя, или от сердечного приступа... Но не так страшно умереть самому, как потерять близкого тебе человека. И вот, сейчас, я стою на похоронах матери моей лучшей подруги. Все в черном — цвете траура, вокруг пасмурно, надвигается гроза. Я смотрю себе под ноги, пытаясь не поднимать взгляда. На похороны пришло не много людей: несколько соседских и моя семьи. Кэт тоже здесь. Она просто не могла этого пропустить. Подруга стоит с бабушкой и сестрой, молча, не двигаясь, бледная, в предобморочном состоянии, плачет... Сэм решили взять с собой, ведь это было бы очень жестоко не пустить девочку сюда и оставить ее наедине с собой. Бабушка Кэт печально смотрит, как несут труну, пытаясь взять себя в руки, чтобы произнести хотя бы несколько прощательных слов... Женщина подходит к труне и что-то говорит, даже не пытаясь остановить слезы. Я ничего не слышу, в ушах какой-то писк, в глазах темнеет, я пытаюсь устоять на ногах... Дальше уже ничего не помню.***
— Бекка... — какой-то голос вырывает меня из тьмы, — Бекка, слышишь меня? Я еле открываю глаза и жду, пока все переломной развиднеется. — Бекка! Это я... — голос отца. — Да, пап, слышу... — я сама испугалась тому, как охрип мой голос. — Слава богам, я уже испугался. — Что случилось? Как долго я так проспала? — у меня было ещё много вопросов, но я не стала задавать все сразу. — Не знаю, мы себе спокойно стояли, как вдруг ты упала в обморок. — Сколько я пробыла в таком состоянии? — Полчаса. — Где мы? — я только заметила, что мы находимся в помещении, теплом и сухом, в отличии от того, что твориться на улице: там уже начался ливень. — Мы дома у бабушки Кэт, это одна из гостевых комнат, — я уже собиралась задать очередной вопрос, как вдруг, отец посмотрел на меня своими яркими голубыми глазами, и по одному только взгляду все понял, — не волнуйся, мама с твоей сестрой внизу, как и все нормальные гости, не то что ты у нас, как калека, только в обмороки и падаешь, — я возмущенно толкнула отца в плечо, он в ответ улыбнулся. — Я же шучу, — засмеялся он. Я опять уже собралась задавать очередной вопрос, как вдруг папа выдал: — С Кэт все вроде как хорошо, держится, а вот с ее младшей сестрой все плохо: закрылась у себя в комнате, ни с кем не говорит, все время молчит, и даже не плачет. Мы побаивается, как бы она не наделала никаких глупостей... — Я тоже этого боюсь, мне нужно поговорить с ней. Я поднялась на ноги, отец остался сидеть на том же месте: на краю кровати. — Иди, но мне кажется, что лучше было бы поговорить с Сэм кому-то из взрослых... Тебе лучше сейчас быть вместе с Кэт. — Хорошо, пап, — сказала я и вышла из комнаты в коридор. Я быстро нашла Кэт: догадаться, где она будет прятаться в тяжёлые времена было очень просто — у себя в комнате, либо в ванной, где же ещё? Это же Кэт... Она очень предсказуема. Я тихо постучала в дверь. В ответ — тишина. Я легонько приоткрыла дверь и увидела комнату: небольшая кровать возле окна, рабочий стол, кресло, шкаф и книжная полка. Из-за прикрытых занавесок в комнате царила полутьма. Кэт сидела на полу, опершись спиной о кровать. — Как ты? Держишься? — я вошла без приглашения и села на полу возле подруги. В ответ молчание. На ее лице была видна лишь пустота, красные глаза и мешки под глазами говорили о бессонных ночах и о непрекращающемся потоке слез. Девушка была бледная как смерть, а лицо осунулось — видимо, она ничего не ест. Больше я ничего не говорила. Просто обняла Кэт. Подруга положила свою голову мне на плечо и начала тихо, почти беззвучно плакать.***
Уже прошло три недели со дня взрыва. Сэм и Кэт возобновили учебу и почти нормальное общение с одноклассниками. Все уже практически забыли о взрыве, а если и вспоминали, то вслух пытались об этом не говорить. Но у меня из головы не могут выйти несколько мыслей: во-первых, этотоо, что вот так вот просто проходить сквозь предметы и поджигать их — ненормально; во-вторых, тот ожог. Он до сих пор не может зажить, до сих пор жжёт, и практически не изменился в размерах, ещё и то, что моя рука не перестает быть синей, и я все это время ходила с бинтом и в перчатках. Даже на уроке. Приходилось прятать от учителей эту руку, а ещё больше — от любопытных одноклассников: всем очень интересно было узнать, что же такое случилось, что рука уже целый месяц не заживает. Что на счёт моей сестры, то она, как ни странно, до сих пор вместе с Локи. Очень весёлым, умным, но одновременно странным и очень часто хмурым и злым типом. Дома он у нас был уже несколько раз, но за все это время я так и не смогла понять, кто он такой, что собой представляет, о его семье были лишь догадки. Одним словом — странный тип. Чесно говоря, он отличался ото всех бывших парней Эрики, что напрягало меня больше всего. Но, было ещё кое-что, что тоже не давало мне покоя: сон. Он снился мне постоянно: какая-то улыбающаяся женщина, взрослый Локи и его слова: "Берегись предательства близких". М-да... Почему мне кажется, что я схожу с ума?***
В тот день я чувствовала себя очень плохо: целый день бросало в дрожь (хотя со мной такого никогда раньше не было), Кэт сказала, что я очень холодная. Я отпросилась домой, и когда посмотрелась в зеркало — ахнула: губы синие, глаза начинают отливать красным, брови и ресницы покрылись инеем. Я сняла кофту: левая рука полностью была синяя. В секунде в сторону полетел бинт. На месте ожога было чёрное пятно. Сразу стало страшно, я не знала что делать: единственная, к кому я могу обратиться — Кэт, звонок ей — не вариант, у нее и без меня проблем полно. Это все. Руки трясутся, взгляд не может сфокусироваться, меня охватывает паника. Я попыталась успокоиться и стала маскировать узоры и синеву: вечером должен был быть ужин, в честь гостя — Локи.***
Я надела кофту с длинным рукавом и перчатку, правда небольшой участок кожи всё-таки был заметен. Немного косметики — и можно идти в люди. И вот стол уже накрыт, все сидят за столом, и только мама крутиться около плиты. — Мам, иди к нам, — сказала Эрика. — Уже иду, — весело пропела та. — Ребекка, — обратилась мама ко мне, как только села за стол, — ты сегодня ушла раньше из школы, — это скорее утверждение чем вопрос, — что случилось? Ты заболела? — Меня трясло, целый день что-то не могу согреться, — я не стала врать, но и всю правду рассказывать не собираюсь. — Поэтому ты и в перчатках? — спросила Эрика, сощурив глаза. — Они не греют, — пробубнела себе под нос я. — Тогда зачем ты их носишь? — не умолкала через чур любопытная сестра. — Не твоё дело, — огрызнулась я. — Ребекка! — повысила голос мама, — Не разговаривай так хотя бы уже за столом. Лучше сделай нам чай. — Хорошо, мам, — процедила я сквозь зубы, посылая убийственные взгляды сестре, та лишь ехидно улыбнулась. Я молча пошла делать чай. скипятила воду и начала наливать ее в чашки, но вдруг, чайник выскользнул у меня из рук, я не раздумывая отпрыгнула в сторону и вода разлилась на пол. — Ты впорядке? — а секунде возле меня оказался Локи. Я заметила, как он смотрит на мою перчатку, и вдруг поняла, что он заметил синюю кожу. Локи взял меня за руку, которой я держала чайник и осмотрел ее. Вдруг, эта рука начала синеть, кроме того, рука Локи стала такой же. Я подняла взгляд на его лицо и мы встретились взглядами. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но я ясно видела, что его стали красными и слегка удивлёнными. Я быстро отдернула руку и убежала к себе в комнату.