Ведьмины сказки

Иля сидела в сети не вылезая уже вторую неделю. Нет, она ела, спала, ходила на работу, улыбалась, болтала с подругами по телефону и в кафешках, подписывала в печать, сидела на планерках. Ее тело и ее разум очень корректно выполняли все свои функции, на них нельзя было жаловаться. Вот только душа Или была в сети. Иле снова было восемнадцать, а иногда и меньше. Она снова боялась людей, себя и своих слов. Вернее она боялась не всех людей, все-таки иммунитет к homo sapiens у нее успешно сформировался — она боялась слов одного конкретного человека, со странной аватаркой и именем Джейсон. У него был дар. Дар управлять «воздушными змеями» слов. Он был их соулмейтом в свободном падении, и Иля слишком поздно осознала, что у ее прививки от синдрома «Сирано» вышел срок годности. Как обычно это бывает, все началось ничем не примечательным вечером, когда Иля случайно наткнулась на комментарий Джейсона к «Сумеркам богов». Чистое совпадение, если жизнь вообще чисто играет. Иля бросила на комментарий ничего не значащий ответный комментарий, какие имела обыкновение отправлять по пять — шесть в день, чтобы не дать истончиться культурной прослойке на мышце мозга. Бросила и успокоилась. Занялась собой и своими мыслями, когда барабанная дробь известила о новом сообщении в почте. Джейсон не улыбался, не хамил, он просто деликатно уведомил, что комментарий красив, но непонятен. «Даже так!» — подумала Иля. Красная тряпка открытого вызова была брошена, белые перчатки натянуты до локтя, пики вынуты из чехлов. Иля любила Остапа и корриду, азартно спорила и часто выигрывала, умела заманивать и жалить больно. Но коррида не могла начаться без познания врага. Чем дольше Иля читала блог Джейсона, тем тише звучали испанские марши у нее в ушах. Она понимала, что проиграла, даже не начав бой. Силы были настолько неравны, что ей стало стыдно, за свою самоуверенность и наглость. Она смиренно сняла белые перчатки, распустила волосы, надела резинку на левое запястье и тяжело вздохнула — за свои просчеты она привыкла расплачиваться. Написала: «Системный сбой в работе винчестера стали виной того, что мой отзыв утратил правильную ориентацию и причинил неудобства владельцу аккаунта «Джейсон Минк». Владелец аккаунта «Последний герой» готов принести свои извинения и просит вернуть потерянную уверенность в себе». «Возврат состоится завтра в это же время. Советую буквами, запятыми, тире и точками лучше кодировать местоположение вашего питомца, чтобы он больше не терялся!» С тех пор прошло две недели и эти две недели Иля кодировала строчками, словами, мыслями, воспоминаниями, линками. Каждый раз, садясь перед экраном компа, замирала, клала руки на колени, словно готовясь к выступлению. Каждый раз душа ее вспархивала в небо, но притягивалась назад к удобному камину интернет-повседневности и рутины. Уверенность в себе была возвращена лишь для того, чтобы неотвратимо трансформироваться в привязанность, зависимость, запойность, упоение, песню, рифму. «Ангел западного окна пропустил мою белою дверь, на экране ошибки код стер из прошлого параллель». С Джейсоном игра никогда не шла в одни ворота, текла в мире электронной связи не прерываясь, даже во сне. На экране всегда появлялся ответ Джейсона, влюблял в себя, заставлял отмахиваться от реальности, уходить за круг привычного. Время шло в настоящем только в сети. Все остальное давило, словно ошейник. Запах кофе осыпался по утрам, а ночь ныла фантазиями и желаниями. «Эксплицитного счастья пыль не лежит слоями в дому. Чистота и стерильность рук. Сажу с сердца потом сотру».

***

Иля понимала, что так долго продолжаться не может. «Ты придешь когда выпадет снег. Ты печалью придешь и туманом, прикрываясь старинным обманом. Жду тебя, когда выпадет снег». …и она бросила свой адрес в бездну электронного ванильного неба. «Жди маня, когда выпадет снег, я приду, как ночная прохлада, сочной зеленью старого сада. Когда вновь ускоряя свой бег, дрогнут жизни твоей половинки, то на самой на их сердцевинке закружит мной обещанный снег». *** Он стоял на пороге с гладильной доской и утюгом: — Ты все время жаловалась. То ли тебя мало поглаживали, то ли некому было это делать. Иля сморгнула. Она не помнила, чтобы на что-то жаловалась, она вообще не помнила, чтобы жаловалась. Сморгнула еще раз. Она представляла его не так, она думала, что он младше. У него была некрасивая кожа на шее, редкие седые и длинные волосы, горячие голубые глаза. Она была так удивлена, что преградила ему путь на пороге, а он просто отодвинул ее и прошел внутрь, пристраивал доску у стены в прихожей. Худой и несуразный как Кощей. Ей вдруг стало нехорошо. В свои тридцать семь она знала это чувство, от которого начинало зажигать уши, шею, плечи. Интересно, он еще хоть на что-то годен? Вопрос был неприличный, и она покраснела еще больше. — Пригласишь в спальню? — Одень куртку, — она протянула корабельную желтую с капюшоном, — там постоянно идет дождь. — Там ты пишешь про сирот и потерянных домашних питомцев? — Я тоже на это жаловалась? — Нет, просто в твоих текстах всегда много воды. Она положила голову ему на плечо, не было сил ни говорить, ни сохранять приличия. От руки, которая осторожно исследовала ее мокрое от слез лицо, пахло кожаным ремешком часов и сладким потом. — Я купил квартиру соседей, надо будет пробить дверь и соорудить там нормальную водонепроницаемую спальню. Пока я буду рядом, ты будешь писать по-другому.