***
Она с трудом раскрыла веки. По глазам резанул яркий, неестественный свет. Мила вновь зажмурилась, ощущая пульсирующую боль в области затылка. В голове словно разрывалась сотня фейерверков и разноцветными вспышками расползалась под веками. Сквозь боль пришла простая мысль: где она сейчас находится? Это явно была не улица, а какое-то помещение. В тяжелом влажном воздухе витал аромат плесени, смешанной с какими-то химикатами. Он составлял настолько сильный коктейль, что Милу начало тошнить. Будет совсем замечательно, если ее вывернет наизнанку. Собравшись наконец с силами, она села на твердой лежанке. С трудом открыв глаза, она едва сдержала вопль ужаса. Она находилась в мастерской, это было понятно. Холсты, прислоненные к стенам и исписанные какими-то непонятными штрихами и линиями. Пара мольбертов. Краски. Письменный стол с кистями и палитрами. И ни одного окна. Вокруг только толстые, темно-серые каменные стены. Маленькая дверь терялась на их фоне. Спустя мгновение до неё дошло, что одета она не в своё платье, а в какой-то бесформенный балахон яркого красного цвета. От мысли, что какой-то больной ублюдок переодевал её, к горлу подкатил новый приступ тошноты. Дверь каморки протяжно скрипнула, заставляя Милу инстинктивно забиться в угол лежанки. Слабое освещение не позволяло разглядеть лицо стоявшего у входа. Мила дрожала, совершенно не представляя, почему какой-то психопат выбрал её своей целью. Протяжный вздох вырвался из её груди. — Это ты? — Мила разгладила ткань на коленях, стараясь выглядеть как можно соблазнительнее. — И за каким чертом нужно было меня так пугать?! — она неосознанно начала кричать. Мужчина ни разу не взглянул в ее сторону. Он подошел к столу и начал перебирать кисти, словно находился в полном одиночестве. Миле это начинало крепко не нравиться. — Эй, ты меня вообще слышишь, нет? — она еще раз попробовала обратить на себя его внимание. Лучше бы она продолжала сидеть в углу и не открывала рот лишний раз. — Конечно, слышу, — равнодушно отозвался мужчина и глянул на неё пустыми глазами. — Не стоит кричать. Тебя всё равно не услышат, а я не хочу слушать вопли. Здесь хорошая акустика, — он отложил кисти и принялся за краски. — Знаешь, шутка затянулась, — фыркнула Мила. — Что это за спектакль? И в какой дыре мы находимся? Он начал смешивать краски, всё так же продолжая её игнорировать. — Да что с тобой? — Мила, поднявшись с лежанки, подошла к нему. Только приблизившись, она увидела на холсте наброски силуэта, незаметные в полутьме. Женского силуэта с распущенными волосами и венком на голове. Под ложечкой неприятно засосало. Мила сглотнула, пытаясь найти в знакомом лице признаки того, что всё происходящее — не более, чем дурная шутка. Но стоявший мужчина словно не видел ничего, кроме своего полотна. Мила медленно пошла к двери. В конце концов, она не будет сидеть в этой вонючей каморке просто потому, что кое-кому приспичило поразвлечься. — Я закрыл дверь, — тихий голос заставил её замереть на месте. Она не поверила. Дернув ручку раз, потом второй, Мила начала понимать, что это не дурной сон и не нелепый розыгрыш. Она действительно в каком-то подземелье наедине с сумасшедшим. От ужаса сердце пропустило удар. — Это же какой-то нелепый фарс, да? — голос Милы задрожал. — Сейчас из угла выпрыгнет кто-то из твоих друзей и заорет: «Сюрприз!», — она попыталась положить руку на плечо мужчины, но он не позволил этого сделать. — Вернись, пожалуйста на постель, — всё так же безучастно проговорил он. — ты нужна мне там. И надень венок. Я не хочу причинять тебе боль… — Ты тронулся… — прошептала Мила и прижала ладонь ко рту. Ей было слишком страшно. Гусиная кожа выступила на обнажённых руках, и она начала отступать назад. — Я не буду выполнять твои идиотские просьбы, — выкрикнула она в истерике. Сделав еще шаг, она застонала. В ступню впился ржавый гвоздь. — Жаль, — кротко заметил мужчина и подошел к ней. Оторвав ее от пола, словно она ничего не весила, он без большого человеколюбия опустил её на твердую лежанку. — Умоляю, будь послушной девочкой, и всё будет хорошо. Ты же умеешь быть послушной? Мила неосознанно кивнула. Страх ползал под кожей, липкими щупальцами опутывал сердце и душу. Она никогда и никого в жизни не боялась так сильно, как мужчину, стоявшего с палитрой за мольбертом и вдохновленно добавлявшего все новые и новые штрихи на свое полотно. — Нет, мне это не нравится, — произнес он вполголоса, впиваясь в Милу взглядом. Сейчас, в глубине его глаз она увидела свой конец. — Ты выглядишь слишком невинно… а так дело не пойдет… — Что ты имеешь в виду? — прошептала она, облизывая внезапно пересохшие губы. Нет, он не посмеет причинить ей вред. Просто не посмеет. Она не позволит ему прикоснуться к себе и точка. — Сейчас ты выглядишь, как невинная девственница, — словно малому ребенку принялся растолковывать ей мужчина. — Но в душе ты прожжённая шлюха, которая ложится под каждого, кто поманит тебя своим кошельком. — Неправда, — попыталась вскинуться Мила, но резкая пощёчина чуть не опрокинула её на кровать. С криком она схватилась за щеку, всё ещё не в силах поверить в происходящую фантасмагорию. — Я же просил вести себя хорошо… — в его голосе звучало искреннее сожаление. Словно он действительно раскаивался в том, что ударил её. Она отказывалась понимать его поведение. Оно не укладывалось в обычные рамки. Он разговаривал с ней, абсолютно не выдавая никаких эмоций. Голос звучал тихо и размеренно, но стоило ему открыть рот, как ей казалось, что барабанные перепонки сейчас лопнут. Всё происходящее было омерзительный сон, от которого нужно проснуться. Но странная полуулыбка на его губах и пустой равнодушный взгляд были реальны, заставляя Милу ощущать леденящий страх. Обхватив колени руками, она сидела и не шевелилась, парализованная его словами. Нет, она не была шлюхой. Она просто хотела жить нормально, а не горбатиться по двенадцать часов в закусочной, убирая за всякими свиньями, вынужденная терпеть приставания некоторых клиентов. Неужели это так плохо — желать лучшей жизни, чем есть сейчас? — Ах, тебе нужна была лучшая жизнь? — спросил он прежде, чем Мила поняла, что последнее неосознанно произнесла вслух. Она ещё больше съежилась. Черты его лица исказил гнев. — А в нормальную жизнь, как видно, можно попасть только через постель более-менее обеспеченного мужчины. Интересная логика… — Не тебе читать мне нотации! — вместо того, чтобы молчать и не злить его ещё больше, Мила повысила голос. — Больной идиот, рисующий в каком-то чулане… — она не договорила, когда сильный удар обжёг её щёку. — Я просто просил вести себя хорошо, просто просил… — отрешённо бормотал он, нависнув над Милой. — Неужели это настолько трудно? — он провел рукой вверх по её ноге, задирая балахон. — Прекрати! — захрипела Мила, мигом растерявшая последние остатки храбрости. — Ты не посмеешь! Ты… — он опять не дал ей договорить, затыкая рот поцелуем. Она мотала головой, но он крепко схватил ее за волосы одной рукой, а второй перехватил запястья, прижав к стене и почти лишив возможности сопротивляться. Сильно укусив за нижнюю губу, он слизнул каплю крови, выступившую из трещинки. Мила смотрела на него дикими глазами. Она не знала его. Отказывалась знать. — Не надо… — выдохнула Мила, когда он, отпустив её волосы, сжал пальцами шею. Он снова впился поцелуем в её губы, вызывая отвращение и ужас. Хватка на горле была такой сильной, что Миле стало трудно дышать. Заметив это, он словно на мгновение очнулся, разжал пальцы и посмотрел на неё почти с сожалением. Она воспряла было духом, что он сейчас остановится, но надежда сразу угасла, когда он спустился колючими поцелуями к ключице и выемке между грудями. Видит бог, насилие над собой она терпела не в первый раз. Расслабившись, она прекратила вырываться и обмякла в его руках. Отвернув голову, она ушла глубоко в себя, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Непрошеные слезы собирались под веками и текли по щекам. Она пыталась не кричать, когда услышала треск рвущейся ткани и почувствовала прикосновение холодных пальцев к обнажённой груди. Ей не хотелось, чтобы он видел её слёзы — слёзы отчаяния, омерзения и беспомощного слепящего страха. Она сжимала зубы в попытке не проронить ни звука, но вскрик вырвался, в тот момент, когда он без подготовки вошёл в неё и начал резко двигаться, снова сжав рукой её шею, стараясь причинить больше боли. Она пыталась извернутся, чтобы хоть как-то ослабить боль, но он лишком сильно прижимал ее своим телом к лежанке. «Пожалуйста, пусть это скорее закончится,» — одна-единственная мысль панически билась у нее в мозгу, пока она судорожно хватала воздух, когда насильник чуть ослаблял хватку на горле. Ощущать его дыхание на своём лице, видеть безумный остекленевший взгляд, пока он продолжал вбиваться в её тело, было слишком невыносимо. Кричать сил не было, лишь слабо хрипеть, когда он давал ей вздохнуть. Она почти потеряла сознание, когда он разжал железную хватку и, прикусив кожу на шее, кончил свою пытку. Мила уяснила урок. Она будет его слушать и хорошо себя вести. Обреченно глядя, как он застегивает брюки и поправляет свитер, она сама не сделала ни малейшего движения чтобы прикрыться. Она лежала в одной позе и ей было абсолютно плевать, как она выглядит. Для нее жизнь была уже кончена. Мила понимала, что из этого чулана она не выйдет на своих двоих. Не быть ей миссис Голд, вслед которой будут завистливо оглядываться и перешёптываться, обсуждая экстравагантные наряды. Не стать ей и миссис Джонс, всеми уважаемой и респектабельной женой преподобного Джонса, который клялся ей в вечной любви и готов был носить ее на руках. Она безмолвно смотрела, как он поднимает с пола её же собственный чулок и снова приближается к лежанке. Мила не сопротивлялась, когда он с усмешкой накинул ей на горло тёмную ткань и начал затягивать, перекрывая ей доступ к воздуху. Она хрипела и извивалась, а он всё продолжал улыбаться. Последнее, что Мила видела перед тем, как её навеки поглотила тьма, было лицо безумца, который без капли сожаления оборвал её жизнь.Мила
17 мая 2017 г. в 01:09
1959 год. Логово убийцы
Поглядев на наручные часы, она чертыхнулась. Время перевалило за полночь, и она безнадежно опоздала. Киллиан обещал встретить ее в одиннадцать с работы, но она задержалась. Мила ускорила шаг. Цокот каблуков по асфальту отдавался гулом в ушах. Несмотря на теплую ночь, ее бил озноб. Плотнее запахнув кофту, она нервно оглядывалась по сторонам. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как она выходила из антикварной лавки.
У неё и так была не самая лучшая репутация. И сплетни завсегдатаев закусочной через дорогу уж точно были не к чему.
Дочь певички из заштатного кабаре, Мила Кэссиди с юных лет привыкла полагаться только на себя. Обладая привлекательной внешностью, она умело ей пользовалась. Однако с ухажёрами ей катастрофически не везло. Пока она не встретила преподобного Киллиана Джонса. Красивый и благородный ирландец влюбился в неё и после нескольких месяцев целомудренных свиданий предложил руку и сердце. Она с радостью согласилась на предложение. Он был хорош собой, вроде как не беден и со сплетнями будет покончено навсегда. Но только она дала свое согласие, как первый богач города Роджер Голд начал оказывать ей весьма недвусмысленные знаки внимания. Мила не колебалась долго. Перспектива стать миссис Голд приятно грела ей сердце, а воображение рисовало шикарные наряды и драгоценности. Она была уверена, что рождена именно для такой жизни, а не чтобы быть женой священника.
Но она не спешила разрывать помолвку. Несмотря на постельные утехи, Роджер не торопился предлагать ей свои миллионы, а Киллиан скрупулёзно планировал их совместную жизнь. Иногда ей становилось немного стыдно, когда на прощание он целовал ее, едва касаясь губами щеки и сжимая ее руку в своих. Он любил ее. Мила это точно знала, поэтому и держала, как запасной вариант, если с Голдом все же не срастется.
Вот и сейчас, после встречи в лавке, наспех приведя себя в порядок, она спешила к кафе, где, как она точно знала, терпеливо дожидался её Киллиан. В который раз она уже опаздывала, но он никогда не ругался, не устраивал выяснения отношений, а слепо верил её отговоркам, придуманным на ходу.
Настроение было паршивое. Голд в очередной раз не дал прямого ответа относительно планов на будущее. Миле надоела неопределённость, надоело разрываться между двумя мужчинами, один из которых был честен и безоговорочно любил её, а другой, порочный и богатый, утолял её страсть и мог обеспечить жизнь в роскоши.
Встреча окончилась скандалом. Голду надоело выслушивать претензии любовницы, и он в привычной ехидной манере посоветовал ей вести себя потише. В конце концов, она же не считает его полным идиотом, как своего святошу. Уж он-то, в отличие от преподобного, замечает недвусмысленные взгляды завсегдатаев забегаловки, где она работает официанткой. Особенно, бездельника-рокера Бута или франта Грэма Хантера. И в отличие от зануды Джонса он сомневается в добродетельности мисс Кэссиди.
Мила разозлилась, расплакалась, но так и не решилась на окончательный разрыв. Всё же она продолжала лелеять надежду стать супругой респектабельного антикварщика.
Она срезала путь переулком, когда услышала лёгкие шаги за спиной. Крепче обхватив сумочку, она резко обернулась, готовая в случае опасности нанести удар. Она нервно оглядывалась через плечо, пытаясь разглядеть лицо преследователя. Но фонарь, как назло, не горел. Мила часто дышала, чувствуя себя загнанным в ловушку зверем. Она внимательно следила за силуэтом. Шаг. Еще один. Она напряглась, готовая сорваться с места и бежать в неизвестность. Главное - подальше от этого грязного переулка, где пахло отбросами.
Впереди уже виднелся тусклый свет фонаря, когда шаги ускорились. Не на шутку перепуганная, она попыталась бежать, но высоченный каблук застрял в выбоине. В сознании промелькнула глупая и неуместная мысль, что во всём виноват этот чёртов Голд, ведь именно на свидание с ним она вырядилась и надела новые дорогущие туфли.
Это было последнее перед тем, как она ощутила удар по голове и провалилась в темноту.