Дэвид
9 марта 2018 г. в 23:20
1961 год. Офис шерифа.
Дэвид потер переносицу и с неприязнью взглянул на холеного молодого человека, который расположился напротив, поигрывая шляпой, лежащей у него на коленях. Грэм Хантер собственной персоной. Единственный мужчина, который имел связь с двумя из четырех жертв.
— Можно? — Грэм выудил из кармана обтянутый коричневой кожей подсигар. Дождавшись кивка Дэвида, Грэм щелкнул серебряной зажигалкой и с наслаждением выпустил дым. — О чем же вы хотели поговорить, шериф?
— Насколько мне известно, вы были достаточно близко знакомы с мисс Кэссиди и мисс Миллс, не так ли? — Дэвид прищурился, стараясь уловить на безмятежном красивом лице Хантера хоть какой-то проблеск волнения.
— А у нас запрещено проводить время в обществе красивых девушек? — вопросом на вопрос ответил Грэм, стряхивая пепел прямо на пол.
Дэйв сжал кулак. Ему крепко не нравилась наглость мужчины.
— Только если эти красивые девушки впоследствии не становятся жертвами серийного убийцы, — тихо произнёс Дэвид, продолжая наблюдать за Грэмом. Конечно, он не специалист в чтении чужих эмоций, но многочасовые консультации у полицейского психолога по поводу характера убийцы позволяли надеяться, что удастся заметить малейшее замешательство Хантера. Хотя пока ничего кроме скуки и презрения по отношению к окружающим его полицейским вид Грэма не внушал.
— Знаете, шериф, я встречаюсь с большим количеством девушек, — самодовольно ухмыльнулся Хантер, делая новую затяжку. — Большинство из них живы-здоровы и, уверяю вас, абсолютно довольны общением со мной.
Хантер развалился в кресле поудобнее, казалось, его забавляла вся эта ситуация. Дэвид вспомнил, как доктор Хоппер говорил, что осознание собственной безнаказанности является одной из черт психологического портрета убийцы.
— Вы религиозны, мистер Хантер? — задал неожиданный вопрос Дэвид, цепко подмечая каждую эмоцию собеседника. Вскинутые брови Хантера были свидетельством неподдельного изумления.
— А это имеет какое-то отношение к смерти Джины? — Хантер старался придать своему лицу прежнее выражение глубочайшей скуки. Дэвид в душе ликовал. Кажется, Реджина была ему не настолько безразлична, как Грэм пытался показать.
— Прямое, — обрубил дальнейшие расспросы шериф. — Отвечайте.
На самом деле, доктор Хоппер говорил, что убийца может быть религиозным фанатиком, что доказывали одеяния каждой жертвы. Дэвид даже попросил преподобного Джонса зайти в офис после полудня и проконсультировать его в связи с новой теорией.
— В детстве мать всегда читала молитвы перед ужином, — нехотя ответил Грэм, выкинув окурок и наступив на него каблуком. — После ее смерти я ни разу не ходил в церковь и не открывал библию. Полагаю, что если Господь существует, то считает меня отпетым грешником. Я люблю общество молодых и красивых женщин, хорошую выпивку и крепкий табак. А еще не прочь сыграть на тотализаторе время от времени.
Дэвид подавил разочарование. Речь Хантера точно не выдавала в нём глубоко религиозного человека. Хотя ничто не мешало этому типу попросту притворяться. Дэвид просто ничего не мог с собой поделать, ощущая, как неприязнь по отношению к допрашиваемому становится сильнее с каждой минутой. Любой, даже самый невинный ответ, воспринимался, как мастерское притворство.
Конечно, такое отношение к Грэму было вызвано многими причинами. Дэвид жутко устал, долгие месяцы безуспешно пытаясь найти неуловимого хитрого негодяя, не оставляющего ни малейшей зацепки, да ещё и, похоже, законченного психопата. Можно было не сомневаться, что со дня на день в Сторибрук нагрянет ФБР, забирая себе главную роль в расследовании. Дэвиду, по большому счёту, было всё равно, кто именно доберётся до истины, лишь бы ублюдка, терроризировавшего город, поймали. Но чувство вины и осознание собственной ответственности становилось всё сильнее. Каждая новая жертва заставляла шерифа думать, что именно его ошибки позволяли негодяю преспокойно разгуливать на свободе.
Неудивительно, что накопившиеся эмоции только усилились, когда Хантер пришёл в участок на допрос. Весь вид сидящего напротив мужчины говорил о том, как ему наплевать на то, что происходит вокруг. Дэвид был хорошо знаком с таким типом людей — нахальные, пренебрежительные, высокомерные. Лишь, когда Грэм рассказывал о Реджине Миллс его голос дрогнул, выдавая, что ему была небезразлична дочь судьи Миллса.
— Вы свободны, мистер Хантер, — обреченно взмахнул рукой Дэвид. Хотелось взвыть от досады и разочарования. В его городе убили четырех молодых женщин, он — шериф, не мог сделать ничего.
— Всегда к вашим услугам, шериф, — Грэм изящным движением надел шляпу и стряхнул с пиджака невидимую соринку.
Дэвид подсознательно подозревал, что на выходе этот чертов щеголь отвесит ему издевательский поклон, но как-то обошлось. Грэм неторопливо дошел до двери и чуть не столкнулся с преподобным Джонсом.
— Ах, святой отец, — сладко улыбнулся Грэм, сохраняя, однако, выражение глубочайшего презрения в глазах. — Доброе утро. Вас тоже вызвали на допрос? Давно пора, в конце-то концов, первой жертвой была ваша невеста, — он протяжно вздохнул. — Отличная была женщина, компанейская и веселая.
Дэйв видел, как у Джонса заходили желваки, а скулы залило румянцем. Это определённо может плохо кончиться, а в планы Дэвида не входило задерживать Киллиана и оставлять его на ночь в камере.
— До встречи, мистер Хантер, — громко сказал шериф, поднимаясь из-за стола и бросая недружелюбный взгляд на хлыща. — И здравствуйте, святой отец. Я счастлив, что вы сможете уделить мне несколько минут.
Грэм верно понял намек и поспешил убраться подальше. Дэвид раздраженно стукнул по столу кулаком.
— Вот же сукин сын! — ругательство само сорвалось с языка, а Дэвид в ту же секунду понял, что в присутствии священника такое недопустимо. Пусть этот священник бывал каждую субботу у них с Мэри в гостях со своей женой, и они с шерифом потягивали пиво, пока женщины сплетничали за чашкой кофе.
Киллиан снисходительно усмехнулся. Дэвид без труда заметил, что грубые слова не особенно задели священника. Можно было не сомневаться, если бы не сан, Джонс бы и сам кое-что высказал Хантеру. Местный ловелас раздражал добрую половину жителей Сторибрука.
— Я рад, что могу быть чем-то полезен, — приветливо улыбнулся Киллиан. — Хоть и не знаю, как именно.
Дэвид, тяжело вздохнув, начал рассказывать о своей новой теории, буквально занимавшей все его мысли в последние дни. После предположений, высказанных доктором Хоппером, шериф выстроил логическую цепочку, из которой следовало, что религиозные мотивы и есть та самая недостающая деталь, которая связывала убитых девушек.
Киллиан слушал Дэвида внимательно, а когда шериф говорил о несчастных, объясняя свои подозрения, на лице Джонса легко читалось выражение печали и боли. Дэвид не сомневался, что ему было безгранично жаль молодых женщин, чьи жизни прервались так жестоко и несправедливо.
Закончив излагать свои догадки, Дэвид потянулся к кружке с кофе. После пламенной речи в горле пересохло. Киллиан же сосредоточенно разглядывал фотографии жертв. Дэвид заметил, что пальцы священника дрогнули над изображением мертвой невесты, однако ему быстро удалось взять себя в руки. Разложив фотографии в хронологическом порядке, Киллиан начал говорить.
— Тут несомненно проглядывает религия. Точнее — семь смертных грехов. Видишь, балахоны на каждой — определенного цвета. Ты раньше обращал на это внимание?
— Ну… — Дэвид почесал в затылке. — Мало ли, он сдвинутый эстет? Кто ж знает, что творится в его голове?
— У каждого смертного греха, свой цвет, — принялся объяснять Киллиан. — Алый — похоть, багровый — гнев, розовый — чревоугодие, зеленый — зависть. По логике, если вы с помощниками не поймаете этого выродка, то должно быть еще три жертвы. Алчность, уныние и гордыня. Тогда все будет закончено.
Дэвид почувствовал, как волосы у него становятся дыбом. Еще три задушенные женщины. Опустошенные лица родных, такие же, как у судьи Миллса и его жены. Гневные, как у мистера Голда, когда убили его драгоценную Изабель. Стоп. Тут что-то не вязалось. На Белль был розовой балахон. И она точно не была обжорой.
— Тогда убийство Белль не подходит под эту схему, — Дэвид придвинул фото поближе. — Насколько я помню, она вечно заказывала диетические салатики в кафе.
— И что? — Киллиан не мог отвести глаз от Милы. — Чревоугодие — это не обязательно обжорство. Алкоголизм относится туда же.
— Хочешь сказать, что милашка Изабель, была алкоголичкой?! — Дэвид едва не уронил челюсть на пол от такого заявления. Это было невозможно! Кто угодно, но только не Белль, приветливо здоровающаяся с ним каждое утро в кафе.
Киллиан покраснел, кивая Дэвиду. Шериф смутно стал припоминать случаи, когда Изабель вела себя чересчур эмоционально, даже Мэри удивлялась иногда её поведению. Сам Дэвид не обращал внимания, в отличие от убийцы, который, похоже, выбирал всех жертв очень продуманно.
— Что ты имел в виду, когда говорил, что всё будет закончено? — переспросил Дэвид. — Он просто всё прекратит?
— Не знаю, — нахмурился Киллиан. — Не исключено. Видимо, он уверен, что каждая из девушек повинна в каком-то грехе. Себя же он считает вправе карать за это. Семь грехов — семь жертв.
Дэвид шокировано молчал. Да, несомненно, всё сходилось. Те черты, которые описывал Хоппер, идеально вписывались в образ безумца, возомнившего, что он выполняет какую-то миссию, убивая тех, кого же сам и посчитал грешницами.
— А у тебя на примете нет никакого помешанного на религии прихожанина? — спросил Дэвид, немного справившись со своими чувствами. С трудом, но он понимал, за что задушили Милу и Дороти, но Белль и Реджина… Последняя вообще считалась довольно неплохим адвокатом, пока не порвала отношения с Локсли. Кому она могла завидовать?
— Дэвид, ты прекрасно знаешь, что тайна исповеди священна, и я не могу ее нарушать, — развел руками Киллиан. — А так, только Лерой. Он вечно проповедует о конце света и прочей чепухе. Ну, да сам знаешь, он твой постоянный посетитель.
Дэвид усмехнулся. Лерой был странным малым, который, минимум раз в неделю задерживался за нарушение общественного порядка. Обычно он бубнил свои мрачные пророчества около католической церкви или женского монастыря. Впрочем, мать-настоятельница быстренько прогоняла юродивого подальше от своих дверей. Она жаловалась шерифу, что Лерой положил глаз на молоденькую монахиню Астрид и пытается ее совратить с пути истинного. Дэвид с трудом представлял, как маленький, заросший клочковатой бородой Лерой может вообще кого-то соблазнить.
Лерой действительно был не от мира сего. Странно, что его привлекла Астрид. Обычно он сидел возле церковных ворот и ворчливо кричал, что все женщины — сущее зло, которые и повинны в том, что миру скоро наступит конец.
— Ты же не думаешь, что это он? — удивился Киллиан, видимо, принявший молчание Дэвида за подозрения в отношении Лероя.
— Нет, — покачал головой Дэвид. — Хотя, возможно, его стоит вызвать на допрос. Иногда он ведёт себя агрессивно, вспомни, как он швырялся комками грязи в мать-настоятельницу.
— Я буду внимательнее присматриваться к своим прихожанам, — сказал Киллиан, бросив последний взгляд на фото Милы. — Конечно, их тайны, рассказанные мне в исповедальне, я не разглашу, но если услышу что-то подозрительное, я так это не оставлю.
— Вот только не надо самому пытаться разобраться в этом деле, — нахмурился Дэвид. — Это психопат, с которым лучше не связываться. Полиция сама справится.
— Только пока всё остаётся по-прежнему, — тихо заметил Киллиан. — И эти несчастные, вместо того, чтобы радоваться жизни, лежат в сырой земле.
Дэвид пристыженно опустил голову. В словах приятеля ему слышался укор и страх. Киллиан уже потерял одну любимую женщину и сейчас боялся за Эмму так же, как и сам Дэвид переживал за Мэри, уходя на работу. Головой Дэвид понимал, что с женщинами не может случиться ничего дурного — только конченный отморозок посягнул бы на жену или приятельницу шерифа, но на душе было неспокойно. Ведь и Белль производила самое благоприятное впечатление.
— Я обещаю, Киллиан, что мы поймаем этого ублюдка, — произнес Дэвид, словно давая клятву. — Эти девушки будут отомщены.
— Я очень хочу верить в это… — в голосе священника отчётливо слышалась глубокая печаль. — До вечера, Дэйв.
— До вечера, Киллиан.
Дэвид поднялся и крепко пожал приятелю руку. Крикнув помощнику, чтоб его не беспокоили, Дэвид заперся в кабинете и придвинул к себе черный телефон. После секундного колебания он попросил телефонистку соединить его с Вашингтоном. Дэвид ясно отдавал отчет тому, что четыре серийные убийства подходят под юрисдикцию ФБР.