Мой ласковый и нежный...ректор?!

- Саша, сконцентрируйся и вспомни адрес,- говорит Володя Аркадьевич.- Ну, или как ты добирался. - Володя. Володенька. Володепусичек. Я ж тебе сотый раз уже говорю,- заплетающимся языком произношу я. – Шел я, значит, по дороге. Потом по тротуару. Перешел на зеленый свет. Вижу домик, и говорю: избушка, избушка, повернись ко мне лесом, а к жопе – задом. Избушка поворачивается и как ударит меня по голове палкой, я прям рванул, только потом издалека увидел, что это бабка была! Потом вижу – Валерия Попович стоит. Я к этому гермафродиту подошел, и говорю: Лерка, а куда мы идем? А Лерка и говорит, мол, замолчи, лучше пей, и бутылку мне дает. Я подумал, что это кровь девственниц, но, оказывается, обычное вино подсунула, профурсетка. Я ей и говорю, чего это ты мне даешь холопское пойло, мне, как ирландцу чистых джиг, положено не вино, а настоящее ирландское пойло! Где мои виски и бабы, Лерка? А дальше по знаменитому сценарию: упал, очнулся, гипс. - Рядом кто-нибудь есть? - Да. Товарищ Ленин, только не в натуральную величину почему-то, на пару метров выше, и люди какие-то. - Дай им трубку. - Ленин тут один. Или это вы к нему так уважительно, ректор? - Людям трубку дай! - Володенька Аркакашкевич, а вы так не сердитесь. На детей не надо кричать. - Хорошо, прости. Дай какому-нибудь человеку трубку. - Ожидайте, ик!- я подошел к незнакомой девушке и протянул ей трубку.- Вас требуют! Она начала что-то говорить, но я лишь протянул ей трубку, а сам лег на полу. Она что-то сказала, но я уже не слышал, наполовину погруженный в сон. Удивительная жизнь у Александра Облепихина! Голову налево повернешь – белую непонятную фигню увидишь. Или это потолок? А, не важно. Направо повернешь – темнота, и лицо во что-то упирается. А, так это ж подушка. А прямо посмотрим? Так, знакомая кухня… не моя. Тогда чья? А на диване-то знакомом лежу. Точно, я ж здесь цербера побеждал! А, не, не цербера. Ректора. О, движение на кухне! Так, что это? Задница? А чего это она такая упругая? Потрогать хочу. Надо подойти и потрогать задницу. - О, проснулся?- так, ректор, свали, не мешай мне идти к упругой мечте. Я же студент, а ты меня, гад, так завалил учебой, что я не то что упругих, никаких задниц не видел пару месяцев так точно. Хвать. О, прикольно. Надо у этой задницы номерок взять. А чья задница, кстати? - О, ректор, привет,- говорю, а сам дальше задницу трогаю. - А потом еще и говоришь, что это я тебя домогаюсь. - Ректор, а чего у тебя такая упругая попа?- Владимир Аркадьевич проигнорировал мои слова. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и схватил меня за плечи, а затем мы резко поменялись местами – я стоял у тумбочки, лицом повернувшись к ректору, а тот находился совсем рядом ко мне. Моя голова закружилась от столь быстрых движений. Не успел я ничего сделать, как почувствовал на своих губах какое-то присутствие. Дальше все было как в тумане. То, как Владимир Аркадьевич прикусывал мою нижнюю губу, казалось мне слишком далеким, казалось, будто это не моей шеи сейчас касаются его губы, которые спускаются все ниже. Я не осознавал того, что это мою футболку сейчас снимают с меня и бросают на пол. Пока ректор целует мою шею, иногда оставляя следы от засосов, его руки возятся с моими джинсами. Оторвавшись от кожи на шее, Владимир Аркадьевич не торопясь присел, спустил с меня штаны, а вместе с ними и трусы. Он, ничего не говоря, вобрал головку эрегированного члена в рот. Мужчина плавно передвигался от головки к основанию члена, постепенно увеличивая темп. Я запустил руку в ректорскую густую шевелюру черного цвета. Послышался тихий смешок, когда я не смог удержать в себе стон. - Вла… димир Аркадьевич,- говорю я, чувствую, как сухо стало во рту. Ректор оторвался от моего члена. Поднявшись, он, укусив меня за мочку уха, шепнул: - Молчи. Я нашел в себе силы лишь кивнуть. Владимир Аркадьевич развернул меня. Я услышал, как он расстегнул штаны. Прежде, чем теплая твердая плоть коснулась меня, я почувствовал, как что-то другое, мокрое, но узкое, проникло в меня. Он ввел в меня палец. Я прикусил губу, но тихий визг все же выскочил. Я почувствовал, как ректор ввел в меня второй палец, а затем оставил легкий поцелуй на шее. Владимир Аркадьевич немного поводил пальцами взад-вперед, а затем высунул их. Вскоре на смену пальцам пришел его член – сначала медленно и аккуратно, а потом чуть более нетерпеливо, ректор вошел в меня. Он начал проделывать то же самое, что и с пальцами: водил взад-вперед, увеличивая темп и глубину. Он, видимо, получал удовольствие, мне же было больно. Как только я набрался сил, чтобы остановить ректора, его член коснулся какой-то точки в моем теле, и я с громким стоном излился на кухонную тумбу. Следующее, что я помню, это как меня взяли на руки и понесли на второй этаж, в спальню ректора. Как только мужчина положил меня на кровать, меня накрыли одеялом. Спустя три секунды, которые сопровождались каким-то шорохом, как я понял позже, снятием штанов Владимира Аркадьевича, кровать прогнулась под тяжестью другого тела, а крепкие руки обняли меня. - Ты больше никогда не будешь пить,- сказал мужчина, поцеловав меня в макушку.- А, и завтра университет для тебя отменяется, понял? - Бессовестный ты, ректор,- усмехнувшись, сказал я в полусне.