mundung

и кажется, будто сгрызаюсь в себе же, змеи полосуют от начала до начала. тени будто пахнут этой свежестью, я раньше всегда гулял под дождём, а будто теперь этот холод селится под рёбрами, так отвратительно, тонкий-тонкий, снова чувствую его, на улице асфальт плавится. почему я всегда лгу? может, это всё, чем быть могу, значит, тут и место, в засердечнике, не то что бы жаловался, привычно смайлю тебе в личные, плюс один, а ты всё так же разговорчив. от тысячи историй в день о тебе знаю, всё, что давлю: ... ок нет что? ..? . я маленький лжец, я пишу "всё хорошо", точками, ты знаешь, что они вот тут как ввинчены, каждая рубит меня напополам в треть часа, сгораешь. помоги согреться, мальчик-солнышко, и я хочу, чтобы твои волосы было невозможно расчесать от моей руки, их путающих. немного больно, озвучиваю, а ты смеёшься, шутка же, и я перережу себе горлышко, если тебе будет весело. смешно. глупо. месяц назад ты хотел вскрыться, говорил, как тебе плохо, я тогда отдавал последние крупицы тепла, сейчас сижу как в трансе, лезвие в заляпанной зелёнкой тумбочке, это х о р о ш о. будто изнутри всё покрылось коркой или настом, трясусь, ты пишешь, и это как последний выход из тухлого самокопания. красиво, верно, пятнадцать дней назад снова гуляли, для меня это подвиг, куда-то идти по улице, ещё с кем-то. ещё с тобой. я падал в лужи, ты так сиял, что на фоне солнца совсем ничего не видел я. а ещё ты предложил встречаться, видел, как я схватываю сумку судорожно от каждого твоего слова, тёплого, как март, март же всегда такой, а у нас всё ещё за десяткой и минусом, я будто разорвал этот круг, который сам и сплёл, и змеи, которые подохли от холода, греясь на грудине, тоже порвались по швам шкурок, и ты засмеялся. всё же было просто шуткой. (как я додумался поверить вообще?) ты трясся за жизнь анечки, боишься сказать нет тане, которая бросается на тебя при встрече, ты хотел из-за катеньки шикнуть вдоль венок, а отчаяние ярко-красное, оно же в артериях, которые не зашить. и ты робеешь от каждого взгляда ирочки, боишься, что кому-то причинишь боль, немного смешно, ты плачешь от того, как толю избили, толечка дружит с тобой, я скребу засердечник, меня нет в этом списке, а там еще полсотни имён. город иссинеющий, всё та же свежая усталость в его изгибах, снова брожу вот так. вернувшись к точке начала с тысячью воспоминаний, так хуже, ты боялся, что больно кому-то из-за тебя, ты говорил, что холодно, пока я грел твою бочину своими исцарапанными ручонками, ты смотрел всегда вперёд, что позади — не важно. точно так же, как и то, что всё, что после но не считается. довольно глупо. я крыл твою спину, пока сам кровью истекал, сейчас вот сижу в подворотне, довольно хорошо, снова стягивает немеющие пальцы холодом, а грудь лентами змей, чёрных гадюк, кажется, слишком много цветов, дома всё под пылью серое, только розовый стик "IGNORE", что и делаю. думай, что я мёртв, из-за тебя, мальчик-солнце, мне уже так безразлично, что и безумно думать. верно ли. не знаю. я в другом городе, переехал, тут даже лучше, не встречу тебя точно, уткнувшись в колени, не расскажу ничего, не сорвусь снова поговорить, ещё сильнее ранясь, истекая яркой-яркой кровью, а тебе даже не будет смешно. снова по тем же улицам, телефон выключен, душу для этой свежести самой нараспашку, кажется, мкну к началу. и заминает меня, маленького лжеца, что сам себя выстрадал из-под чужого сердца, которое уже не умеет биться за меня чаще, под колёсами хитоми, мёрзлым морем. и лучшего я для себя не видел.