Все эти люди, которых вы воспринимаете как анекдотических персонажей. Вам смешно? Ну так смейтесь. Все эти люди, которых вы воспринимаете как выдуманных героев — они настоящие (с). Виктор Манчини
***
Легенда о русалке, посмевшей влюбиться в человека, жила в океане много десятков лет, передавалась из уст в уста и была у особо романтически настроенных особ на слуху. Ариэль, дочь Тритона, возжелавшая смертного мужчину, отказалась от всего, что было привычно ей. Она бросила отца, сестёр и выменяла голос у ведьмы на маленькую бутыль с ядом. Вместо длинного гибкого хвоста выросли ноги, а каждый шаг по пропахшей пылью суше был похож на сотню иголок, воткнутых в ступни. Любовь юной морской царевны граничила с безумием. Эта самая любовь и убила её, резанула жгучей ревностью по нежному сердцу, отравила пониманием. «Убей принца и вернись к нам!» — шептали сёстры, выменявшие острый спасительный нож на свои длинные чудесные волосы. «Омой кровью Принца свои ноги», — продолжали они. «Либо ты, либо он». Ариэль послушала влюблённое сердце, и океан сожрал её с потрохами… Он не жаловал предателей. Мало кто знал, чем сказка окончилась на самом деле. Что Тритон, сам не свой от горя, вызвал такой шторм, что все корабли, бывшие в воде, потонули. А черепа несносного Принца и его возлюбленной по сей день украшают пики золотоносного Дворца. Почему-то об этом никто не говорит: несчастливый конец для сказки про сладкую парочку. — Трагичная история. Трагичная и скучная до невозможности. Йоко кривит бледные губы и думает, что это всё не для неё: эгоистичная русалка и глупый принц, не видящий дальше своего красивого носа. Маленькая притча о том, как не нужно делать: не нужно спасать утопающих, не нужно лезть в чужую смерть, не нужно думать сердцем. А то хуже будет. Хуже — это до смерти, порой. — Ты ничего не смыслишь в любви, — твердили другие сирены, расчёсывая длинные густые волосы золотым гребнем. Всё, чем они занимались, так это сушили гибкие хвосты на острых рифах и плели из ракушек бусы. А ещё рассказывали друг другу истории о прекрасных юношах, чьи распухшие тела теперь, наверняка, гниют на дне морском. Служат едой не только жадным сердцам, но и треске. — Будто вы знаете, — одёргивала старших Йоко и закатывала глаза в раздражении. Русалки твердили «не смыслишь» и снова поднимались наверх, губя моряков чудесными голосами. Корабли тонули без капитанов, моряки ныряли в шторм, убаюканные сладкими голосами. А Йоко просто… делала вид, что не слышит, как океан поглощает очередную жертву. Его подношение. Не слышать — это правильно. Не видеть и не замечать — проще.***
«В пятнадцать лет русалки могут подняться на поверхность, чтобы увидеть солнце, небо и впервые вздохнуть чистым воздухом». Йоко морское солнце нравилось больше земного. Точнее, его искаженный толщью воды вид нравился больше, а не огромный режущий глаза жёлтый шар. Что в нём такое было, она не знала, но с каждым разом, пресекая сопротивление тяжелой воды, тянулась всё ближе и ближе. Погреться в тёплых лучах или увидеть прекрасный восход/закат. — Круг, как круг, — упрямо тянула она, щурясь сильнее и сильнее. — Корабли, как корабли. А живые люди были похожи на обычных тритонов. Только вместо хвоста у тех торчали две палки из кожи и мяса, обмотанные тряпьем. Наверное, там неприлично выставлять тело напоказ. Или просто холодно, раз кутаются человеки* в три слоя ткани, да ещё и шкурой животного прикрываются. Смешные. — И вовсе ничего особенного… — кривила душой сирена, цепляя взглядом двуногое создание. Те, сверкая белозубой улыбкой, чаще всего стояли на мостике с подзорной трубой наперевес и делали такой вид, будто они многое повидали и знают больше, чем надо. «Забавные», — думала Йоко. Моряки украшали мыс корабля вырезанными из дерева девицами в платьях или, напротив, нагими богинями с длинными вьющимися волосами и прекрасными русалками. «На удачу», — думали те. В море только удача и выручала, деля свой пьедестал с опытом и силой. Йоко улыбалась, цепляясь тонкими холодными пальцами за острые выступы. Деревянное дно корабля приятно ощущалось под ладонями, а неторопливое движение морского судна баюкало похлеще колыбели матери. Ей исполнилось пятнадцать в декабре. В январе Йоко повстречала мальчика…***
Итачи шесть лет. Он по праву считается гением клана, отлично владеет чакрой и уже контролирует собственные эмоции, получше некоторых чуунинов. Талантливый человек талантлив во всём, не так ли? Учиха тому подтверждение. Говорят, он до одурения похож на Мадару — не лицом, но силой. Итачи смотрит на портрет далекого родственника и не видит ничего общего, кроме характерных учиховских черт. Ну волосы, ну чёрные — и что с того? Глаза тёмные, кожа бледная. Все из его клана, по правде говоря, похожи друг на друга. — Мадара, как и ты, — говорит мать, замешивая тесто на пирог, — был гениальным шиноби. Он многое умел с раннего детства, долго тренировался и всегда побеждал. Его сила — это сочетание недюжего таланта и многочасовых тренировок. Большинство техник, которыми мы пользуемся, достались нам от него. Когда-нибудь и про тебя будут говорить подобное, милый. А теперь помоги матери немного, порежь яблоки. — Хорошо, — рукоять стального ножа в детской руке смотрится неправильно, совершенно точно неправильно. Микото поджимает губы и отворачивается, борясь с желанием отшвырнуть чёртов нож в сторону и дать собственному ребенку хотя бы каплю настоящего счастья. Но она не делает ничего. Впрочем, как и всегда. На кухне пахнет свежей выпечкой и яблоками. Мама улыбается и рассказывает легенды, иногда переходя на шепот для пущей убедительности или чтобы страха нагнать. Итачи запоминает эти чудесные минуты счастья… Ведь два года назад всё было по-другому: и мир, утопающий в крови, и люди, потерявшие семьи, и запах гари повсюду. Ему было четыре, когда началась Третья Мировая Война Шиноби. Ему было четыре, когда обгоревший труп придавил хрупкое тельце к земле. Итачи видел войну. Видел и больше не хочет. Учиха тренируется в поте лица, преодолевая одно препятствие за другим. «Удивительное трудолюбие; поразительное упорство; юный гений» — так говорят про него соклановцы, горделиво вскидывая голову кверху. Итачи лишь кивает головой на очередную похвалу, пряча усталые глаза за отросшей чёлкой. Он зарывается в книги с головой, пытаясь выудить из истории ответ на один единственный вопрос: «Почему люди убивают друг друга?» Ответа нет. Насилие оправдывают жаждой власти и силы. Итачи этого не понимает. Итачи сжимает кунай сильнее, вонзая острие в толстый ствол векового дуба. — Что не так с этим миром? Мальчишка впервые на корабле, пресекающем море, и он не умеет плавать. Это служит отправной точкой.***
Йоко видит, как пламя окутывает судно. Слышатся крики, громкие просьбы о помощи и редкие молитвы. Пираты на громоздком корабле покидают место сражения, видимо, получив от несчастных то, что они хотели. Редкие выжившие бросаются в воду, отдавая судьбу в руки безразличному ледяному морю. На небесах нет и намёка на серые грозовые тучи, а лёгкий ветер приятно ласкает влажную кожу. В такие дни люди берут корзину с обедом и идут в парк, наслаждаясь чудесными буднями, а не захлёбываются собственной кровью. У каждого своя судьба. На всё воля Божья. Аминь. Наверное, у русалок совсем нет жалости или сострадания (хотя, имеется два сердца). Потому что Йоко смотрит на чужую смерть так, будто ничего особенного не видит. Ну, тонут люди и что? Все рано или поздно умирают. Только по-разному. Люди в большей опасности, но русалки же в этом не виноваты. Просто так совпало, просто человеческая жажда власти лишает разума и чести. Она ныряет, отчего солнце перестаёт слепить глаза, и продолжает наблюдать за едва заметными вдалеке огненными всполохами. Сирена подплывает ближе, крутя головой во все стороны, и цепляется взглядом за крохотное создание. Испуганный маленький ребёнок захлёбывается солёной водой, размахивает руками и пытается всплыть. «Не получится, — думает про себя белокурая. На ноге у ребёнка кровоточащие раны, а от самого тела жутко пахнет металлом. — Спас себя от кинжала, а от воды не смог». Хрупкое тельце изгибается в причудливом танце, двигается с каждым разом медленнее, тянется наверх из последних сил, но не выходит. Бог не на стороне мальчишки, а вода слишком прожорлива, чтобы отдать еду просто так. Но вот наконец она настигла принца, который уже почти совсем выбился из сил и не мог больше плыть по бурному морю; руки и ноги отказались ему служить, а прелестные глаза закрылись; он умер бы, не явись ему на помощь русалочка…* Выдох. Йоко делает то, что не делала никогда, — вмешивается в чужую судьбу. Как та самая Ариэль из глупой сказки. Они не похожи! Подхватить неугомонное чадо не так просто, как кажется. Тот намеренно не собирается терять сознание, а только вскрикивает, когда видит перед собой девушку с рыбьим хвостом. Воздух стремительно покидает лёгкие маленького человечка. Мёртвые тела по четыре стороны ничем не помогают. Во всяком случае, точно не обнадеживают. Чёрные глаза широко распахиваются и кунай мигом сжимается детской рукой. Йоко хмурится, резко хватает брюнета за шкирку и тащит наверх, преодолевая сопротивление воды. «Люди не могут жить без воздуха», — вспоминается ей, пока мелкое недоразумение хватает руками воду. Кунай покидает ослабевшие пальцы… У мальчишки паника; у всех бы была. Уже на поверхности Итачи теряет сознание… — Умер, что ли? — сама у себя спрашивает девушка и отвешивает мальчишке звонкую пощёчину. Тот рефлекторно дёргается. — Или не умер. За спиной полыхает судно.***
Ещё недавно Итачи плыл на корабле, окруженный командой и парой шиноби ранга А, которые просто не смогли противостоять опасным выдрессированным нукенинам. У него была миссия и полная уверенность в собственных силах. Но это утро мальчик встречает совершенно один. На нём нет и намёка на одежду, но отчего-то совершенно не холодно. Наверное, потому что спину приятно обдаёт теплом, да и тут… А где тут? Он резко поднимается, тут же согнувшись пополам от боли, и стонет. Взгляд опускается ниже. На полученные недавно раны наложена странная трава, крепко прилипшая к телу, словно та была живая. — Лучше бы ты не делал никаких резких движений, — незнакомый женский голос заставляет Учиху поднять голову и округлить глаза в испуге. Длинные светлые волосы закрывали верхнюю часть оголенного тела девушки. Глаза той опасливо поблёскивали в тусклом свете помещения (пещеры, скорее всего). Но Итачи смутила вовсе не обнаженная девица, его напугал длинный хвост, покрытый сверкающей чешуёй, как у речных рыбок. Существо слабо тянуло на человека да и техникой от него (неё?) не веяло. — И не смотри на меня так, а то сожру. Съест?.. Подавится. — Что ты такое? — взгляд-лед. — Какая невоспитанная малявка, — чудище закатывает глаза и принюхивается. — О, ты уже не так сильно воняешь кровью, значит акул можно не остерегаться. Каких ещё?.. Ох, у мальчика тут же разболелась голова. — Я спросил, что ты такое, — Итачи прижимает руку к груди, ничуть не смущаясь собственной наготы. Шиноби учат преодолевать собственные слабости. Поблизости нет ничего более или менее походящего на оружие. — Русалка, сирена, просто чудо? — девчонка подмигивает весело, придвигаясь чуть ближе. — У тебя повреждены потоки чакры, так что техники под строгим запретом, если ты, конечно, до конца жизни не хочешь быть обычным человеком. Мне без разницы, это твоё решение. — Русалок не существует. — А хорошие люди никогда не страдают, — парирует она. — Не стоит верить всему, что говорят. И, кажется, я спасла тебя, где моя благодарность? — Моя семья богата и… тебе не это нужно, не так ли? — Неа, — она мотает головой в отрицании. — Мне нужен друг. — Что? — Д-р-у-г, — по буквам повторяет она. — Человеческий, с двумя ногами и тёплый, как ваше солнце. Итачи не мог отказать: он был не в том положении.