Кофе с амаретто

У каждого есть свои тараканы в голове. У кого-то они маленькие, незаметные и никому не досаждают, а у кого-то они еле помещаются в голове. Так или иначе, люди привыкли списывать свои ошибки на каких-то насекомых, снимая с себя ответственность. Бывает, я тоже этим страдаю. Особенно в такие, по сути, неловкие моменты, как этот. Нужно просто тихонечко, чтобы пол не скрипнул, чтобы ничего нигде не упало, смыться. Не дай боги, он проснётся. Нет-нет-нет. Просто тихо, по стеночке, в коридор да на улицу. И плевать, что в одних семейниках, только бы подальше от этого незнакомца, которого я закатал до полуобморочного состояния, а одеться можно и за дверью. В чем дело? Хм, всё очень просто и сложно одновременно. У меня расстройство сексуального поведения, гиперсексуальность. Как сказал мой психиатр — слабая форма сатириазиса. Я не контролирую себя, но это происходит приступами. Седативные помогают, если не забывать их пить, что я иногда делаю. И не пить алкоголь, что я делаю чуть чаще. Но чаще всего срыв происходит не из-за пропущенной таблетки или выпитого алкоголя, а если я нахожу альфу, на запахе которого меня зацикливает, и тогда всё, тушите свет. К сожалению, заболевание передалось наследственно. Меня воспитывал отец, а папа… А что папа? Скрылся в закат, не в силах сдерживать свои желания. Отца ему было мало. В школе пришлось несладко, быть сыном шлюхи, ну кому такое пожелаешь? Но я не сломался. Ровно до полового созревания, когда я понял, что папочка всё же оставил мне свой подарочек. В течку отец запирал меня в комнате, выпуская только тогда, когда она кончалась. В остальное время следить за мной не утруждался, просто проезжаясь ремнём по заднице каждый раз, когда я не ночевал дома. Но, несмотря на наказания да постоянные упрёки в мой адрес, психиатра и седативные он оплачивал без задержки. То, как отец и врач сошлись, я не заметил. Всё моё внимание тогда было обращено на более крупную проблему… Я залетел. Первый и единственный аборт прошёл легко. После чего, по медицинским показаниям и с доброй руки мистера Никольсона, мне перевязали трубы. Во избежание ещё таких сюрпризов в будущем. За исключением редких приступов жил я нормальной полноценной жизнью и даже смог окончить университет. К сожалению, отец об этом не узнал. Он умер от рака лёгких два года назад, буквально за год до получения мною высшего образования. Никольсон вернуться в свой дом не решился, оставшись со мной в трёхкомнатной квартире, а я был и не против. Остаться один на один со взрослой жизнью, где твоё тело подконтрольно болезни, было страшно. И вот, в очередной раз захожу домой, ловя на себе пристальный и усталый взгляд омеги. Никакого презрения, никаких нравоучений, просто молчаливый усталый вопрос. — Опять, — вздохнул я, разуваясь. — Причина? — спросил отчим, гоняя по кружке чаинки. — Я завтрак сделал, — всё так же безразлично добавил омега. — Ну, судя по тому, что я уходил на день рождения друга, то алкоголь, — ответил я, направляясь в ванную. — В угол встать? Ремень подать? — А толку? — усмехнулся омега, прекрасно понимая, что бороться со мной бесполезно. Хотя было одно решение, один недоказанный слух о том, что больные с подобными отклонениями прекращали свои загулы, найдя истинного. Правда, истинный выл, мужался и прятался по углам от такого «подарка» судьбы, и всё же… Самая ирония была в том, что истинные – нечто вроде сказки. Доказать, что мы именно истинная пара, было невозможно, как и, в некоторых случаях, понять. Но были пары, которые подходили друг другу так явно, что окружающим верилось в красивую сказку. К сожалению, я уже ни в какие сказки не верил… Реальность была грязной, как и моё тело. Горячий душ заставил кожу раскраснеться. Я закутался в мягкий банный халат и вылез в прохладу коридора. Пройтись босыми ногами по кафелю, налить себе кофе, разбавить его ложкой амаретто, сесть напротив Никольсона и запихнуть в себя пару блинчиков. — Тебе так нравится амаретто? — вдруг спросил омега, как-то задумчиво вглядываясь в мой кофе. — Ага. С детства люблю этот вкус и аромат. А что? — спросил я, засунув в рот ещё один блинчик. Никольсон редко спрашивал что-то, что не имело бы прямого практического значения, так что подобный вопрос сильно удивил. — Да плохо это, — протянул омега, опустив голову лбом на скрещенные пальцы. — Не важно. Ты сегодня на работу идёшь? — А куда я денусь? А у тебя ночная смена, да? — спросил я, допивая кофе, и махнул рукой на заскоки отчима. В конце концов, каждый имеет право на своих насекомых в черепной коробке. — Сутки. Не твори глупостей, хорошо? Хотя, кого я об этом прошу, — вздохнул Никольсон, поднимаясь. — Ужин не делал, сам разберёшься, не маленький. — Спасибо, — улыбнулся я. Готовить я любил, но времени хватало редко, да и настроение в последнее время было ниже плинтуса. Отчим ушёл собираться на работу, а я ещё немного посидел. Работал я, кстати, продавцом в ювелирном. Умею найти подход к каждому и всучить, кроме нужного, ещё пару безделушек подешевле или подороже, тут уже от платежеспособности клиента зависело. Белая рубашка, черные обтягивающее штаны, черные кеды и всё, я — прекрасен. Сумка за плечо и на работу. Очередная вереница лиц, просто любопытных и тех, кто действительно пришёл что-то присмотреть. К несчастью, знакомые лица. Беременный омега и альфа, который держал в руках с десяток пакетов. Омега придирчиво рассматривал браслеты, хмуря вздёрнутый носик, а я улыбался, фальшиво, вежливо. Альфу передёрнуло, он побледнел, скосившись на мужа, а я подошёл ближе. — Помочь? У нас новое поступление. Вот эти серебряные браслетики. К ним можно присмотреть шарики с напылением или камнями, в том числе полудрагоценными. Не броско, но мило, — улыбался я, нахваливая россыпь цветных шариков. — Так же у нас есть более классические браслеты. Или, быть может, вас заинтересует золото? У вас очень изящные запястья, вам пойдут эти тонкие косички, — указал я на залежавшийся браслет. Слишком простой и невзрачный, его надо было уже поскорее слить в добрые руки. — А покажите, — заинтересовался омега, и я достал тонкий браслетик, ловко застегнул его на ручке омеги и улыбнулся, сияя аки лампочка. — Вот видите, великолепно смотрится, — завершил я уговоры клиента. — Милый, ты согласен? — спросил омега, даже не оглянувшись на мужа. — Да, милый, — согласился тот, нервно сглотнув. Простите, мужчина, я помню вас только по тому, что утром вы проснулись раньше и пытались выпытать моё имя, умоляя разойтись мирно и без скандалов. Ведь тогда вы уже были замужем. Оформив покупку, пожелал паре удачной семейной жизни и облегченно вздохнул, стоило им скрыться с горизонта. Отчасти я ненавидел свою природу, отчасти относился с иронией. В скольких сложных хитросплетениях отношений я только не оставил свой след. Рабочий день окончился, и я, попрощавшись с охранником, который шарахался от меня, как от чумы, по очевидным причинам, будучи предупреждённым заранее о моих особенностях, отправился домой. Тут я вспомнил, что отчим оставил меня без ужина, и свернул в круглосуточный супермаркет, прокручивая в голове сотни рецептов рыбных блюд. Стоя у витрины с овощами, почувствовал напряжение нервов раньше, чем учуял сладкий, приторный, но слабый запах альфы. Облизнув губы, я глянул по сторонам, тут же прикусил губу, пытаясь вернуть себе здравомыслие хотя бы на пару минут, и вздрогнул, ощутив плечом прикосновение чьей-то ладони. — Простите, а чем вы заняты в этот дивный вечер? Могу ли я пригласить вас на ужин? — спросил высокий брюнет с очаровательными синими глазами, похожими на небо в преддверии урагана. И это от него несло тем, что ломало похлеще ударной дозы алкоголя. — Можете, — кивнул я, оглядывая выделяющиеся скулы, упругие бледные губы и подбородок с легкой щетиной. Под клетчатой синей рубашкой явно пряталось спортивное подтянутое тело, и я снова невольно облизнулся. — Клаус Маранди, шеф-повар и владелец сети итальянских ресторанов, — сверкнул улыбкой мужчина, у которого явно затесались в корнях итальянцы. — Ян. Просто Ян, — улыбнулся я, соврав так же легко, как и всегда, забыв об ужине, потому что понимал, есть я буду только утром и только завтрак. Альфа улыбнулся, заметив моё восхищение им, а во мне всё тише звучал голос рассудка, который нравоучительно повторял то, что я знаю уже давно. «Ты больной, Никки». Но сделать что-то с этим неправильным желанием я не мог. И даже выпей я сейчас седативные, вряд ли это поможет. Точнее я знаю, что не поможет. Будто моё место занял расчетливый, похотливый и ненасытный омега, которому наплевать на мораль, эмоции и муки совести. Я видел цель, а значит, мог прибегнуть к любым средствам, чтобы добраться до неё и получить желаемое. Альфе, кажется, слишком приглянулся изящный омега в обтягивающих штанах с запахом кофе, слишком резким, по мнению некоторых альф, чтобы он мог увидеть подвох. Мои волосы были осветлены, но шоколадные корни уже успели отрасти, придавая изюминку. Я пошёл за ним, как загипнотизированный, подождал, пока он оплатит свои покупки, и, напрочь забыв о своих, позволил горячей руке лечь на мою талию, утягивая на стоянку. В машине я дышал приоткрытым ртом, но не чтобы справиться с собой, прийти в себя и сбежать, нет. То, что проснулось во мне, знало, как обольстить, и как не спугнуть добычу. А альфа воспринимался именно как добыча. Сладкая, желанная и сама прибежавшая в мои руки. Он рассказывал мне какую-то смешную историю из своей жизни, а я улыбался. Мило, обольстительно, заставляя улыбнуться в ответ. К счастью, до дома мы добрались быстро. Краем сознания я понимал, это мой дом, мой подъезд, однако сил для сопротивления своей болезни у меня бы не нашлось, даже если бы я не смирился со своей природой. Квартира была похожа на моё жильё, разве что обстановка была дороже, и тут явно поработал дизайнер. Альфа прошёл на кухню, предлагая мне выпить, пока он будет удивлять меня своими шедеврами, но у меня были другие планы. Никаких эмоций, никаких отношений, никаких привязанностей. Только секс. Остальное несёт за собой ненужные проблемы. Тем более, что альфа оказался новым соседом снизу. — Мы оба знаем, чем закончится вечер, давай без прелюдий, — попросил я, подходя сзади, и поднял рубашку, пройдясь пальцами по дорожке волос на животе. — Хочу, — выдохнул я, утыкаясь носом в спину альфы. Пряный, опьяняющий… Он пах так, что чем больше я вдыхал, тем больше хотелось. Я задыхался, я сходил с ума не только своей больной частью рассудка, но и той, что всегда оставалась частично трезвой, наблюдая за всем со стороны. — Страстный, — довольно прошептал альфа, улыбаясь. Развернувшись ко мне лицом и запустив свои ладони мне на спину, притянул к себе, целуя. Сколько бы раз меня ни клинило, скольких бы альф я ни получал, все отличались излишней нежностью, сдержанностью, будто бы я мог сломаться в их руках. Но Клаус, слегка вздрогнув от укуса в нижнюю губу, напористо прижался, терзая в ответ мои губы. Возбуждение с новой силой скрутило нервы, и я застонал, разрывая рубашку на альфе. Как животное, я нападал, добирался до его тела, прикусывая кожу на шее, на груди, спускаясь вниз, доставая трясущимися руками, будто какой-то наркоман, дорвавшийся до дозы, его возбужденный член. Альфа сжал пальцами край столешницы, когда я облизнул его на всю длину и взял в рот. Горьковатый, солёный, пьянящий аромат амаретто. Только сейчас я различил, что же так сводило с ума. Где-то глубоко внутри отразились слова отчима, его вопрос с утра. Он знал, он учуял нового соседа и понял, чем всё это обернётся, но не сказал. Да и что это могло изменить? Пальцы сжали волосы на затылке, слегка замедляя темп. Мои штаны намокли от возбуждения, и я сжал рукой член через плотную ткань. Альфа оттолкнул меня от себя, проводя пальцами по щеке, явно любуясь мной, а после нетерпеливо притянул к себе, расстёгивая штаны, стянул их вместе с бельем и толкнул лицом к стене. И через пару секунд влажные пальцы довольно грубо проникли в меня, вышибая воздух из лёгких. Я прогнулся навстречу смелой ласке, уловив довольную усмешку краем уха, которое тут же прикусили. Альфа не растягивал, не издевался, он просто подготавливал, резко, быстро и довольно жестко. Когда в меня вошёл его большой и горячий член, я простонал, довольно протяжно, откинув голову на плечо альфы. Его руки мягко скользнули по животу, успокаивая, давая время привыкнуть. — Не хрустальный, — огрызнулся я, дернувшись назад, сжимая его внутри себя, от чего сам же вскрикнул, дрожа телом от поглощающих всё ощущений. Вот бы ещё дойти до края, вот бы сорваться в это оглушительное удовольствие, наступающее у меня так редко. — Сам сказал, — ехидно отметил альфа, сжимая мои бедра, и начал двигаться. На всю длину, резко, выбивая каждым движением вскрик, пуская по телу растущую дрожь. Клаус выдыхал сквозь сжатые зубы, оставляя сильной хваткой следы на бледной коже. Разум помахал ручкой, окончательно оставив меня во власти безоглядного желания. Я просил ещё, больше, глубже, стоны срывались с губ между судорожными вдохами. Кислорода мучительно не хватало, а обжигающий запах альфы опадал пряным сладко-горьким вкусом на губы. Альфа прорычал что-то до безобразия неуместно нежное, и я задрожал всем телом, испачкав его ладонь, которая легла на пульсирующий член. — Может быть, мы всё же поужинаем? — спросил Клаус, успокаивающе гладя по бёдрам. Я усмехнулся, оборачиваясь, и утянул любовника в глубокий страстный поцелуй. Альфа не сдержался и толкнулся снова. А ведь он так и не кончил. Вот ведь настырный. — В спальню, — отрезал я, упираясь ладонями в стену. Альфа зашипел, прижимая меня к холодной поверхности снова, ясно давая понять, что мы останемся здесь. Я, собственно, был не против. Глубокие размеренные толчки разливали приятное, но куда более слабое удовольствие по телу. Я прогибался вслед жарким ласкам альфы, облизывая пересохшие губы, и тихо постанывал, скользя пальцами по обоям. — Почему только секс? — прорычал альфа, замирая, сдерживаясь, хотя я всей кожей ощущал, что это даётся ему с большим трудом. Должен отдать должное, страсть Клауса едва ли уступала моей. Злость кольнула меня изнутри, и я подался назад, сжимаясь. Слишком много вопросов, слишком много желания знать меня. Мне нужно только его тело и этот умопомрачительный запах. Насытиться им, чтобы быть свободным от самого себя. — Бесишь, — прошипел я, обернувшись. Поймав мой злой взгляд, альфа уткнулся носом мне в висок, скользнул кончиком носа ниже, прикусил плечо, посылая волну мурашек по спине. Я довольно выдохнул, пытаясь задать свой ритм. Грубее, глубже, без всей этой ванильной нежности. Альфа вышел из меня, и в следующий миг я ощутил, как горячее семя испачкало мою спину и край рубашки. Плевать. Недовольный стон сорвался с моих губ, и я развернулся лицом к своему случайному любовнику, притягивая в новый, ещё более животный поцелуй, не давая опомниться, выдать новую ненужную фигню про более близкое знакомство. Толкнув альфу в плечи, повёл наугад в направлении горизонтальной поверхности. Клаус подхватил меня на середине пути, прижимая к своему разгоряченному телу, и понёс дальше сам, смирившись с настроем вздорного омеги. Меня кинули на кровать, быстро сдергивая с себя расстёгнутую рубашку, которая полетела куда-то в сторону окна, и нависли сверху, покрывая обнаженные плечи колючими, обжигающими поцелуями. Из-под меня выдернули спешно расстегнутую мною рубашку, тут же подхватили под лопатки и перевернули, прикусывая кожу вдоль позвоночника. Я поднял бедра, помогая любовнику сдернуть штаны, освобождая мои худые ноги, и вскрикнул, когда альфа раздвинул пальцами ягодицы, проходясь щедрым движением языка по пульсирующему отверстию. — Что ты… Договорить мне не дали, слова утонули в протяжном довольном стоне, который сорвался с моих губ, когда альфа углубил смелую ласку. Я сжал пальцами одеяло, позволяя альфе вести в этом животном порыве. Комната наполнялась удушливым ароматом кофе и алкоголя, и желание с новой силой скручивало внутренности, заставляя раскрыться шире, раздвинуть ноги так, чтобы альфа с легкостью мог продолжать эту пытку. — Трахни уже! — не выдержал я, приподнимаясь на локтях и оглядываясь. Клаус выпрямился, огладив пальцами мои ягодицы, разглядывая меня с таким интересом, что у меня заалели уши. Заметив мою реакцию, альфа медленно начал входить в меня, и я прикусил губу, выгибаясь навстречу ладони, медленно ползущей вверх по спине. Пальцы схватили меня за волосы, вскидывая мою голову как раз в тот момент, когда член вошёл до упора, заполняя собой всё. С моих губ сорвался короткий вздох, и Клаус так же двинулся обратно, покидая меня слишком, чертовски, мучительно медленно. — Луу, — протянул я, но тут же едва не прикусил себе язык, когда волосы натянули, как, собственно, и меня, войдя резко, грубо, до звёздочек перед глазами. — Да, — простонал я, выгибаясь, принимая в себя напористого альфу, сжимая пальцы на ткани. Как же было приятно потерять контроль, не управлять, не упрашивать продолжить или взять меня так, чтобы мне потом было больно сидеть. Это было так хорошо, что я едва ли не плакал от этих ощущений, благодаря бога, в которого не верил, за этот чудный вечер. Альфа прижался к моей спине грудью, провёл языком по шее, прикусил, вдыхая мой аромат, огладил живот ладонью, другой сжимая бедра и не давая сбавить темпа. Пальцы сжались вокруг моего соска, посылая новые и новые волны болезненного удовольствия, стекающие внутри, под кожей, до паха, превращающиеся там в настоящее безумное пламя. Я кричал, срывая голос, охваченный новым оргазмом. Казалось, каждая клеточка моего организма разлетается на тысячи кусочков. Меня потряхивало, как при лихорадке, и губы Клауса, оставляющие влажные поцелуи на разгоряченной коже, только усугубляли ситуацию. Альфа покинул меня, и я обернулся, непонимающе глядя на любовника. Вот что за несносный альфа? Сам ведь не кончил, но даже не думает и дальше меня развлекать! Скрипнув зубами, подполз к краю кровати, схватив Клауса за самое ценное, прекрасное, горячее и напряженное, тут же облизал языком головку. Ехидно глянул наверх, обхватил губами и заглотил. О да, стон разнесся по комнате, отзываясь волной удовлетворения внутри меня. Слегка горький, соленый, с привкусом моей собственной смазки. Я отпустил его, чтобы тут же пройтись языком по всей длине. Альфа положил ладонь мне на затылок, поглаживая пальцами кожу за ушами, и я прикрыл глаза, наслаждаясь этой незатейливой лаской. Обхватил головку, поиграл с ней языком, полностью отдался этому занятию. Вырисовывал узоры, прикусывал кожу на бедре, дразня, заглядывал в глаза альфы, который не отрывал от меня взгляда. Альфа кончил, когда я в очередной раз взял его до яиц и я едва не подавился. Отстранившись, облизал губы, а после слизал остатки белых капель с подрагивающего члена любовника. — Ужин? — спросил хрипло альфа, хотя по его виду явно читалось желание продолжить уже в новой позе, снова подмять меня, наполнить собой. — Ещё? — таким же тоном спросил я, раздвигая ноги, и упал спиной на кровать. Взгляд из-под ресниц на альфу, и у того снова работает переключатель. Без прелюдий и неуместных ласк, он входит сразу, на всю длину, вырывая из меня скулёж. Слишком. Это так прекрасно, что даже в какой-то степени ужасно. Ногти оставляют на плечах альфы царапины, срываясь с влажной кожи. Обхватив ногами, наслаждаюсь ощущением горячей плоти. От жестких поцелуев губы уже припухли и их саднит, но Клаус снова их кусает, проглатывая мой стон. Я теряюсь в ощущениях, в его прикосновениях, в его неугасающем напоре. Я сам готов умолять остановиться, разойтись миром, как это делали попавшие в мои руки альфы. Клаус прикусывает кожу на шее, едва ли не до крови, остановившись в шаге от того, чтобы превратить укус в метку, и кончил, выходя из меня, тяжело дыша, упираясь лбом в мою грудь. Я смотрю в потолок и вижу скачущие точки, в голове ударами сердца отражается размазывающее по поверхности удовольствие. Альфа усмехается, целуя меня в губы, заглядывает в глаза с немыслимой смесью эмоций, и, улыбаясь не спрашивает, а утверждает. — А теперь точно ужин. Я сглатываю, разглядывая фигуру выпрямившегося альфы. Слишком хорошо, настолько, что это, пожалуй, лучший приступ, что случался со мной. Он берёт свою одежду с пола, кидает на меня сытый взгляд и идёт в ванную. Тело подрывается быстрее, чем хотелось бы. Обтереться, натянуть штаны и прочь. Совесть уколола меня снова, я остановился, но лишь для того, чтобы оставить в блокноте с расписанием каких-то встреч, висящем на входной двери, короткое послание. «Благодарю за отличный вечер. Ты просто потрясный любовник. Прошу меня не искать, с наилучшими пожеланиями не-Ян». И пока альфа не вышел из душа, быстро исчезаю за дверью его квартиры, бегом направляясь к себе. Судорожно попасть ключами в замочную скважину, открыть дверь, прошмыгнуть, захлопнуть, опереться о неё спиной и рассмеяться. Несколько истерично, нервно. С щедрой долей жалости к себе. С сожалением, с болью, которая разъедает каждый раз. Если бы я не был болен, я мог бы попытать счастье с великолепным альфой, но… Шлюха изменит ему уже через месяц, очнувшись в койке очередного любовника на одну ночь. Я буду всё помнить, но ничего не смогу исправить. Поэтому лучше даже не начинать, не пытаться, не приносить эту грязь в чужую жизнь. Подавив жажду удариться затылком о дверь, поднялся и направился в душ. И пусть сейчас я не ощущал себя грязным, однако неприятный осадок остался. Но, скорее от того, как я поступил с альфой, чем от ситуации в целом. Стараясь ни о чем не думать, смыл с тела следы секса, и отправился прямо в кровать. Мышцы ломило от усталости, а пятая точка нещадно болела. Упав лицом в большую мягкую подушку, закрыл глаза и попытался вспомнить то время, когда не было забот. Где был отец, сказки на ночь, горячее молоко с корицей и всё казалось таким добрым и радужным. А ещё там были мечты. Глупые, детские. О своей счастливой семье, о жирном пушистом коте, которого мне запрещал завести отец, и о том, что у меня будет много друзей. Но ничего из этого не пришло. И разве что я могу завести кота, но уже не хочется. Уже ничего не хочется. Только лечь, закрыть глаза, и больше не просыпаться.