* * *
Им сам не помнил, как поднялся с помощью Чансона и тихо поплёлся домой, зная, что нападения на людей можно не ждать ещё восемь дней, пока солнце снова не сядет после своего грандиозного двадцатичетырёхчасового появления. Сони уже точно ожидала его в уютной гостиной, пытаясь задобрить маленького Югёма различными вкусняшками. А малыш, Джебом мог поспорить на миллион вон, отказывался кушать, пока папа не вернётся домой. В воздухе всё так же витала кровавая пыль, оседающая на разорванной одежде и приводящая в ужас случайных прохожих, спешащих на работу. Луна понемногу белела, что означало, что, по старым меркам, наступало утро. Которое уже много лет не было ярким и цветным. Климат сбился: снег иногда выпадал летом, а цветы благоухали зимой, окутывая город сладким ароматом. Жена Джебома тоже всегда любила цветы, особенно фиалки, она выращивала их даже на подоконнике. Квартира встретила его неприятным запахом сгоревшего завтрака и детскими криками, разносившимися по всей квартире нестройным эхо. В гостиной, по непонятной причине, были разбросаны почти все игрушки их сына, что было совсем не свойственно чистолюбивой Сони. Обычно она сразу после игр с сыном собирала все игрушки, тут же укладывала их в большую коробку и ставила на шкаф, чтобы Югём не мог их самостоятельно достать и снова раскидать. Да и сгоревший ужин… Молодая госпожа Им ходила на кулинарные курсы, и приготовить куриные крылышки для неё было проще простого. — Югём, ты где? — у Джебома пересохло в горле, когда он услышал, как перевернулась, очевидно, кроватка его сына. Мальчик ещё сильнее заплакал, либо от боли, либо от испуга. Сокол задержал дыхание и бросился в детскую комнату, где в перевёрнутой колыбели плакал его сын, весь красный, он был запачкан кровью, и не столько человеческой, сколько чёрной и густой, принадлежащей явно ночной фурии. Одним быстрым движением охотник взял на руки ребёнка и прижал его к груди, где сердце, побив все рекорды по скорости сердечного ритма, готово было проломить себе путь на волю через рёбра и плоть. Малыш захлёбывался в собственных слезах и не мог произнести даже слово «папа», не икнув перед этим. Его маленькие ручки дрожали, как и всё пухленькое, но от этого не менее хрупкое, тельце. Странные кровавые следы вели на балкон, и Джебом, от природы не глупый парень, догадывался, что обнаружит там следы борьбы, результат которой ему, как и его сыну, вряд ли понравится. Огромное количество чёрной крови говорило о том, что Сони до последнего держала верх в попытках защитить годовалого сына. Горечь скопилась во рту и, попав в организм, распространилась по всему телу, как яд, проникая в каждый орган, каждую клеточку и отравляя всё, что попадалось на его пути изнутри. — Прости, сынок, папа не успел, — Сокол зарылся лицом в реденькие волосики сына и громко всхлипнул, ощущая на мальчике сладкий аромат любимых духов жены. — Больше с тобой ничего плохого не случится, обещаю. Папа позаботится о том, чтобы нас больше не беспокоили эти мерзкие создания, — душа разрывалась от громких детских криков, похожих скорее на хрипы. Голос малыша сорвался, и он уже почти беззвучно хватал ртом воздух, задыхаясь от собственной истерики. — Не плачь, сынок. Папа защитит тебя.Пролог.
27 мая 2017 г. в 13:16
Есть тысячи причин, по которым Джебом выбрал эту странную и опасную профессию. Есть тысячи причин, почему он всё ещё жив. Есть тысячи причин, оборванных в невзрачные словосочетания и предложения. Есть тысячи имён, есть тысячи фамилий, есть тысяча личностей. Есть тысяча улыбок, удерживающих его на плаву, и тысячи взглядов, поддерживающих его в любом незначительном деле. Есть тысячи жизней против его одной.
Если у него спросят, почему он продолжал держаться за существование людей, которые даже не в курсе о его жертвах, он без запинки ответит, что любой из них мог оказаться тем, кто будет рядом с его семьёй, если с ним что-нибудь произойдёт. А ещё он молча воспроизведёт в своей голове отцовским голосом одну простую истину: «Совершают поступки те, кто боится и борется со страхом». Джебом боролся со своим, проливая чужую чёрную кровь.
В его стране уже пятьдесят три дня не освещало мягкими лучами большие города солнце. Казалось, будто оно ушло в спячку и вот-вот проснётся, затмевая своим свечением постоянную луну — единственный естественный источник света в непроглядной темноте. Вот уже как восемьдесят три года алая луна господствовала на небе долгие шестьдесят дней, чтобы после уступить своё место всего лишь на один день самой большой звезде в солнечной системе.
Парень коснулся коротких волос, тёмных и колючих, напоминающих всю его жизнь и бросил беглый взгляд в зеркало, который моментально упал на сильную птицу, изображённую на его шее. Сокол или, как его прозвали, капитан второго ранга Им всегда отличался самой специфической внешностью, которая только могла быть присуща военному охотнику: обрамлённые густыми ресницами раскосые глаза, необычные три родинки у левого глаза, припухлые яркие губы, чистая кожа и сильный подбородок. И в свои двадцать три года он охотился вовсе не на лесных зверюшек.
Ночные фурии. Создания темноты, полностью защищённые и совершенные под светом алой луны, часто нападали на людей, поедая их души, находящиеся в правом желудочке сердца. Уверенные и неотличимые от людей, они скрывались в разных слоях социального общества, в один прекрасный момент срываясь и разламывая кости даже самых ближних и любимых. Согласно многим источникам, являются порождениями зла и мести, именуемыми также эриниями.
Души когда-то умерших людей, воскрешённые самой костлявой матушкой Смертью, ради поддержания баланса между жизнью и смертью. Чёрные, как их кровь, души вселялись в человеческие тела, где имели половину власти, которой с радостью пользовался, прикрываясь полной биографией захваченной личности, и в самое тёмное время выходили на званый ужин, где по отдельности, или собираясь в небольшие компании, весело проводили время, разрывая чужие грудные клетки и высасывая жизнь из ещё бьющегося сердца.
Джебом достаточно долго обучался в академии, чтобы знать, что в обществе фурий господствовала монархия, где высшее сословие, именуемое мегелами, требовало от нижних слоёв дары и жертвоприношения, в случае чего, прикрываясь чужими жизнями, и доживая свои до смерти эксплуатируемого тела, а после находя новое. Обычных созданий ночи он встречал достаточно часто, при сложных операциях, необходимых для перевозки важного багажа, или когда он пересекал границы между странами, пытаясь довезти в ценности и сохранности влиятельных депутатов, или даже самого президента. Обычные люди не могли путешествовать между странами, ведь за их лицами могли скрываться души эриний.
— После твоей очередной суперважной миссии приготовлю тебе твои любимые куриные крылышки, — горячее тело прижалось к застывшему у зеркала Джебому, и чужие руки моментально обвили его талию, притягивая её обладателя настолько близко, насколько это вообще возможно. — Я буду по тебе скучать, — обжигающее дыхание опалило мочку уха, и пухлые женские губы коснулись кончика крыла сокола, выбитого на бледной коже. — Как хорошо, что наш Югём спит и не капризничает, давая мне чуть дольше насладиться твоим обществом, — девушка бросила многозначительный взгляд на детскую кроватку, где мирно посапывал годовалый малыш, забавно держа во сне ухо любимой мягкой игрушки, похожей больше на длинноухого пёсика, чем кролика.
— Сони, ты же бывший охотник, ты должна выдерживать детские капризы, — нежно улыбнулся Им и вдохнул сладкий запах волос своей жены, задерживая взгляд на нескольких серебряных нитях, проглядывающих среди чёрных длинных локонов. — Если ты не можешь это сделать, то кто тогда поверит, что однажды ты спасла жизнь своему мужу, отбив его из лап двух фурий?
Брюнетка наигранно фыркнула и потянулась к губам мужа в попытках сорвать лёгкий поцелуй, который уже через несколько мгновений перерос в мучительную жажду. Она сминала и кусала чужие губы так, будто от этого зависела её жизнь, будто она в пустыне ощущала последние капли влаги с пустой фляги. Воздуха мучительно не хватало обоим, но это не остановило их даже тогда, когда экран телефона Има загорелся красным цветом: поблизости с его местонахождением обнаружена пара-тройка эриний.
— Чёрт, — тихо выругался парень, всё так же прижимая Сони к себе и запутываясь в нетронутых краской волосах израненными пальцами. — Закрой двери и проверь, заряжен ли «Зевс», — Джебом криво усмехнулся, прежде чем коснуться гладкой щеки жены, где красовалась не выведенная синяя татуировка в виде колибри. Он бы всё отдал, лишь забрать у этого человека все плохие воспоминания, но, так как это невозможно, Им попытается не дать своему сыну жить в вечном страхе.
— Береги себя, — шёпот достиг ушей убегающего охотника и почему-то отразился болью в области сердца, проходя через всё тело тревожным туманом. Сильная мужская фигура застыла в дверном проёме, но осознание того, что он должен выполнять свою работу, заставило сделать около сотни шагов за порог собственной небольшой квартиры, где за его плечами остались любимая жена и сын.
Город погряз в темноте, как в болотной тине, не в силах вылезти из топкой грязи. Лишь многочисленные фонари позволяли рассмотреть окружающую обстановку и родной город. «Ещё неделя», — напомнил себе Джебом и поправил чёрную жилетку, надетую поверх водолазки такого же цвета. GPS настойчиво пищал, оповещая, где и когда нужно повернуть, чтобы добраться до «Счастливой семёрки». Счастливой лишь потому, что за все четыре года её существования ещё никто не умер.
Ребята, с которыми он обучался в военной академии и с которыми четвёртый год работал в одном подразделении «БНС», находящейся в самом центре столицы их славной родины, находились не так далеко: всего в трёх улицах от его дома, что внушало некоторый страх за жизни его родных. А что если фурий больше, чем три несчастные штуки? А что если некоторые из них кормятся сейчас аккурат у его дома? А что если… Но ведь история не терпит сослагательного наклонения.
— Последний участник «G7» на месте, — послышалось невнятное шипение за спиной, и кто-то приставил острое лезвие к сильной шее Джебома, слегка проводя по бледной шее и оставляя небольшой щипающий порез, из которого просочилось немного алой крови, украшающей теперь клюв татуировки. — Дружище, какого хрена ты такой невнимательный?
Им коснулся повреждённого горла и вытер бордовые капли длинным рукавом. Ёнджэ, стоявший за его спиной, опёрся на плечи своего друга и мирно провёл рукой по коротким волосам капитана, высшего его на целый ранг. В отличие от фанатичного Джебома, он никогда бы не остриг свои мягкие русые волосы, скрытые на данный момент за серой шапочкой:
— А если бы я оказался фурией?
— Но не оказался же, — брюнет мягко отпрянул от лучшего друга и проверил снаряжение. Несколько магазинов в жилетке, два ножа в набедренных кожаных чехлах и два «Зевса», строение которых основано на классических «Глоках», но более подходящее для пуль с экстрактом дипладении, больше известной как мандевила, или, в более узких кругах, «Запах смерти». Растение, являющееся эффективным средством для борьбы с бессмертными тёмными душами, обнаружили около сорока лет назад, что поспособствовало более уверенному существованию людей.
— Луток, — прозвище Чхвэ прозвучало несколько более угрожающе, коим оно являлось на самом деле. — Лучше не отвлекай Сокола и следи за обстановкой с северной стороны, боюсь, что угрозу стоит ожидать именно оттуда.
Джебом расслабленно выдохнул, и камень упал с его души, тянув до этого не вниз, а к югу, к светлой квартире, где Сони уже наверняка готовила его любимые куриные крылышки и суп из острого кимчи. Шатен возле него тоже выдохнул, но точнее как-то обречённо и затяжно, будто хотел избавиться от всего воздуха, который находился в его лёгких. Тэкён, более известный среди них как Беркут, глотнул немного воды и выбросил полупустую бутылку нарочито громко, чтобы привлечь внимание остальной четвёрки, стоявшей во всех четырёх направлениях.
— Ребят, мне кажется, что Тэк прав, — Уён вытащил рацию и попытался ещё раз связаться с сержантами первого ранга из параллельного подразделения, но вместо весёлого голоса Тэхёна тишину разрезали только крики и звук ломающихся костей. — Это север, — Могильник тоже отпил немного воды и вытащил любимый нож с гравировкой, который ему подарила покойная мать ещё до поступления в академию.
В воздухе повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь тихим шипением рации, но по мере приближения ночных существ хруст ломающихся костей казался всё ощутимее, и у особо мнительных охотников он вызывал неприятную боль в чувствительных зубах. Горящие синие глаза были видны даже за сто метров, будто непослушные дети играли с лазерными указками, пытаясь напугать дяденек в строгой военной форме. Но всё это было ни черта не смешно, ибо синева эта разбавлялась запахом пороха и крови.
— Все же помнят, где хранятся наши прощальные записки? — Сарыч-Чансон нервно потрепал каштановые волосы и устремил взгляд на всех шестерых коллег по очереди. — Там есть ещё одно письмо от меня, уж пусть простит меня тот, кто выживет, но работки почтальона ему хватит, — все друзья разом ощутили, как у смелого Хвана пересохло во рту при виде пяти, чёрт бы их побрал, фурий. — Я хотел жениться, но не успел сделать предложение, может, оно и к лучшему…
Эриния, идущая впереди всех, определённо была женщиной, миловидной, лет тридцати от роду, ещё и беременной. У Джебома перехватило дыхание, когда он понял, что это та добрая хозяюшка бара, в котором он частенько отдыхал со своими G7. Ребята дружно переглянулись и вытащили острые клинки, выставляя их перед собой и ожидая того момента, когда прорежутся острые зубы фурий, и кожа, от локтя до ладоней, ярко засветится и вытянется в твёрдые лезвия, «украшающие» вполне обычные руки, что и произошло через несколько секунд, когда охотников и добычу разделяло около двадцати метров.
Отросшая кожа на руках затвердела и покрылась чёрной корочкой, сливающейся с тьмой. Единственным преимуществом было то, что эта местность всегда хорошо освещалась фонарями, а эринии плохо ориентировались при ярком свете, а когда восходило солнце, главенствуя на небе единственный день после шестидесяти суток ночи, они вообще походили на слепых котят, которым необходима защита, именно поэтому этого дня ждали, как просветления Господнего: охота всегда выходила на ура.
— Чансон, ещё раз сморозишь такой бред, и я вырежу тебе твою татуировку тупыми ржавыми ножницами, — прорычал Джэ, касаясь своего выбитого у ключицы змееяда. Он медленно нажимал пожелтевшими пальцами на изогнутые крылья и радостно улыбался, заражая всех хотя бы минимальной долей позитива. — «Счастливая семёрка», как вы могли забыть?
Сонджин согласно кивнул и дал пять лучшему другу, в глазах которого отражалась вся решимость и плещущий на дне карих глаз азарт. В воздухе витал запах горелой плоти и едкого дыма, оседающего тяжёлой пылью в носу и во рту, а также отдающий металлическим привкусом чужой крови. Глаза сияли ещё ближе, а их обладатели шли всё быстрее, мечтая о новой порции чужих неиспорченных душ.
Джебом пригнулся и увернулся от первого удара. Из-за спины послышался грохот, и он понял, что кто-то из эриний, больше полагающихся на силу, бросил обломок здания в самый центр их формирования, совершенно не догадываясь, что Луток прекрасный стратег и всё продумал заранее. Камень упал на пустой участок и только пыли навёл, пока Тэкён нажал на чувствительный спусковой крючок и выстрелил прямо в хозяйку бара, целясь прямиком в сердце. Пуля наверняка дошла до места назначения, и теперь острой иглой с ядом, находящимся на кончике стального предмета, пробивала себе путь прямиком в бьющееся человеческое, но, к сожалению, загнившее сердце.
Чёрная кровь окрасила серый асфальт, на котором уже лежало бездыханное тело. Фурии в страхе разошлись и скрылись в темноте, закрывая синие глаза, свет которых просвечивался даже через закрытое верхнее веко. Если бы не обстоятельства и не смертоносная натура этих существ, то Им сказал бы, что это мифически красиво и притягательно.
— Лунь и Змееяд, хватайте женщину и вырезайте ребёнка, у нас ещё есть время, чтобы его спасти, — коротко скомандовал Беркут, следя за тем, чтобы ни одна из оставшихся четырёх фурий не выскочила и не помешала Сонджину, Джэ и владеющему кое-какими медицинскими познаниями Ёнджэ реанимировать малыша из бездыханного тела, пропитанного кровью несчастных и ни в чём не повинных людей.
Громкое рычание разбавилось животным криком, и Джебома осенило: среди обычных эриний ощущалась мощь одной мегелы, которая прямо сейчас смотрела на него, не переводя своего внимательного взгляда ни на кого другого. Края радужки горели фиолетовым огнём и прожигали в нём две дыры в районе шеи. Изображение сокола почему-то начало сильно покалывать, что не скрылось от глаз высшей фурии, обитающей в теле обычного среднестатистического мужчины. Веки его опустились, но, как и у других эриний, сияние глаз было видно даже через нежную кожу. Лёгкий фиолетовый оттенок затопил всю радужку, распространяясь и на белок, что означало, что пора любой ценой делать ноги.
— Прошу вас, поспешите, — зашептал Им, боясь спровоцировать сильного противника. Он краем глаза следил за тем, как Ёнджэ умелым движением перерезал пуповину, в то время как Сонджин и Джэ прикрывали его с двух сторон.
Тэкён согласно кивнул и бросился на подошедшего слишком близко мужчину, скрывающего в своём теле ночное создание, отнимающее не только его жизненные силы, но и жизни других людей в целом. Лезвия на руках засверкали синим цветом, и Беркут чудом успел наклониться назад, опираясь на одну руку. На его лбу собрались капельки пота, которые отсвечивали демоническое сияние чужих глаз и рук.
Фурия резко замахнулась, оцарапывая щеку Тэка, где красовалось изображение дикой птицы. Вид и запах крови опьянил многих созданий ночи и стал чем-то вроде сигнала к групповой атаке. Ещё двое вышли из-за своих укрытий, и один из них первым делом двинулся к самой чистой душе: к новорождённому малышу.
— Только через мой труп, — прокричал Джебом и быстро выстрелил в спину хрупкой женщины, которая моментально выплюнула пулю и мигом залечила глубокую рану. Она кровожадно улыбнулась, обнажая ряд острых пожелтевших зубов. Им ухмыльнулся ей в ответ и спустил три пули в область неприкрытой кинжалами грудной клетки. Звуки выстрелов слегка оглушили чувствительных созданий, от чего они все резко дёрнули головой и потеряли чувство равновесия. Все, кроме одного.
Сердце ушло в пятки, и паника охватила всех, кто видел, как мегела молниеносно оказалась за спиной Джебома и, громко прокричав, впилась зубами ему в шею, разрывая человеческую плоть. Сокол почувствовал, как водолазка моментально прилипла к спине, пропитавшись кровью. Сильная пульсирующая боль прошлась вдоль всего позвоночника, когда фурия острым ногтём сделала в том месте неглубокий порез.
Перед карими глазами поплыли пятна, и детский плач слышался, будто через толщу воды. Один из лучших охотников повержен демонической сущностью. «Что за позорная смерть», — пронеслось в голове Джебома прежде, чем прям у него над головой раздался оглушительный выстрел. В нескольких сантиметрах от его макушки прошла пуля, стремящаяся прямо к лицу эринии. Беркут стоял, не шевелясь, ожидая реакции на свой выстрел, но фурия громко закричал и, выплюнув пулю, отбросил Сокола аккурат в стену.
— Чёрт, ты это сделал, — спокойно отозвался Уён, державший на мушке обычную фурию и увидевший, что после крика мегелы он развернулся и убежал, скрываясь в лабиринтах зданий. — Нам повезло, что они ушли. Джебом, ты можешь встать?
— Сейчас, только кровью доистеку, — отозвался названный и попытался прийти в себя, отгоняя из сознания мрачные мысли о не свершившейся смерти. Одежда неприятно липла к телу, сковывая и без того слабые движения. Раны, казалось, ещё больше разрывало от невыносимой боли, пронизывающей каждую клеточку мозга.
Ёнджэ радостно рассмеялся и прижал к себе новорождённого ребёнка, которого тут же закутал в свою куртку. Запах горелой плоти приближался и становился более ощутимым даже после того, как эринии убежали, оставив всех, одному Богу известно почему, в живых. Рация Уёна снова неприятно зашипела, и раздался отдалённо знакомый голос медицинского эксперта. Длинные помехи мешали разобрать его быструю и перепуганную речь, и когда они, наконец, исчезли, плохие новости не заставили себя долго ждать:
— Они снова подожгли здание, в котором заранее спрятали тела тех, чью душу сожрали, — голос Чуно даже на расстоянии передавал всю его опустошённость и нежелание принимать во всём этом активное участие. Из-за того, что в организации нехватка кадров, даже ему, разрабатывающему оружие и иногда устанавливающему причины смерти, приходилось работать непосредственно на месте происшествия.
— И только не говори мне, что… — Беркут не успел договорить, как эксперт нагло перебил его, почти срываясь на крик.
— Там были и живые люди!
Джебом опёрся на стену и глубоко задышал, делая два коротких вздоха и один длинный выдох. Типичное упражнение для тех, кто хочет побороть панику, накатывающую огромной волной. Вот только перед глазами всё так же горели фиолетовые глаза, а кожа начала печь с такой силой, что крики еле как удалось удержать, и если перед парнями он мог не сдерживаться, то возле ребёнка ему бы не хотелось шуметь, особенно учитывая тот факт, что тот только уснул.
— Нахуй это всё! — крикнул Беркут, совсем не церемонясь, и бросил рацию со всей силы в стену, отчего она моментально сломалась, раскалываясь на несколько больших частей. Шипение, как и поток нехороших новостей, закончилось, но вот неприятный осадок остался, как и очередная седая прядь в прокрашенных волосах Уёна. Малыш чудом продолжал спать, не обращая внимания на чужие страхи и переживания, и лишь причмокивал во сне розовыми губками.
— Видимо, мы и вправду счастливые, раз ещё не валяемся в горевшем доме с выпотрошенными кишками и съеденным сердцем, — тихо отозвался Джэ и сжал широкое плечо Чансона в приободряющем жесте. — Наша птичка сможет жениться, как и Джебом.
Хван закатил глаза и дал младшему смачный подзатыльник, после чего крепко обнял того, стискивая в мёртвой хватке так сильно, что послышался хруст костей. Джэ думал, что лучше умереть в руках друга, чем бесчеловечного создания, что сообщил вслух, не забывая озорно улыбаться. Им его радости не поддержал, отчасти потому, что продолжал истекать кровью и испытывать невероятную боль в шее и вдоль позвоночника.
— Может, судари, вы, наконец, соблаговолите вызвать медика?
— Прости, друг, я даже не подумал об этом поначалу, — признался Сонджин и помог Джебому подняться на ноги, которые подкашивались снова и снова. — Тяжеленный ты, однако.
— Просто заткнись и помоги мне остаться в вертикальном положении хотя бы до приезда Чуно, — бурчание Сокола заставило всех улыбнуться и переглянуться.
Ёнджэ молча передал ребёнка Чансону и потянулся, разминая затёкшие мышцы. Всё тело гудело, а нервы, натянутые, как струны, готовились вот-вот разорваться даже из-за слишком громкой медицинской кареты, приехавшей через пять минут после практически невнятного бормотания Джебома.
— Да ты самый настоящий герой, если вытерпел такую боль и выстоял на ногах, — тихо подметил Чуно после того, как наложил последний шов. — Шрамы останутся, но это излишки профессии.
— Я не герой, я трус, — в тяжёлом свечении алой луны кровь переливалась различными оттенками, напоминая рубины.
Примечания:
Сегодня ровно год, как я фикрайтер.
С годовщинкой меня :3