цветок, что увядает после рассвета, не человек ли это?

Пролог.       В метро было не так уж много людей. Местами были пустые сиденья, но особенно безлюдно было в дальнем конце вагона. Словно зона отчуждения. В её центре тяжело и надрывно кашляла девушка. Плечи сотрясались судорожно, фигура скрючилась пополам, как сложенная бумажка. Сквозь пальцы на пол вагона проскальзывали лепестки. Багровые, с чёрными пятнами, слегка потрёпанные на концах, их было почти не отличить от крови. Лепестки уже лежали вокруг девушки по всей дальней части вагона, на соседних сиденьях, на полу, потому окружающие жались от неё в сторону. Все деликатно отводили взгляд, но как один натягивали повыше воротники или прятали голые руки в рукавах. В глазах людей была или грустная жалость или молчаливое неодобрение или глухое порицание. Намджуну было искренне печально. Печально оттого, что лепестки были того самого опасного чёрно-красного цвета.       Больному с диагнозом "болезнь нелюбимых" жить отмерялось согласно тому, насколько сильна была его любовь. Люди влюблялись и расставались, знакомились и расходились как прежде, только если эта болезнь не вмешивалась в их отношения. Жизнь "нелюбимых" полностью зависела от их возлюбленных. Уход их означал конец для такого больного. Быть нелюбимым сложно, но куда сложнее, когда твоя любовь уходит от тебя, забирая твою жизнь себе в качестве прощального подарка. Но в случае собственной безответной влюблённости такие люди жили недолго. В их случае, цветок внутри отцветал в два-три раза быстрее, чем у того, кого они когда-то покинули. "Болезнь нелюбимых" была заразной, даже чрезвычайно заразной. Достаточно было одного контакта голой кожи с лепестками, которыми кашлял больной, и всё. Добро пожаловать в ряды ходячих мертвецов. Забавно, что "болезнь нелюбимых" купировалась только взаимной и крепкой любовью в течение долгих лет и имела шансы исчезнуть навсегда, превратившись в красивые и сияющие цветочные узоры на коже. Намджун видел такие пары по телевизору. Все они были уже в преклонном возрасте, и такие счастливые, как будто незримо окрылённые, одухотворённые. Узоры светились мягким, почти невесомым мерцанием, непохожем ни на лунный, ни на солнечный свет. Сияние придавало этим людям нечеловечность. Верующие говорили, что уж эти пары точно созданы на небесах и благословлены свыше. Про остальные 78 процентов заражённых, что умирали, так и не дождавшись взаимности, или кончали жизнь самоубийством сразу после случившегося заражения, не дожидаясь начала третьей стадии, все молчали. Впрочем, люди всегда умалчивали то, что усложняло жизнь или портило настроение.       Намджун не верил ни в Бога, ни в чёрта. Он верил в куда более существенные вещи. Например, он сохранял веру в людей, в семейные узы, дружеское плечо. Он вырос атеистом, с, казалось бы, холодным и рациональным разумом, но душа его была душой мечтателя и настоящего романтика.В год, когда он родился, "болезнь нелюбимых" была почти никому неизвестна. Да и появилась она внезапно, словно до этого была тщательно охраняемой государственной тайной. Сейчас об этой болезни писали все ученые, проводили эксперименты, разрабатывали прививки и противоядия. Беспокойные и любопытные люди пытались узнать всё возможное о заболевании, которое в самом её начале хотели дать название слишком броское, глупое, претенциозное по своему звучанию - "чума 21 века". Но волна паники схлынула также быстро, как и появилась. Люди поняли, что вокруг всё по-прежнему. Никто не спешил падать на улице, истошно хрипя и забрызгивая окружающих артериальной кровью. Вероятность заражения "болезнью нелюбимых" была ниже, чем заразиться гриппом или опоздать на утренний автобус до работы. Дело было в том, что этой болезнью могли заразиться только те, кто уже был влюблён. Только тот, кто уже давно и долго кого-то любил, мог почувствовать то, что давала ему болезнь. Только тот, кто любил сильно и страстно, но так безнадёжно, что уже в какой-то мере привык к чувству отчаяния и смирился с ним. К таким и приходила болезнь, принося с собой возможность заявить о себе своему возлюбленному. Сказать ему или ей: "Вот я. Я тебя люблю. Не могу без тебя. Не могу не жить, не дышать, не любить тебя. Я перед тобой. Ты для меня всё. Прошу, ответь на мои чувства". Болезнь словно толкала на действия, заставляла прячущегося выйти наружу и громко крикнуть о своих чувствах. Зачастую в последний раз. Возможно, что это было жестоко. Но разве великая истинная любовь не должна быть таковой? На грани безумия, безысходности и умопомрачения. Чтобы искры разлетались во все стороны, сжигая всё ненужное и наносное. И когда буря стихнет, построить на осколках одиночества, теперь окончательно разрушенного, отношения, что будут крепче любых стальных оков. Намджун не мог понять такую любовь. Он и не пытался. Живя в этом мире, он чувствовал себя немного не к месту. Как чужой. Как никому не нужный. Отчасти это было неправдой, ведь у него были родители, друзья и фанаты его творчества. Но... всё же. Как только он надевал наушники и включал музыку, его словно окунали в холодную и непроницаемую воду. Где было тихо и спокойно, где он был никому не нужен. Нигде и никому.       Поезд тряхнуло и Намджун вынырнул из своих мыслей. Он быстро поднял взгляд на информационное табло в вагоне и понял, что проехал свою станцию. Раздосадовано чертыхнувшись, он прикинул, что теперь точно опоздает на встречу со своим редактором. Это было бы нежелательно и совсем некстати, но что поделать. Придётся выйти на этой станции и поймать такси. Намджун встал с места и двигался по направлению к дверям, когда ему в бок кто-то врезался. Народ по сторонам шарахнулся прочь. Это была та больная девушка. Хрипло извинившись сквозь зажатые зубы, она ухватилась за поручень и почти вывалилась в проход. Намджун шагнул вслед за ней из вагона и, пройдя пару метров к своему выходу, обернулся назад. Девушка уже затерялась в толпе людей, но ветер от приближающегося встречного поезда подхватил оставшиеся лепестки и поднял их в воздух. На свету более ярком, они теперь не казались такими тёмными. Намджун аккуратно уклонился от летящих ему прямо в лицо лепестков и наклонился, рассматривая их на плитах, украшавших станцию метро. Кажется, это были лепестки мака. Намджун задумчиво сузил глаза и ещё раз посмотрел вслед ушедшей девушке. Куда бы та не шла, он желал ей поспешить со своим признанием. Мак прекрасен в своём цветении, почти также как будет прекрасна любая любящая душа. Но он был определённо одним из самых нетерпеливых "цветов". Намджун видел глаза той девушки, отчаянные и тёмные, ещё не получившие окончательного отказа ещё не сломленные. У неё ещё были все шансы побороться за свою любовь со смертью. Намджун глубоко вздохнул и выдохнул, а затем ушёл прочь, больше не оборачиваясь. Он и так уже опаздывал.