цветок, что увядает после рассвета, не человек ли это?

Глава 5.

Уж если ты разлюбишь - так теперь, Теперь, когда весь мир со мной в раздоре. Будь самой горькой из моих потерь, Но только не последней каплей горя! И если скорбь дано мне превозмочь, Не наноси удара из засады. Пусть бурная не разрешится ночь Дождливым утром - утром без отрады. Оставь меня, но не в последний миг, Когда от мелких бед я ослабею. Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг, Что это горе всех невзгод больнее, Что нет невзгод, а есть одна беда - Твоей любви лишиться навсегда. Уильям Шекспир, сонет 90.

      Намджун точно влюбился. Если до этого, он ещё сомневался, то недавняя встреча развеяла последние сомнения. Он вспоминал о Сокджине в разное время, утром или днём, дома или в магазине, мысли об этом парне преследовали его повсюду. С последних отношений Намджуна прошло много времени, а с последней искренней влюбленностью и того больше. Кажется, что подобное звенящее чувство в нём жило только во время средней школы, когда с соседней парты ему улыбалась Юна. Он и сейчас иногда видел её фотографии в новостной ленте соцсетей. Улыбка у неё была по-прежнему открытой и счастливой, особенно рядом со своим женихом, который учился двумя классами старше, как помнил Намджун. Раньше он бы прошёл мимо очередной рекламы с айдолами и не обратил внимание, а вчера вот завис возле нового плаката и искал, пока не нашёл лицо Сокджина. Внутри у него зарождалось какое-то щекочущее чувство тепла и счастья и Намджун знал его имя. Ему стоило догадаться об этой зарождающейся симпатии ещё с той пресс-конференции, не зря он так легко и просто согласился дать свой номер менеджеру пусть даже популярной айдол-группы. И потом эти бесконечные переписки, ради которых Намджун иногда плевал на время суток. И сны, опять-таки.       Намджун никогда не задумывался о своём будущем так далеко, как думал в последнее время. Вот уже неделю он не мог решить, что делать с той рукописью, которую негласно, но довольно понятно редактор Бан отверг и счёл непригодной для публикации. Конечно, он в любом случае мог предложить её в любое другое издательство, разумеется, под анонимным псевдонимом, но его фанаты бы узнали стиль и манеру, да и что там говорить, он сам никогда бы так не поступил с родным издательством. Но рукопись не давала ему покоя, Намджун хотел представить её под своим именем, и несмотря на то, что она предварительно была закончена, у него прямо-таки чесались руки продолжить эту историю на лишние 50, 100 страниц, столько сколько потребуется, чтобы поставить точку. "Продолжая агонию персонажей, довести повествование до последней надрывной ноты", - просмаковал эту мысль Намджун про себя. Еще в самом начале, когда главные героини Роуз и Сэра ещё не ожили под его пальцами, Намджун решил, что эта история будет трагической и построена по своей внутренней логике как драма, возможно остросоциальная. Но Роуз не хотела умирать, она хотела жить и любить так отчаянно, что Намджун глубоко задумался, стоит ли давить на этого персонажа до конца. Ему не хотелось быть похожим на других писателей и завершать всё банальным "и жили они долго и счастливо", но любителем бессмысленных страданий его тоже нельзя было назвать. Ему хотелось сказать, что не всегда любовь — это счастье, к ней, как к любому светлому в нашей жизни, крепко-накрепко привязана тёмная, обратная сторона. Намджун вообще был человеком со сложной и противоречивой натурой, такими может быть были все творцы, которые пытались создать что-то новое, непохожее на других, которые несли своё знамя правды. Пожалуй, даже его семья не стремилась к более тесному общению за все эти прошедшие года, как будто то, что он закончив журналистику и не став акулой пера поставило на нем жирный крест, как на человеке вообще. Намджун хорошо помнил, как отец отреагировал на его слова, когда на третьем курсе он отказался пойти на работу по тем немногим связям, которыми обладала их семья. Возвращаясь мысленно в то время, Намджун иногда жалел, что всё же не согласился, но тогда он был намного прямолинейнее и вспыльчивее. Лицо у отца было недовольным. "Ты не можешь отказаться", - сказал он тогда. Намджун ответил: "Могу". И тогда растерянность промелькнула у отца в глазах и сменилась острым разочарованием. Намджун был единственным и старшим сыном, всегда образец и пример для подражания, всегда послушный и никогда не разочаровывавший. Родители почти никогда не сталкивались с бунтом в его лице, да и он сам глубоко уважал их и любил, как любит сейчас. Но в тот момент, до этого никогда не сомневающийся в их ответной любви Намджун вдруг почувствовал себя лишним в семье. Как будто между ними в одночасье ударила молния и исчезла, оставив между родителями и ним невидимую, но толстую стену. С тех пор Намджун ощущал эту пустоту где-то между рёбер или в голове, особенно остро чувствуя это в моменты очередных творческих кризисов. Тогда ему хотелось свернуться клубком под одеялом и никогда-никогда не выходить на улицу. Но он знал, что это не поможет, ибо одиночество лечат другие люди, и если закрыться в квартире, то это только сделает хуже. Именно в такие периоды он совершал кучу бессмысленных покупок, глядя на которые спустя некоторое время, когда его отпускало, он с ужасом смотрел и в очередной раз отправлял и дарил родственникам и друзьям.       Сокджин легко дотронулся до руки Намджуна, обращая на себя его внимание, которое расфокусировалось и улетело куда-то далеко, в недра разума. - У тебя что-то случилось? - деликатно и аккуратно спросил Сокджин. Он прямо противоположно своей неуклюжей привычке ронять всё, что попадало в ближайшие метры от него, в общении был очень внимательный и проницательный. Наверное, он догадывался что что не так после первой их встречи. Но Намджун до этого как-то умудрялся уходить от ответа, увиливая и недоговаривал, что было возможно, увы, только в переписке. Как оказалось, при личном разговоре Намджуна легко прочитать на раз-два. - Да нет, с чего ты взял. Всё в порядке, - попробовал в очередной раз соврать Намджун, но тут же невольно поморщился от этого дурного привкуса лжи на языке. - Ты совсем не умеешь врать, Намджун-а, - покачал укоризненно головой Сокджин. В груди у Намджуна что-то сладко ёкнуло от того, каким тоном его имя было произнесено. Писатель потихоньку приглядывался к Сокджину, ловя моменты, когда тот смотрел куда-то в другую сторону. Иногда Намджуну становилось страшно от того, с какой безудержностью он погружался в пучину этого чувства, но стоило ему поймать улыбку Сокджина в его сторону, как его наполняла храбрость и смелость, хоть прямо сейчас иди и побеждай дракона, охраняющего принцессу в башне. - Ты прав, хён. - легко согласился Намджун. - Проблема есть, а решения нет. - и не раздумывая, выложил Сокджину всё, что случилось с его новой рукописью. Его как оказалось настолько угнетало происходящее, что как только он выговорился кому-то другому, на душе значительно полегчало и теперь он был готов к действиям. - Нууууу, - задумчиво протянул Сокджин, стуча своими длинными пальцами по столешнице. Они часто сидели в "Никогде", так уж получалось. Там было тихо и никто не узнавал в Сокджине сверхпопулярного айдола. Из новостей Намджун узнавал, что в очередной раз его группа бьет все мыслимые и немыслимые рекорды по удержанию первого места в чартах. Наверное, это было хорошо. Но по Сокджину так сказать было нельзя. Он похудел и осунулся, линия подбородка заострилась и теперь отбрасывала на шею тень, делая лицо по-настоящему скульптурным. У него часто болели ноги и поясница от постоянных танцевальных практик. Недавно его мембера госпитализировали с диагнозом "недоедание и истощение организма на нервной почве". Сокджин не говорил ничего негативного про свою группу, когда встречался с Намджуном, всегда только хорошее. Если задуматься, то сам Намджун никогда не спрашивал у него, почему именно работа "айдола". Наверное, потому что знал по себе, что мечту не выбирают, наоборот, это она, с вечно голодными глазами ходит с тобой рука об руку по жизни и требует-требует-требует, потому то добившиеся своей цели люди такие счастливые. Потому то и не спрашивал, сам был такой. - Ты точно не хочешь ничего исправить? - спросил Сокджин и кивнул, увидев отрицательный жест Намджуна. - Знал, что ты так ответишь. Ты упрямый. - с улыбкой добавил он.       Намджун смутился и некоторое время молчал, слушая, что говорит Сокджин. Вообще он был старше самого Намджуна на пару лет, но так уж получилось, что, разговаривая с ним впервые, писатель подумал, что перед ним как минимум его одногодка, потому так быстро перешёл на неформальную речь. Когда же он узнал, сколько лет Сокджину на самом деле, он хотел было вернуться к уважительной манере разговора и пару раз в их чате назвал Сокджина хёном, но старший возмутился и отругал его, сказав не беспокоиться о разнице в возрасте. Намджун на самом деле удивился, потому что не ожидал, что Сокджин и вправду старше его, но да, он был даже старше Юнги-хёна. Периодически у Намджуна возникало неудобное ощущение, ведь он был хорошо воспитан и всегда уважал старших, но он никак не мог отказывать себе в удовольствии лишний раз просмаковать имя того, в кого его угораздило влюбиться.       Сокджин предложил подождать, пока не решится ситуация в издательстве и не станет понятно, точно ли нельзя будет опубликовать книгу там. Это было наиболее рациональным решением - подождать. Намджун предложил Сокджину прочитать рукопись, но тот сдержанно отказался. "Я хочу прочитать готовую книгу, в плотном переплете, с твоим именем на обложке", - сказал он и этими словами словно погладил неудачливого писателя внутри Намджуна. "Хорошо", - ответил Намджун, перед ним словно расступилась пелена и он впервые за последние месяцы ясно увидел куда нужно стремиться. Возвращаясь домой после встречи с Сокджином, Намджун чувствовал, как его переполняют силы, в крови бурлило нечто и заставляло нестись к клавиатуре и продолжать писать. "Так вот что это за чувство любовь", - с изумлением подумал Намджун. "Вот почему сердце в груди трепыхается словно маленькая пташка. Вот оно, это ощущение, когда ты готов бросить к ногам другого человека всё лишь только по одному его слову". Теперь он невольно переосмыслил героев своих книг, всех, до единого, про которых когда-либо писал.       В последнее время у Намджуна слегка побаливало в груди. Он обычно не замечал таких мелочей, ну подумаешь, ёкнуло сердце или очередной синяк, из-за того, что снова книги упали с верхней полки. Слова "поболит и пройдёт" были точно про него. Но ощущения, будто у него в груди засел игривый котёнок, то и дело трогающий его когтистой лапкой прямо за внутреннюю сторону лёгких, были не из самых приятных. Однако Намджун был занят очередным переделыванием текста, он ожесточённо вырезал те строки романа, в которых теперь не видел и грамма искренности и заменял их на новые, на те, что описывали любовь, с теперь уже понятной ему чувствительностью и страстью. Так он уже вырезал половину пятой главы, добавляя все больше деталей про осознание Роуз своей влюбленности. Пожалуй, Роуз была чем-то на него похожа: они оба были натурами неприкаянными и отчуждёнными, только Роуз повезло, пожалуй, больше, чем Намджуну. Роуз встретила Сэру, и хоть эта любовь была трудной и местами отчаянной, эта была любовь. Намджун вот не совсем был уверен, что Сокджин ответит взаимностью на его так ярко вспыхнувшие чувства. Но может ему бы всё равно не хватило бы смелости признаться открыто и решительно, в конце концов, ему точно некуда спешить. Он так думал и потому вынашивал свою влюблённость, не торопясь и планируя насладиться ей как можно больше, до того, как ему станет больно.       Однако на следующее утро Намджуну стало плохо.