В натуральном виде счастье всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами несчастья. И, разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворенность совершенно лишена романтики сражений со злым роком, здесь нет красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов. Олдос Хаксли «О дивный новый мир»
В кабинете раздаётся размеренный ход метронома, тик-так, тик-так. Каждый тик и каждый так словно бьет в больную голову Намджуна своим беспощадным ритмом. Сам он облокотился на стол обеими руками и слушает редактора Бана. - ...я не говорю, что это невозможно, Намджун. Просто пойми меня правильно. Если бы ты только переписал эту историю под два главных героя, мужского и женского, всё сразу бы стало по-другому. Я не принуждаю тебя, конечно, нет. Но с таким сюжетом мы привлечём кучу ненужного в данный момент для издательства внимания, сам знаешь, что у нас сейчас не самые лёгкие времена. Я не отказываю тебе в принятии этой рукописи, но как твой редактор советую тебе внести эти правки... Как только Намджун закончил новую историю, он сразу же, как привык, переслал её на посмотреть редактору Бану. Несмотря на то, что официально он взял перерыв, писатель продолжал придумывать сюжеты и писать каждый день. Для него эта была уже привычка, к которой он приучал себя долгое время. Спасибо развитым технологиям, он теперь имел возможность делать заметки в любое время и любом месте. Однако пересылая день назад новую рукопись своему редактору, он не ожидал получить в ответ сухое и почти официальное: "Надо поговорить. Приходи в издательство, в понедельник. Бан Шихёк". Намджун встревожился и всё воскресенье просидел как на иголках, даже перебрасываясь сообщениями с Сокджином в их чате, он чувствовал неладное. И теперь, сидя перед своим редактором, как поникший цветок, он выслушивал его разумные доводы и соглашался с ним во всём, но сердце говорило совсем иначе. Намджун давно знал о том, что издательство планирует укрепляться и расширяться, ведь нельзя в бизнесе стоять на одном месте. Отвоевав себе нишу в книгопечатной иерархии и сыскав репутацию крепкого середнячка, руководство нацелилось на достижение ещё более прибыльной высоты – выпуск детских книг. Намджун слышал о том, что идёт отбор рукописей среди подающих надежды детских писателей и проводятся регулярные собрания для художников и дизайнеров. Он подозревал, правда, что редактор Бан замешан постольку, поскольку он принимал активное и непосредственное участие во всех событиях, так или иначе, во всём, что касалось дальнейшей судьбы своего детища. Но никогда бы не подумал, что станет помехой на пути родного издательства, которое и вправду почти стало его вторым домом. Проблемой стала его новая рукопись, которую редактор Бан счёл опасной для печати, по крайней мере, именно в том, неисправленном виде, которую прислал ему Намджун. Сюжет истории, которую Намджун начал писать ещё во время своего отпуска в Германии, вертелся вокруг двух подруг, заочно знакомых друг с другом по интернет-переписке, но в реальности ещё не встречавшихся. Они решают встретиться до того, как закончится их двадцатилетие, так как уверены, что их жизнь после этого обязательно закончится. Одна говорит другой, что безнадёжно влюблена и шансов на излечение нет, ведь она больна «болезнью нелюбимых». Другая рассказывает, что всё равно больна раком и это уже третий рецидив, надежды у неё не осталось никакой. Поэтому они решают встретиться в реальности и познакомиться вживую. Сама завязка сюжета никаких вопросов не вызывала, наоборот, редактор Бан счёл её интересной и необычной. Проблемы начинались дальше, когда две героини, преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия встречаются, и выясняется, что первая девушка влюблена во вторую, о чем она в слезах признаётся. Редактор Бан гомофобом не был, но в связи с новым курсом издательства на детскую литературу, он больше опасался негативной реакции на книгу и вытекающих последствий за общий имидж их небольшой компании. Намджун понимал его, безусловно, но и соглашаться на полное изменение сюжета не мог. Легче было отложить и эту историю в чёрный ящик, где уже находилось несколько книг, в принятии которых издательство не отказало, но также сослалось на "несвоевременность публикации такого романа". Намджун, конечно, догадывался, что издательство вообще не собирается связываться с подобными историями, так как слышал, что среди акционеров есть те, кто поддерживал партию консерваторов, чья политическая программа с каждым годом становилась только жёстче и радикальнее. Но надежду опубликовать все оставленные на потом книги в долгом ящике никогда не терял, поскольку имел сильную и безоговорочную поддержку в лице самого талантливого редактора. А теперь он и этого лишился. Намджун потёр лицо ладонями, в глазах у него немного жгло, словно туда попал песок. - Хорошо, хённим. Я попробую всё исправить, - сказал он, откровенно говоря неправду. В душе он знал, что не посмеет тронуть этот мир, созданный им и взращённый творческими муками. Не поднимется у него рука стереть сильную и храбрую девушку по имени Роуз, которой на жизненную долю выпало столько испытаний и теперь вот ещё одно. Нет, он даже не будет пытаться заменить её на мужской прототип, потому что вся история опиралась именно на женские хрупкие плечи и говорила о том, что несмотря ни на что, главное верить в себя, главное любить себя таким каким ты есть, даже если против тебя мир, а собственный организм предаёт тебя, постепенно угасая вместе со всеми человеческими чувствами. Внести правки означало предать смысл этой истории, а Намджун не выносил предательства, он и лгать не любил без причины, но лучше уж так, в ящике его рабочего стола, чем исковерканный и переиначенный на волю социума очередной мир. Собственно он уже почти смирился с тем, что он так и останется ещё одним писакой-неудачником, которому удалось что-то опубликовать, что-то незаурядное и совершенно не запоминающееся, и только такие фанаты, как редактор Бан и Сокджин, как верный, но совершенно незнакомый аноним под псевдонимом Seagull97, одним из первых приходящий написать комментарий в его писательский блог, зачастую слишком хороший, как его младшая сестра, верящая в талант своего брата так, как не верили собственные родители, периодически звонящие и спрашивающие устало: "Ну как ты там? Всё ещё не хочешь вернуться?". Но каждый раз Намджун закрывал глаза и перед ним вставала его мечта, отказывающаяся воплощаться в какой-то физической оболочке и потому бывшей такой расплывчатой и непонятной, но одно он всегда знал точно - он рождён, чтобы писать. Он знал это всегда, это знание было с ним, кажется, с самого начала, где-то глубоко внутри, может в самой сердцевине той непонятной субстанции, которую люди называют душой.***
".....умудрённый сединами пастор вещал с трибуны о Боге. Роуз казалось, что его устами говорит сам Господь. Отчаявшаяся и отвергнутая, она пришла искать спасения туда, куда в итоге приходят все, после того как познают всю подлинную горечь жизненной изнанки - в церковь. Впрочем, важно было не само святое место, важен был человек, священник, на глазах у которого Роуз из угрюмой и неуклюжей девочки выросла в задумчивую и хрупкую своей красотой девушку. Пастор Лейбсен внимательно следил за всеми горожанами, особенно за их детьми, ибо ему не безразлична была судьба их, да и кому как не ему. Роуз его в последнее время беспокоила. Она любила приходить в церковь просто так, могла пропустить воскресную мессу и зайти в будний день после школы, но поговорить к пастору заходила всегда. Она была хорошей девушкой, с добрым и светлым сердцем, временами на лицо её набегала тень и тогда в ней показывалось отражение её матери, женщины странноватой, возможно заботливой, а возможно и нет. Мать Роуз, миссис Стоун, была психически ненормальная, об этом шептал весь город, но все тесты и проверки в городской больнице говорили об обратном. Отец Роуз, мистер Стоун, предпочитал работать в другом городе и изредка навещать свою семью. Под изредка подразумевалось, что он уже пятый год не приезжал к Роуз на день рождения и отмахивался только крупными денежными переводами и красивыми однообразными поздравлениями. Роуз однажды скопировала часть поздравления в поисковую строку Гугла и обнаружила сайт со всевозможными стихами по любому поводу и на любой вкус. Ночью она долго плакала в подушку, наутро глаза были опухшими и красными. Мать перед дверью больно поймала её за локоть крепкими пальцами и долго всматривалась в мешки под глазами. Затем внезапно захохотала и пихнула Роуз прочь. "Уродина", прокаркала она, всё ещё захлёбываясь ужасным скрипучим смехом. "Боже, какая ты уродина", сказала миссис Стоун, поднимаясь к себе наверх. У Роуз задрожали предательски губы, она стиснула и сжала зубы, упрямо держась из последних сил. "Я не такая", - подумала она. "Нет, ты врешь, ведь Сэра сказала, что я прекрасна. А Сэра мне никогда не врёт". На душе у неё сразу отлегло. Ведь совсем скоро она увидит Сэру...."***
Намджун водил стрелкой туда-сюда по экрану своего ноутбука. Сокджин опаздывал на полчаса, но он правда предупреждал, что возможно задержится. Очередной промоушен подходил к концу, их расписание разгружалось, но накладки происходили время от времени. Намджун не понимал откуда в нем это нетерпение, переполнявшее его с того самого момента, как они с Сокджином договорились о встрече в книжном магазине "Никогде". Чувство ожидания и лёгкого томления, смешанного с тяготением, пузырилось в нем, будоражило и заставляло метаться внутри себя. С недавнего времени Намджуну начали сниться сны, иногда лёгкие и воздушные, полные золотого сияния карих глаз и тёплых плеч под рукой, а иногда сладко-тяжёлые с привкусом страстных поцелуев, после которых ему приходилось задерживаться в ванной и принимать душ чаще обычного. Намджун подозревал, что он попросту влюбился. Чтобы окончательно убедиться он попросил о встрече, под предлогом передачи сувенира из своей европейской поездки, который он ещё не отдал Сокджину. Но ответ он уже и так знал, сердце выстукивало свой собственный код и словно говорило: "Ну где же он?". Хозяйка магазина снисходительно посматривала на его барабанящие по столу пальцы, но ничего не говорила. Она вообще была немногословной девушкой. Намджуну был знаком её типаж - живущие в своём собственном мире тихони, которые медленно и упорно настигали свою цель, словно идущие по следу охотничьи псы. Намджун даже не знал её имени, на недавно появившемся бейджике красовалась буква "А" и ничего больше. Хозяйка на все вопросы по поводу её настоящего имени молчала или попросту их игнорировала, а Намджун так и привык даже в мыслях называть её хозяйкой магазина. Переливчато зазвенели колокольчики на входе, и писатель, посмотревший в ту сторону увидел, как испуганно вздрогнул Сокджин. В темных очках и тёмной одежде, он все равно привлекал внимание подтянутой фигурой, ровной осанкой и какой-то неуловимой взгляду аурой, которая всегда окружает по-настоящему красивых и талантливых людей. Он неловко улыбнулся хозяйке магазина и прошёл внутрь помещения, направляясь к столу Намджуна, однако по пути зацепил ногой стоявшую возле стеллажа пустую коробку из-под книг, отчего та отлетела в сторону. - Прошу прошения, - сказал поспешно Сокджин, казалось бы, совсем не смутившись, но уши у него запылали красным. - Я сейчас поставлю её на место. - Да не волнуйтесь, - фыркнула хозяйка, она смотрела на известного айдола со смешинкой в глазах. - Вас уже кое-кто заждался. А коробка пусть стоит там, куда попала, давно надо было перенести. Сокджин извиняюще улыбнулся и подошёл к Намджуну, снимая наконец-то с себя тёмные очки. - Привет, - сказал Намджун просто, рассматривая уже полузабытое лицо с жадностью, которая удивила его самого. Сокджин был красивым, но не той смазливой красотой, которой отличалась остальные мемберы его группы. Внешность Сокджина говорила о привлекательности естественной и потому совсем удивительной, и поражающей, словно она происходила изнутри, словно свечение души. Когда он улыбался, в уголках глаз собирались морщинки, Намджун увидел это отчётливо только сейчас, ощущение было таким, словно он знал это всю жизнь. - Привет, - так же просто ответил Сокджин. Он сел напротив, с любопытством рассматривая помещение, куда попал впервые, но потом перевёл взгляд на писателя. Намджун под его взглядом занервничал, начал лихорадочно вспоминать выглядит ли он хорошо, ведь утром выбирал себе одежду придирчиво и скептично, остановившись на полуклассическом варианте с чёрными брюками, которые, как он знал, делали его ноги длиннее, и простой белой рубашке, безо всяких изысков. Сокджин был одет похоже, только вещи на нем были получше качеством и сидели идеально. - Отлично выглядишь, - сказал Намджун, стараясь избежать неловкой паузы, которая повисла между ними, ведь всё-таки общение вживую отличалось от чата. - А то, - задорно подмигнул ему Сокджин. - Я само совершенство. Тебя не жарко от моей красоты? - Пфффф. - Намджун молча закатил глаза, всем своим видом говоря, что да, так жарко, что он вот-вот загорится. Оба рассмеялись и неловкость между ними растворилась без остатка. Дальше Намджун помнил, что они много говорили, иногда быстро и перебивая друг друга от переизбытка эмоций, под конец Сокджин даже говорил с хрипотцой, она ему, кстати, очень шла. Домой Намджун возвращался с болевшими скулами, так много он ещё никогда не улыбался и шальными от счастья глазами. На пороге дома споткнулся об собственные домашние тапочки, которые он, уходя в спешке, бросил прямо перед дверью. На мгновение как-то странно у него перехватило в груди, словно сердце сбилось с ритма или царапнула внутри лёгких кошка, но всё прошло так же быстро, как и возникло. Намджун потёр грудь и, достав телефон из кармана брюк, набрал новое сообщение Сокджину.