цветок, что увядает после рассвета, не человек ли это?

Глава 10.

А твоего солнца хватит на десять Африк. А твоего холода – на несколько Антарктид… Оглядываться не стоит. Оправдываться не надо. Я только всё чаще спрашиваю с улыбкою и тоской: - За что мне такая мука? За что мне такая награда? Ежеминутная сутолока. Ежесекундный покой. Роберт Рождественский «Аленке»

      После того дня, когда он рыдал на кухне, словно потерявшийся маленький мальчик, прошла почти неделя. От Сокджина не было даже одного единственного слова. Он пропал и даже по телевизору перестали постоянно говорить о его группе. На удивление, в тот день Намджун не перешёл на третью стадию, хотя ему казалось, что она уже совсем близко. Приступы сократились по количеству, но продолжительность их увеличилась и с каждым разом Намджуна скрючивало от боли немного дольше. Но, пожалуй, он привык к этим приступам. Человек вообще быстро привыкает ко всему, такова его натура. Намджун просто замкнул глубоко в себе эту пустоту, ведь частицу его души унёс с собой Сокджин. Писатель не звонил и не писал ему сам, он давал время, которое, к сожалению, стремительно утекало сквозь пальцы и которого у него самого оставалось немного. "Долго продолжаться это не может в любом случае", - думал Намджун. Сегодня утром он послал несколько сообщений, написанных в исключительно дружеском тоне. Что-то вроде "Привет. Как дела? Всё в порядке?" и так далее. Но ответа не было. Впрочем, Намджун и не надеялся. В последнее время он уже ни на что не надеялся. Он просто ждал. Чего-то. Кого-то. Скорее второе, чем первое. Он не мог заставить себя сказать семье о своей болезни и когда недавно мать звонила ему сообщить об успехах сестры в школе, о повышении отца на работе, которого он добивался годами, он просто поздравил их. А про себя подумал, что хоть у кого-то в этой жизни всё хорошо. На вопрос матери приедет ли он домой на следующие выходные, Намджун ответил, что не знает. Он и вправду не знал. Единственное, во что он когда-либо верил, рушилось и разбивалось прямо у него на глазах. Всё, что он мог делать, это изливать все свои чувства в словах, но теперь он потерял их. За последние недели Намджун едва ли написал хоть одно слово. С ненавистью он смотрел на собственные рукописи, его охватывали резкие порывы сжечь все свои книги, особенно ту, со звездами на обложке, которая так нравится Сокджину. Но он преодолевал эти желания, потому что за него говорила отчаянность и угасающая надежда. Намджун чувствовал, как в нём самом начинает тухнуть искра автора, искра творца, ясно горевшая даже в самые трудные периоды его жизни, но которая не могла преодолеть смерть своего носителя. Прошлой ночью он лежал на кровати и представлял цветок, что рос в нём. Воображение рисовало ему отвратительную картину: корни, длинные и склизкие, тянущиеся из одного бронха в другой, оплетающие как хищные лианы все свободное пространство его лёгких; бутоны, наливающиеся кровью, ведь наверняка цветок тянул питательные вещества из него самого. Почему-то Намджун не думал о листьях, ему казалось, что их быть не должно. На следующей неделе у него был назначен очередной приём у доктора Пака.       Намджун позвонил в дверь и улыбнулся в наведенную на него камеру. Дверь приятно запиликала и открылась. Разумеется, Юнги-хён жил в комфортном и обеспеченном технологиями доме, может быть даже построенном по его чертежам. Хён был архитектором и работал в крупной международной фирме, занимающейся постройкой жилых комплексов в Корее, хотя пару лет назад его приглашали в хорошо оплачиваемые командировки в Южную Азию. Но именно тогда в жизни Юнги-хёна появился милый Чимин и никуда тот конечно не поехал. Намджун удивлялся как эти двое умудряются сосуществовать вместе, учитывая, что иногда Юнги вёл себя как постоянно ворчащий старик, и зачем Чимин вообще согласился с ним жить. Намджун поднялся на третий этаж и услышал, как хён громко шлёпая домашними тапочками идёт открывать дверь. - Привет, хён. - улыбнулся Намджун и покачал пакетом с подарком на новоселье. Юнги только ухмыльнулся и толчком открыл дверь пошире. Он был какой-то весь взъерошенный, даже немного раскрасневшийся, к тому же Чимина не было видно, и Намджун запретил себе думать об этом дальше. Тыкать в свои чувства интересом к отношениям других это меньшее, что ему сейчас надо было. - А где Чимин? - поинтересовался Намджун просто ради вежливости. - Сейчас придёт, он в спальне, - отозвался Юнги. Он доставал из холодильника какие-то тарелки. - Мама сказала с тобой поделиться. Точнее почти приказала. Здесь парочка гарниров и тут ещё домашние заготовки. Тебе на месяц хватит. Плохо выглядишь кстати. Бессонница? - Нет, просто приболел. - соврал Намджун. Очевидно, что болезнь, выматывающая его с каждым днём, становилась только очевиднее. - И давно ты болеешь? - Юнги громыхнул чем-то в недрах холодильника и повернувшись, закрыл дверцу ногой. В руках у него были контейнеры с закусками. Намджун поднялся со стула и помог ему расставить их на столе. - Да вот вылечиться всё никак не могу...О, Чимин. Поздравляю с новосельем! - на кухню вошёл молодой парень. Чимин был студентом в танцевальной академии и большую часть своего времени проводил в студии. Намджун иногда завидовал их отношениям. Несмотря на их разности в жизни и личных привычках, они были на удивление гармоничной парой, преодолев тяжелые периоды, какие бывают у всех. Юнги-хён был трудягой, но таким же был и Чимин. Зато хён был язвительным перфекционистом, но его парень смягчал ершистый характер Юнги до уровня более-менее социализированного существа. - Намджун-хён, ты пришёл, - Чимин повис на писателе, он был гораздо ниже его и любил обниматься. Намджун похлопал его по спине и отодвинулся. С Чимином он познакомился уже после его знакомства с Юнги, так что периодически он чувствовал, как хён упирает свой острый взгляд в него, поэтому он предпочитал не рисковать. - Сядьте уже и не маячьте перед глазами, - сказал Юнги, поджимая ноги под стул. Сам он уже давно потянулся палочками к чашке с рисом, аппетитно причмокивая. У Намджуна заурчало в животе, он давно не ел домашнюю еду. Он совершенно не умел готовить, если не считать готовкой заваривание рамена в чашках.       После они устроились на диване, попивая холодное пиво и обсуждая что-то незначительное, как это бывает у друзей. Чимин сидел внизу, играя в приставку в жутко популярную игру со своими друзьями, изредка восклицая что-то неразборчивое и не очень приличное. Намджун наслаждался этим дружеским теплом, на какое-то время забывая обо всём. Пока его не скрутило приступом, но он уже научившись предугадывать такие боли, ушёл в ванную, включив кран с водой и пытаясь кашлять потише. Намджун думал, что его не было слышно, но, когда он открыл дверь, от стены напротив оттолкнулся хён и жестом указал следовать за ним. - Ты меня за дурака держишь, Ким Намджун? - тихо и медленно начал Юнги. - Являешься сюда, лица на тебе нет, под глазами не синяки, а какие-то впадины и котлованы. Ещё и кашляешь как туберкулёзник. Ты почему не в больнице с таким-то кашлем? - Это пройдёт, хён. - устало вздохнул Намджун. - Не волнуйся. - Конечно, пройдёт. Со смертью твоей всё пройдёт. - процедил Юнги. - Что с тобой происходит? От тебя уже пару месяцев ни слуху, ни духу, пока я тебе не написал. - Со мной всё хорошо. - упрямо повторил Намджун. - Всё будет хорошо.       В комнате повисла тишина. Юнги сверлил его тяжёлым непроницаемым взглядом, Намджун просто молчал. В этой тишине, медово-вязкой и душной как тёплое одеяло, кому-то на телефон пришло сообщение. Намджун ухватился за свой как за спасательный жилет и поспешно достал его из кармана. И не смог сдержать улыбку. Сокджин ему написал. Он извинялся за свой побег, сказал, что был не готов на тот момент к такому разговору и просто писал всякие мелочи, может быть и незначительные на первый взгляд, но для Намджуна они были сейчас как глоток свежего воздуха. Его радость прервал хён, который смотрел на него удивленными глазами. - Охренеть. Да ты по уши влюблён. - сказал Юнги и неверяще похлопал по столу. - Невероятно. - Да, я...мне кое-кто нравится. - тихо ответил Намджун, уже понимая, что хён, как опытная гончая, напал на след и просто так он его теперь не отпустит. - И скорее всего, раз ты такой весь несчастный тебе отказали или...о, - пробормотал Юнги и, придя к выводу, скривился и сказал - Ты теперь во френдзоне, что ли? - Его не интересуют парни, - грустно промолвил Намджун. И увидел на лице хёна только ярость и сожаление. Намджун знал, что до Чимина, у хёна были только девушки, такие же миленькие и маленькие, вот только в них не хватало той твердости, которая позволила бы самому Юнги опереться на них и спрятаться от своих внутренних демонов. И когда Намджун должен был познакомиться с Чимином, он ожидал увидеть девушку, с изящными чертами лица, женственную и хозяйственную, ну или бойкую и яркую, с поведением томбоя, а встретил парня, у которого одна нога была как две вместе взятые хёна. - Я его знаю? - процедил сквозь зубы Юнги. - Вряд ли, ну если только на досуге слушаешь современные айдол-группы, - печально хохотнул Намджун. - Всё сложно, хён. - Твою мать... - с чувством произнес Юнги. - И что, оставишь всё так? Даже не попытаешься? Как вы вообще встретились? - Уже попытался, - мрачно ответил писатель. - Целую неделю мне не отвечал. Но, ты знаешь, хён, я рад даже таким сообщениям. - И всё-таки, с тобой что-то не так, - произнёс Юнги. - Но в твою личную жизнь я лезть не буду, потому что ты в мою никогда не лез. Но, Намджун-а, ты же знаешь, что у тебя есть друг, который выслушает тебя? Хён всегда рядом.       К горлу подкатил колючий комок, Намджун не смог его проглотить. Он почти рассказал Юнги-хёну всю правду, но на кухню вошёл Чимин и Намджун только и мог, что сглотнуть застрявшие в горле слова. Он мгновенно отдалился от себя, от этих счастливых людей, так любящих друг друга, от этой земли. Со стороны он наблюдал за своим телом, несчастным и больным, с запавшими глазами от любовной тоски и молча ужаснулся тому, к чему катится его жизнь. "Такой ты представлял себе жизнь недооценённого писателя?", - спросил Намджун сам себя. "Вот она, любуйся. Ешь полной ложкой, наслаждайся, смотри только не поперхнись", - с каким-то мазохизмом подумал Намджун. Позже, возвращаясь домой, с пакетом, полным домашними гарнирами от мамы хёна, Намджун никак не мог вынырнуть обратно из своих мыслей.       Сейчас Намджун чувствовал себя сломанным, таким же как в те славные прежние времена, когда он учился в университете и не знал, что ждёт его в будущем, что он хочет делать в этом таком далёком и кажущимся невыносимым будущем. Любовь теперь грела его и одновременно его убивала. Сокджин теперь был как то далёкое будущее, которое превратилось в обыденное сейчас, он был здесь и сейчас, но до него не дотянуться, не добежать, сколько не рви свои жилы. Намджун на мгновение подумал, как приходит в агентство к Сокджину со своей медицинской картой и снимками рентгена, бросает весь этот ворох документов в лицо всем им, бесконечным мемберам его группы, менеджерам, продюсерам, и втягивает Сокджина в это мрачное и унылое болото отчаяния и предсмертных судорог. Он сам превратится в паразита, только он умрёт, а Сокджину придётся жить с этим грузом всю оставшуюся жизнь. Намджун остановился. Он до этого совсем не думал о Сокджине. Что будет делать он, когда Намджуна не станет? Придёт ли он на его похороны? Станет ли он рыдать по ушедшему знакомому писателю? Мысли Намджуна лихорадочно заметались в его голове, мельтеша и сталкиваясь. Он не хотел, что его возлюбленному было больно. Только не из-за него. Но он станет такой причиной. Значит, надо уменьшить её, пока она не станет просто терпимой.       Дома Намджун распихал по своему пустому холодильнику содержимое пакета, заботливо собранному Чимином и небрежно вручённым ему хёном. Он открыл ноутбук и проверил почту, просто по привычке. И увидел письмо от издательства, которое уже успело ему отказать в принятии рукописи про Роуз и Сэру. Теперь издательство предлагало прийти к ним в офис и обсудить условия контракта. Они соглашались печатать его книгу. Намджун снова почувствовал себя живым. Его книга, его драгоценная книга, первая из тех, что никуда не принимали и всегда отказывали в публикации, будет на полках книжных магазинов. Намджун знал, что тираж будет невелик, но история про Роуз и Сэру была для него очень важна, возможно из-за того, что она могла стать его последней напечатанной историей. Она может не повторить успех его дебютного произведения, но станет единственным свидетельством его чувств, всех тех, которые он успел пережить за время, проведённое с Сокджином. Ах да, хён. Намджун в порыве счастья хотел написать ему первому, что ту историю взяли, что она будет напечатана, что её услышат люди. Но он опустил руку медленно и грустно, а потом…Потом Намджун сначала удалил переписку, написав короткое «Прости, но я не хочу с тобой больше общаться», а затем добавил контакт с именем Сокджин в чёрный список. «Лучше рвать сразу. Пока я живой, пока я дышу и чувствую этот мир, я хочу познать все грани жизни. Если мне больно, значит, я всё ещё живой. Живой. Больно», - подумал Намджун и прижал телефон к груди, его скручивало болью, не сколько физической, сколько душевной, он начал кашлять, захлёбываясь от нехватки воздуха и давясь горькими солёными слезами. На пол посыпались ослепительно белоснежные лепестки. Третья стадия пришла быстро и неотвратимо, как нежданная беда.