…связью с людьми мы обязаны лишь своим собственным усилиям: стоит перестать писать или говорить, стоит обособиться, и толпа людей вокруг вас растает; понимаем, что большая часть этих людей на самом деле готовы отвернуться от нас (не из злобы, а лишь из равнодушия), а остальные всегда оставляют за собой право переключить свое внимание на что-нибудь другое; в эти дни мы понимаем, сколько совпадений, сколько случайностей необходимы для рождения того, что называют любовью или дружбой, и тогда мир снова погружается во мрак, а мы – в тот лютый холод, от которого нас ненадолго укрыла человеческая нежность… Альбер Камю
К своему издательству Намджун подошёл примерно в 10 часов утра. По его меркам, это было довольно рано, работа в издательстве начиналась немного позже, большинство сотрудников предпочитало задержаться на работе, нежели чем мчаться на работу в самую рань. Но Намджун был уверен, что редактор Бан уже был на рабочем месте, он свою работу любил и посвящал ей всю свою жизнь, свободное время отдавая семье. Намджун был знаком с его женой и дочкой, просто заходил к ним как-то домой и остался поужинать, не в силах отказать гостеприимной жене редактора Бана. "Удивительно, как быстро летит время", - подумал писатель. "Только недавно хённим звал всех выпить по случаю рождения дочери, а теперь она заканчивает первый класс. Все идут куда-то, двигаются вперёд, а я почему-то застыл на одном месте и не вижу ни конца, ни края своего горизонта. Вокруг только тьма и холод, а солнца все нет и нет." Он поздоровался с охранником на проходной, только тот был каким-то новеньким и зачем-то кинулся проверить у него пропуск. Дальше Намджун сел на лифт и доехал до знакомого этажа, дошёл до знакомой двери и замер перед ней. Он постучался и открыл её резко, словно что-то отрицая. Редактор Бан сидел в своём кабинете, спокойный и невозмутимый, словно с Намджуном и не происходило ничего, словно не было этого коктейля из отчаяния, любовного томления и страха. Сколько бы Намджун не приходил в этот кабинет, а он и не менялся. Только на одной из самых бросающихся в глаза полок встала в ряд с другими переплётами, скромная книга с сияющими звёздами. Намджун обратил на неё внимание, до этого он её и не замечал. "Суждено ли мне остаться в этом кабинете после своей смерти?" - подумал про себя писатель. "Будет ли она там стоять? Как напоминание обо мне? Книги долговечнее писателя, в каком-то роде, словно мраморное надгробие у могилы". - Проходи, Намджун, не стой возле двери, - вздохнул редактор Бан. - Ты сказал, что хочешь поговорить. - Да, хённим. Мне надо вам кое-что рассказать. - Намджун устроился на стуле и начал свой рассказ, опуская только подробные детали. Третья стадия оставляла ему мало шансов, а время теперь сыпалось быстро и реальность приближалась к нему толчками, больше похожее на разгон первоклассной спортивной машины. Намджун рассказал о том, что его любовь это мужчина, и очень популярный, что она невзаимная, и что он болен той самой болезнью, и последняя стадия вот она, уже за углом. Он приехал в издательство, чтобы обсудить дальнейшее соблюдение авторских прав на свои книги, потому что он составляет завещание и всё, что от него останется, это только строчки текста и куча никому не нужных вещей. Намджун рассказывал долго, иногда сбиваясь и вспоминая что-то совсем не нужное, но редактор Бан слушал его не перебивая. Глаза Намджуна сияли, он больше походил на одержимого, в нем виделся разлом души, из трещин которого рвалась наружу любовь, не пролитая, толком не высказанная, но уже страдающая. Редактор Бан смотрел на своего лучшего писателя и не понимал, как он мог проглядеть столь сильные чувства. "Он кого-то мне напоминает...Но кого же?", - вспоминал мужчина, разглядывая Намджуна, продолжающего свой рассказ. А потом понял, что Намджун в своей первой книге писал про себя. Это было очевидно, но окончательно ясно стало только сейчас, в мозгу словно что-то щелкнуло и все шестерёнки закрутились в правильном направлении. "Конечно же... он написал про себя...про кого ещё он должен был ещё написать...", - мысленно протянул редактор Бан. Он не мог смириться с мыслью, что Намджун скоро умрет, он отрицал её. - Я хочу увидеть твою медицинскую карту, Намджун. Это возможно? - спросил редактор Бан. - Не думаю, хённим. - ответил писатель, чувствуя, что приступ совсем рядом. - Мне надо отойти. - Тебе плохо? - встревожился редактор, и подскочил со стула, помог Намджуну открыть дверь. Тот почти наощупь дошёл до конца коридора и начал тяжело, отрывисто кашлять, с жуткими хрипами и звуками, больше похожими на умирающего человека. Сквозь пальцы летели на пол, устеленный мягким ковролином, белые лепестки. Редактор Бан застыл невдалеке, сначала инстинктивно отшатнувшись, то был испуг, терзавший любого человека в современном мире. Никто не думает о смерти или думает о ней не так, какова она есть на самом деле и встречаясь с ней, мимолётом или заглядывая в её лицо, всегда закрытое капюшоном, страх первым приходит в твою душу. Редактор Бан не стал исключением, ибо страх за руку держит сомнения, а это такие маленькие черви, которые заползая однажды в сердце, начинают сжирать его живьём. Любят ли его достаточно, чтобы он не заразился? Настолько ли велика его собственная любовь, чтобы подвергнуться заражению? Стоит ли помогать уже обреченному? Но, к счастью, редактор Бан уж точно не был трусом, и он помог Намджуну разогнуться и даже слегка погладил его по взмокшему затылку. Лепестки продолжали лететь на ковролиновый пол, писатель продолжал медленно умирать, а мир продолжал жить и дышать.***
- Завещание составлено. Все книги я оставил в дар библиотеке и книжному магазину с названием "Никогде". Пусть берут то, что хочется, а остальное, если что-то останется, заберут мои родители. Все последующие доходы от переиздания книг я завещал своим родителям и своей младшей сестре. Вещи я пожертвовал на благотворительность, но моя семья сначала заберёт всё, что захочет. - Вы уверены, господин Ким? - спросил юрист, которого посоветовал ему редактор Бан. Юрист, а точнее нотариус, был маленьким человеком с узкой ладошкой и быстрыми, подвижными пальцами, которые словно жили своей жизнью. Намджун взглянул на них и на миг увидел длинные и узловатые пальцы другого человека, вспоминать которого он сам себе запретил. - Вы ещё молоды, не понимаю, почему вы так спешите. Господин Бан уведомил меня только о том, что вы спешите составить завещание, но глядя на вас, я не совсем понимаю причину такой спешки. - Вам и не нужно понимать, просто оформите моё завещание корректно, в соответствии со всеми правовыми нормами. - устало попросил Намджун и поднял глаза на потолок. Он плохо спал прошлой ночью, и позапрошлой ночью, и двумя ночами ранее. Он вообще теперь плохо спал. Во снах, которые превращались в кошмары, Намджун видел мешанину из картинок и звуков, которые прыгали и замедлялись, окрашивались в алый и стремительно выцветали. А ещё Намджун видел свой "цветок", он был так...прекрасен. Он светился теплым сиянием и во сне Намджун прикасался к нему бережно и ласково, трогая нежные лепестки дрожащей рукой. Писатель сидел рядом с "цветком", тот был накрыт сверху прозрачным куполом, и сквозь него рука Намджуна проходила без проблем. Цветок под рукой подрагивал, но словно радовался и рос, расцветал прямо на глазах, разворачивая свои белые лепестки. Намджун запрокинул голову наверх и посмотрел на купол, накрывавший его самого. Сквозь тонкую и прозрачную плёнку на него осуждающе смотрел Сокджин. На его лице читалось отвращение. Он шептал, говорил одними губами: "Ты был мне как друг. Но ты другой. Отвратительный. Как и твой цветок. Вы паразиты, жалкие и такие омерзительные, цепляетесь за других и заражаете их, чистых и невиновных, своими идеями, своими неправильными мыслями, грязными помыслами. Разве тебе не хочется побыстрее умереть и покончить с этим раз и навсегда?". Намджун просыпался от этих ядовитых слов, весь в поту, посреди ночи и долго-долго кашлял, засыпая свою постель сияющими в темноте лепестками. А потом он открывал фотографию Сокджина, сделанную какой-то фанаткой в аэропорту и долго смотрел на тёплый образ, улыбающегося и посылающего воздушные поцелуи всем встречающим и провожающим. И каждый раз убеждался, что поступил правильно, что он на верном пути, раз не втянул в это болото уныния и отчаяния своего любимого. Но как же ему было одиноко сейчас, как никогда в жизни, он нуждался в человеческом тепле и заботе, но он просто не мог поделиться этой ношей с кем-то другим, кроме редактора Бана. Но семье придётся сказать рано или поздно, только в нем едва теплилась надежда, что экспериментальная операция сработает. Доктор Пак пообещал, что будет держать его в курсе дела...***
Редактор Бан хмуро и недовольно взглянул на медицинскую карту Намджуна, на самого Намджуна, на врача Пака, обживающего свой кабинет. - Вы уверены в поставленном диагнозе? - спросил редактор Бан твёрдо поставленным голосом. На такой вопрос у врача Пака удивлённо поднялась бровь, и он только показал в ответ недавнюю рентгенограмму, где цветок был показан во всей своей ужасной красоте. Бутоны были пухлыми и плотно набитыми белыми лепестками с уже чётко виднеющимися прожилками, правда непонятного цвета. - Сомнений быть не может, равно как и неверного диагноза. - мягко пояснил своё действие доктор Пак. - Если вы не доверяете нашей больнице, то можете пройти обследование в любой другой частной клинике и вам скажут то же самое. А вот направление на операцию могу выписать только я. - Что это за операция? - настойчиво спросил редактор Бан. - Почему о ней так мало известно? Не потому ли, что она опасна для больного? Доктор Пак нервно щёлкнул ручкой, положил её на стол и сложил руки под подбородком. - Скажем так, что она не совсем безопасна и в случае неудачи господина Кима ждёт летальный исход. Подобные операции стали проводиться совсем недавно, в нашей стране это будет только третий случай. Но в случае положительного результата господин Ким сможет прожить гораздо долгий срок, чем прогнозируется для него сейчас. Правда в процессе операции неизбежно пострадают лёгкие и гортань, но ведь вы будете жить и это разумная цена за столь ценный шанс избавиться от болезни. - Значит, всего только две операции? - уточнил редактор Бан и складка между его бровями тревожно углубилась. - И что, обе удачные? - Я бы сказал, что почти, - замялся доктор Пак. Его рука против воли скользнула к ручке, и он снова ею щёлкнул. - Самый первый случай был тяжелым и там счёт шёл на секунды. Команда врачей не успела чуть-чуть, мы очень старались спасти ему жизнь, но больной сам отказывался жить дальше и наши усилия пошли прахом. Но во второй раз операция прошла безукоризненно и без малейших осечек. Результат просто поразительный! Мы вычистили лёгкие этой девушки, и она впервые с момента заражения задышала свободно. Правда, как и предполагалось, возникли проблемы с операцией на гортани и боюсь, что шрамы останутся надолго и свести их будет необычайно трудно. - Хорошо. - вдруг промолвил до этого молчащий Намджун. - Я ведь могу обдумать этот вариант с операцией? - Конечно. - с натугой улыбнулся доктор Пак. - Конечно же, вы должны подумать и взвесить своё решение. Но не затягивайте. Сами ведь понимаете, что к концу третьей стадии ваше время будет на исходе, а если начнётся четвёртая, то мы, скорее всего, будем бессильны. - А почему операций так мало? - спросил редактор Бан. - Ведь заражённых и больных гораздо больше, чем проведённых операций. Так почему же только два прооперированных человека? - Новая технология, вот люди и боятся. - пожал плечами доктор Пак. - К тому же такие больные боятся обращаться за медицинской помощью и не выносят, когда с ними заговаривают о причине и исходе болезни "нелюбимых". На выходе из больницы редактор Бан придержал Намджуна за плечо. - Не нравится мне твой лечащий врач. Ты точно не хочешь его сменить? Могу посоветовать другую поликлинику, там работает один мой хороший знакомый. - Зачем? Доктор Пак выполняет все свои обязанности как полагается. - удивлённо спросил Намджун. У него сильно болела голова, он не мог толком сосредоточиться на одной мысли. Ему казалось, что его голова превратилась в один большой аквариум, и рыбки-мысли ускользают и бросаются врассыпную. - Я дам тебе визитку одного человека, Намджун. - редактор Бан хлопнул его по плечу и вручил прямоугольный кусок плотного картона. - Он работает в реабилитационном центре для инвалидов. Иногда к нему приходят такие больные, как ты. Те, кто отчаянно любят, но кого не слышат или не хотят слышать. Загляни к нему, если захочешь поговорить. Он хороший парень, добрый и отзывчивый. Так что просто поговори и тебе станет легче. Хорошо? - Хорошо, - послушно взял визитку Намджун. Голова начала раскалываться пополам и виски наливались жуткой пульсирующей болью. В лёгких начал разгораться неясный жар, так всегда начинался приступ. Намджун попрощался с редактором и поспешил домой. Метро сливалось перед ним в одну сплошную серую линию, а свет, хоть и искусственный, резал глаза. Намджун шёл куда-то, не разбирая дороги, лишь иногда мелькали знакомые обозначения, но он продолжал идти вперёд и ни разу не остановился. Наконец он пришёл. И застыл перед закрытой дверью. "Никогде" было закрыто. Намджун опустился на ступеньки под дверью и опустил голову на колени. Он пришёл сюда по какому-то непонятному зову сердца, а может быть просто по привычке. Над головой зазвенели ветряные колокольчики и Намджун обернулся. У хозяйки магазина удивленно округлились глаза и, помедлив, она распахнула дверь и пригласила писателя внутрь.