Bravery

      Из-под нашей двери в общежитии доносились крики. Я утерла слезы и притормозила, прежде чем открыть.       — Нет, Тревис, — выругалась Хилари, — если ты его защищаешь… — она всхлипнула. — Не хочу слушать твои оправдания. Он ей изменял все это время? — она снова всхлипнула. — Я тебе не верю! Что значит, не изменял? Мы видели его с другой девушкой. Ты защищаешь его, ты такой же, как и он… — закричала Хил и разразилась громкими рыданиями.       Я сделала шаг в комнату и закрыла за собой дверь. Плачущая Хилари стояла посреди комнаты, на полу валялся телефон. Девушка подняла на меня красные от слез глаза и поморщилась. Я скинула сумку и куртку и обняла ее.       — Он мне не изменял, Хил. Он не изменял…       От сказанных мною слов, девушка расплакалась еще больше.       — Но он защищал его, не зная сути.       — Ты бы тоже меня защищала, — я еще крепче сжала ее в объятиях. — Ты бы тоже так поступила. То, что происходит между мной и Хантером не должно касаться ваших отношений с Тревом.       Девушка отстранилась и взглянула на меня.       Я вспомнила разговор с Тревисом: «Просто Хилари мне сказала, что ты хорошая девчонка, а мне не хочется, чтобы потом, если вдруг у вас с ним не получится, ты переманила ее на свою сторону. Она мне очень нравится».       Я обещала ему, что такого не случится, потому что нас с Хантером ничего не связывает и на тот момент я была убеждена, что отношений никаких не получится.       — Ох, Хил, — вздохнула я и еще раз ее обняла.       Часам к десяти уже вдоволь наплакавшись, я устроилась у себя в постели. Хилари еще несколько минут возилась с телефоном, а потом, отключив его и погасив свет, тоже легла.       Я только открыла рот, чтобы спросить во сколько ей завтра вставать и будить ли вообще, как в дверь постучали — настойчиво, громко и не один раз. Я нахмурилась и схватилась за очки с тумбочки, поднимаясь на кровати и следя, как Хилари открывает дверь.       — Тревис, что случилось? — она отошла на шаг, впуская в комнату запыхавшегося парня, который начал руками что-то показывать, видимо, не в состоянии сказать из-за отдышки.       — В общем… Хантер… он… ужас…- бессвязное бормотание вперемешку со вздохами вырывалось из уст парня.       Обессилевший Тревис рухнул на кровать и еще несколько раз вздохнул прежде, чем объяснить свое позднее появление и такой встревоженный вид.       — Разнес всю квартиру, — тихо сказал Трев, покачивая головой. — Он и так весь день срывался на мне, был какой-то озлобленный, а тут вообще с катушек слетел! Ему кто-то позвонил, и он вышел из комнаты, а когда вернулся — его уже не узнать было. Сорвал со стены зеркало и швырнул его в ванну, сломал стул и тумбочку в комнате, и ведь даже не объяснил, что произошло! Закрылся в комнате, а оттуда только треск и звуки бьющихся и ломающихся вещей.       Хилари охнула, прикрыв рот ладошкой, и опустилась рядом с парнем, хватаясь за его руку и явно забывая о дневной ссоре.       — Ребекка, ты что-то знаешь?       Я от удивления даже рот открыла, слушая рассказ Тревиса. Но ступор быстро сменился паникой, и я начала хвататься за одежду, надевая поверх пижамной футболки толстовку и засовывая телефон в карман. Времени на то, чтобы сменить пижамные штаны на джинсы не было, и я рванула к двери, вовсе не думая, что меня кто-то может остановить. Но Хилари схватилась за мою руку, сжимая запястье.       — Это я виновата, — выпалила я, оглядываясь на девушку. — Хил, я должна, понимаешь? Должна!       — Я знаю, — кивнула она, отпуская меня. — Поэтому я тебя отвезу.       Прыгая на переднее сидение машины подруги, я только молила о том, чтобы Хил ехала как можно быстрее. Внутрь закралось что-то темное и тяжелое, разрастаясь в груди и будто заполняя тело, заставляя руки трястись, а сердце колотиться еще сильнее.       Выскакивая из машины еще до того, как девушка заглушила мотор, я ринулась ко входу в здание. Из-за спины доносились голоса Хилари и Тревиса, но не было ни времени, ни желания остановиться и переспросить. Прекрасно понимая, что спешить некуда и ничего серьезного случиться не могло, я все равно перепрыгивала через две ступеньки, цепляясь за поручень, как будто если я вовремя не появлюсь — с ним что-то произойдет.       Дверь в квартиру оказалась приоткрытой, и я, долго не думая, скользнула внутрь, осматриваясь. Тревис не соврал — сломанный стул валялся посреди гостиной, пол был устелен осколками стекла и какими-то деревянными обломками. Если бы я не знала, что все это работа Хантера, то могла бы с уверенностью сказать, что тут как будто прошел смерч.       Скулящая у двери в комнату Санни, ринулась ко мне в ноги и начала извиваться, не переставая мяукать ни на секунду. Я осторожно отодвинула ее ногой и прошла к комнате — на то, чтобы успокаивать кошку времени не было.       — Хантер? — тихо позвала я, боясь открывать дверь. — Это Ребекка. Я… В общем… Слушай, — слова давались с большим трудом, я то и дело запиналась, потому что после пробежки по лестнице легким нужен был отдых, — если ты так отреагировал на мои утренние слова…       — Заходи.       Не поколебавшись ни секунды, я открыла дверь в комнату, сразу ища глазами молодого человека, и стараясь не обращать внимания на сломанную мебель, разбросанную по полу.       Хант сидел спиной ко мне на кровати, опустив голову и тяжело дыша, что было заметно по его вздымающимся широким плечам. Оставив мяукавшую и недовольную Ворчунью за дверью, я прошла до кровати и села рядом с молодым человеком, стараясь заглянуть в его лицо и понять, что такого страшного могло случиться, а главное — успокоился ли он.       — Тревис пришел, — прервала я наконец пятиминутное молчание, — сказал, что что-то случилось.       — И ты сразу бросилась сюда? — он оторвался от изучения линий на своих ладонях и поднял на меня измученные глаза. — Даже несмотря на то, что произошло. А ведь все совсем не так было, я хотел тебе сразу объяснить, но вы так быстро уехали…       — Это не имеет никакого значения сейчас, — тихо прошептала я, устраивая свою ладонь на его сцепленных руках и упираясь лбом ему в плечо.       «Что я делаю? Что я делаю? Что я…»       — Отец умер.       Хантер опустился на пол перед кроватью и уткнулся лицом в мои колени, чуть обнимая руками икры. Он слишком долго молчал, а я не знала, что сказать, поэтому просто положила руку ему на голову, поглаживая волосы.       — Знаешь, что самое странное? — вдруг он поднял голову на меня. В полутьме его глаза казались уже не серыми, а черными. — Мне его даже не жаль. Он был мразью, — и его лицо снова опустилось на мои ноги, вот только в этот раз сжимая икры так, что мои стопы оторвались от пола.       Мне хотелось сказать что-то ободряющее, как-то поддержать его, извиниться, но в голову ничего дельного не шло. Все мысли разбежались как крысы с тонущего корабля.       Через несколько минут он перебрался на кровать, притягивая меня к себе, и уткнулся носом мне в волосы, обвиваясь руками вокруг меня, как осьминог.       — Иногда мне кажется, что тебя как будто и не было. Что это сон или воображение. Но сейчас, среди всего этого хаоса, мне с тобой почему-то так спокойно, — прошептал он мне на ухо.       — Я здесь. С тобой, — мне потребовались усилия, чтобы выговорить это. На последнем слове мой голос дрогнул, и Хантер еще сильнее стиснул руки, почти лишая меня возможности дышать.       Но я даже не шелохнулась, позволяя прижиматься к себе. Складывалось такое ощущение, что он думает, что я действительно могу уйти в любой момент, как он сказал минутой ранее. Что я вдруг испарюсь, просто исчезну из его жизни. Или встану и уйду, не оглянувшись. Но одни только мысли о том, чтобы отойти от него — причиняли боль мне самой. Такую боль я чувствовала и раньше, но только раз, когда мама умерла. Я не могла потерять Хантера. И то, что я сказала ему днем — было большой ошибкой, он это понимал.       Парень накрыл своей ладонью мою, и наши пальцы переплелись.       — Когда я проснусь, я хочу, чтобы ты была здесь.       — Я буду здесь, Хантер, — кивнула я, чуть пожимая его пальцы, чтобы доказать, что я — рядом.       Его холодный нос коснулся мое уха, кажется, он хотел сказать что-то еще, но я перебила его:       — Спи, Хантер. На утро станет легче, обещаю. Я не уйду.       Он выдохнул мне в шею, обжигая кожу, и устроился поудобнее, все еще не выпуская меня из цепких объятий. Да я и сама выбираться не хотела.       Наверно, если бы мне кто-то в первый день учебы сказал, что через несколько месяцев я буду просто лежать с ним в одной постели, обнимая и не боясь, не вздрагивая от каждого шевеления, не задерживая дыхания от страха, не чуя опасности, — я бы не поверила.       Но сейчас, чувствуя его дыхание на своей коже, сжимая его большую ладонь и слыша прерывистое дыхание, мне все кажется правильным. Да, именно так и должно было случиться.       Да, это место сделало меня счастливой.