Любить или убить?

Зайдя в комнату, освещённую со всех сторон лучами утреннего солнца, я ожидала увидеть мертвенно-белое и бездыханное тело. Но вместо этого я увидела парня, лежащего на кровати в той же самой позе, в которой я его оставила. Он дышал, и кажется, был ещё жив. Напоив Стайлза антибиотиками и обезболивающими, я обрызгала ожоги специальным средством, потом намазала ещё какой-то мазью и налепила пластырь. Оставалось самое сложное и неприятное. И самое трудное. Переливание крови-это не обычное занятие для школьницы, которая в будущем собирается поступать на врача. Сверив инструкцию в интернете, я установила капельницу, подсоединила пакетик с кровью и нашла необходимую вену в руке Стайлза. Он даже не почувствовал, когда я проткнула его кожу тонкой серебристой иглой. Я просидела и промучилась с его швом ровно 1,5 часа. И когда весь гной был вычищен, а нитки были сменены на новые, я от усталости на ходу закрывала глаза. Тем временем солнце сильнее било в окно, и я немедленно закрыла эркерное стекло шерстяным пледом, которым укрывался парень на кресле. Мне очень хотелось спать. Но ещё я испытывала такое опустошение... я не знала, где моя сестра и мама. Не знала, все ли правильно я сделала со Стайлзом,и вся эта неопределенность пугала и исчерпывала мои внутренние силы. Я умыла лицо холодной водой и села в кресло, потому что Стайлз лежал на кровати. От недосыпа и переутомления раскалывалась голова, но я чувствовала, что вот-вот и парню нужна будет моя помощь, а я буду спать. Чтобы хоть чем-то заняться и не заснуть я приготовила специфический завтрак: сделала яичницу и кофе. Самой же мне не хотелось есть и по окончанию готовки я тупо уставилась на еду, не находя себе место. Стакан с кофе я просто отодвинула, чуть не уронив его со стола. После этого голова моя закружилась, и я почувствовала, что ещё чуть-чуть и упаду в обморок. Стайлз все ещё спал и ничего не предвещало беды. Вокруг была тишина и спокойствие. Только внутри меня происходило безумие. Мне надо было прогуляться. Определено. Изучив дом повторно, я предположила, что в нем давно никто не жил, может быть лет 20-30. Холодильник был выпущен в прошлом столетии, как и газовая плита, которая осталась почему-то ещё в хорошем состоянии. Я вышла на улицу и ощутила себя единым целым с природой. Солнце тёпло пригревало кожу и я обошла дом кругом, дойдя то того места , где было эркерное окно. В живую, не через стекло, все была намного прекрасней. Залюбовавшись этим видом, я присела на сухую траву и задумалась о том, что сейчас со мной происходит. Заслуживаю ли я этого? Почему Эллисон рассказала неправду Джексону? Как Стайлз выследил меня? Кто поджег мой дом? Где мои родные? Все что у меня есть, это деньги, которые уже никому не нужны. А именно с них все и началось...родители Стайлза, сейф, убийцы... Меня разбудило какое-то странное предчувствие. Знаете, такое бывает, когда ты просто стоишь и чувствуешь на себе чей-то взгляд, но в округе никого нет. Ты начинаешь оборачиваться по сторонам, ищешь хоть кого-нибудь, но никого рядом нет. Так вот, именно такое ощущение я испытывала. Стемнело. Близился закат, и я проанализировала, что проспала целых 5, а то может быть и 6 часов. Вокруг никого не было. Но на меня точно кто-то смотрел и я чувствовала чье-то присутствие. Я поднялась, размяла шею, отряхнула волосы и спину, в которых застряли листья и трава, и пошла в дом. Как только я зашла внутрь, я заперла за собой дверь. Там точно кто-то был. Снаружи кто-то был. В комнате, где спал Стайлз, было очень душно. Я попыталась открыть окно, но все окна были заперты. Тогда я попробовала приоткрыть форточку сверху и в этот момент веки парня задрожали и он стал что-то бормотать себе под нос. Я села рядышком, на белую простынь, и застыла. — Стайлз?— спросила я очень слабым голосом и тут же наругала себя за это,— как ты?— более уверенно. Брюнет открыл глаза и тут же зажмурился. Его веки снова открылись и он минуту разглядывал то меня, то комнату, то капельницу. Я и представить не могла, в каком виде сейчас нахожусь после пожара, езды на машине и операции. Я незаметно поправила волосы, сбившиеся в один большой ком, пока Стайлз бегло осматривал свою руку с прицепленной туда трубкой. — Что случилось?— спросил он наконец очень тихо. — Ты солгал мне,— выпалила с упреком я, сама не понимая, откуда взялась такая злость. Стайлз недоумевающе заморгал карими глазами. — По поводу? — Твоей раны на животе. Ты сказал мне в воскресенье, что она заживает, но это было не так. О чем ты думал?! У тебя начался сепсис, я ездила в аптеку, сменила шов, промыла рану и установила... — Ты что сделала?— не успела я договорить, как Стайлз резко перебил меня. — Очистила рану и поменяла шов, ещё эти ожоги... — Нет, я не об этом. Ты съездила в аптеку? Но зачем? Стайлз кажется действительно не понимал, что происходит. — Ты умирал. У тебя было заражение крови. Я должна была. Мои слова не на шутку растрогали его. — Но ты же даже не умеешь водить машину. Я уже молчу о том, что я привёз нас в лес. — Кстати об этом, зачем ты привёз нас в лес? Стайлз долго молчал, соображая что ответить. Но он только пожал плечами: — Я был в стрессовой ситуации. Тебе разве тут не нравится?— он облизнул сухие губы,— можешь налить попить? Я аккуратно поднесла к его рту воду и помогла выпить содержимое. Когда струйка воды потекла по его лицу и шее я засмеялась. Стайлз выглядел сердито, но потом улыбнулся. — Ты как? Что-нибудь болит?— поинтересовалась я. — Голова тяжелая...а так вроде бы ничего. — Это из-за обезболивающих. Я дала их тебе утром. Тебе надо поспать. — Но я не хочу. Надо найти твоих родных. Надо... — Чш...— я накрыла его одеялом и посмотрела в упор,— у тебя ещё температура. Спи давай. А потом расскажешь мне про этот лес, и о чем ты думал, когда привозил нас сюда. Он никак не хотел засыпать, но все таки заснул. Я не хотела говорить ему о странном предчувствии, что мы тут не одни. Он и так многое пережил. *** Спустя три часа он снова очнулся. На этот раз буквально на 30 секунд, что-то невнятно пробормотал и снова завалился спать. Температура была под 40, жар не спадал. Я съела яичницу и выпила холодное кофе. Сходила в душ, ржавой водой и хозяйственным мылом помыла волосы. Кто знал, что тут нет шампуня? Но вид мой значительно посвежел. Я расчесала волосы старым гребнем волос, прошлого века наверное, и переоделась в новую одежду, которую купила в магазине. Это были обычные джинсы и топ-майка, чёрная, с кружевной оборкой. Когда я зашла в комнату, которая одновременно была и кухней, и спальней, и столовой, и гостиной, Стайлз стоял у холодильника ко мне спиной и что-то жевал. Я со злостью заметила, что он выдернул капельницу и стоял оперевшись об железную дверцу и что-то хомячил. — И как это понимать?— спросила я язвительно. Парень, который видимо не заметил моего присутствия, подскочил от моего голоса и обернулся. На его лице читался страх и испуг. Я засмеялась, потому что в одной руке он держал банан, а все его лицо было испачкано в молоке. Я залилась в истерику. — Ты как животное ,— подошла я к нему,— что произошло? — Я..я проснулся от жуткого голода. С тобой когда-нибудь было подобное?— Он говорил это и одновременно жевал банан. Я покачала головой и указала на кровать. Стайлз покорно сел на неё. — Уже вечер, а ты почти весь день не ел. Как голова? Живот? Ожоги? — Все в норме,— он уже проглотил полностью фрукт и теперь пытался встать и снова подойди к холодильнику. Я преградила ему путь. — Нет, теперь я сама все проверю. У меня нет больше желания ездить ночью в аптеку за 20 км отсюда, и делать тебе переливание крови и прочищать раны. Всего этого могло бы не быть, если бы ты сообщил мне о сепсисе. Знаешь кто ты? Ты -дурак! — А ты дурочка, потому что влюбилась в такого дурака как я. Не знаю, был ли Стайлз в бреду, или я переборщила с обезболивающим, но его слова сначала разозлили, а потом удивили меня. Он сказал это так по обычному, по-доброму, что мне не казалось это издевкой. Он улыбнулся и мне захотелось кинуться ему на шею. Но вместо этого я подошла к плите и сердито сказала: — Я не влюбилась в тебя. Стайлз промолчал и лёг на спину. В полной тишине я приготовила подобие ужина, стараясь не оборачиваться в сторону парня, чтобы он не мог увидеть моего лица. Я была уверена в том, что он внимательно следит за каждым моим движением, и не могла допустить, чтобы он догадался о моих настоящих чувствах. Но молчание продолжалось, и от этого становилось ещё более некомфортно. Я стояла всю дорогу к нему спиной, а когда еда была готова, я неловко повернулась с тарелкой в руке. — Это куриный бульон. Сможешь сам поесть?— сказала я без запинки, потому что готовила этот вопрос в голове последние полчаса. — Могу. Я поставила тарелку рядом с кроватью на тумбочку, положила ложку и хлеб. Потом снова неловко крутанулась вокруг своей оси и поторопилась к выходу. — А ты не будешь?— спросил он. — Мне нужно в душ, —ответила я. Стайлз удивлённо на меня посмотрел. — Ты только что из него. У тебя волосы сырые. Перестань придумывать предлоги, чтобы остаться одной. Я тебя одну не оставлю, понятно? Ну-ка, садись рядом,— и он указал на свободное место у кровати. Уйти я не могла, но и сесть рядом тоже. Поэтому я демонстративно села за кресло у камина и сделала вид, что рассматриваю ногти на руках. Стайлз съел весь суп, и откинься на подушку. — Почему, предложение о том, что ты можешь влюбиться в меня, вызвало у тебя такую агрессию? Неужели это самое ужасное и отвратительное, что могло произойти с тобой? Неужели я настолько уродлив и... Я шагнула к нему навстречу и резко остановилась. — Стайлз, я не могу сейчас ни о чем думать кроме моей семьи! Моя мама и сестра,— я замолчала,потому что чувствовала что ещё одно слово и я расплачусь,— я...я не могу сейчас думать о тебе. И все же я расплакалась. За весь день и всю ночь, я впервые рыдала по-настоящему горько и сильно. Стайлз был рядом. Он обнимал меня и успокаивал. Он как песню, пел эти слова: — Я знаю какого тебе сейчас. Когда мои родители погибли, я чувствовал тоже самое, что и ты. Но ты должна понимать, что твоя сестра и мать живы. Мы найдём их, обязательно найдём. Все будет хорошо. Нужно только подождать. Я окрепну, твои чудо руки вылечат меня и мы поедем их искать. Я буду рядом...всегда буду рядом..и не брошу тебя в беде...не брошу... Его ласковый, успокаивающий голос был мелодией для меня. Помню, последнее что я сказала, прежде чем провалиться в сон было: — И ты не уродлив. Далеко не уродлив. Как тебе могло прийти это в голову? Ты...ты просто... ну вообщем, ты мне нравишься, Стайлз. В темноте я не видела его лицо, но была уверена: он ехидно улыбался.