Я застрял на полпути между зарёй и восходом солнца. Жизнь — чудо, я увидел это в твоих глазах В огнях рампы. Я вою в лунном свете, Вою по тебе.
— Я не знал, что ты не справишься с управлением, — они идут по полупустому парку. — Бек… В ответ тишина. — Байк-то хоть в порядке? — вздыхает Юра. Отабек всё также упрямо молчит и хмурится, при этом не сбавляя темпа ходьбы, но Юра не был бы Плисецким, если бы оставил всё как есть. — Слышал, они чокнутого Леруа пригласили в качестве комментатора на соревнования. Тут казах словно оживает, что-то неопределённо промычав и нахмурившись пуще прежнего, отчего у Юрия отметка терпения приближается практически к нулю. — Да что между вами двумя произошло? — взъедается он. — Да так, — пожимает плечами и наконец отвечает Отабек, — были знакомы. — Давно? — В Канаде подружились, — и только сказав, понимает, что ляпнул лишнее. — О, — Юра приоткрывает губы в лёгком удивлении и до него доходит. — Так вы были друзьями. — Типа того, — подтверждает Алтын и засовывает руки в карманы, продолжать тему он решительно не собирается. — Поругались значит. — Угум. — А я всё думал, в чём дело? Только слепой бы не увидел ваши злобные переглядывания на Гран-при. Видно, это списали на дух соперничества… Но на меня ты так не смотришь даже после того, что я сделал. — Юр, — вздох, — ты считаешь меня другом? Вопрос одновременно приводит Плисецкого в ступор и выбивает из колеи. Страх и желание наполняют тело, разрываясь между дружбой и чем-то большим. Ему хочется закричать: «Нет, нахер дружбу, ты и я…», дальше он не думает, потому что считает, что Отабек его сразу пошлёт. Единственный друг или чувства — вот в чём сложность выбора. — Нет, — наконец выдыхает он, а Алтын резко останавливается и поворачивается к нему лицом. — Значит, — чеканит каждое слово, — ты больше не хочешь со мной дружить? — а внутри набирает обороты ураган и цунами, и торнадо вместе взятые. — Нет, — полная уверенность. Отабек молча кивает и продолжает путь. В голове абсолютно пусто, а все те чувства, которые он уже полгода с лишним пытается скрыть в самой глубине своей души, рвутся наружу все и разом, заполняют его, заставляя задрожать ладони — единственный признак того, что он вообще сейчас что-то чувствует. Чужие пальцы сжимаются на его руке, вынуждая остановиться. — Я хочу быть больше, чем другом, — голос Плисецкого срывается. — Ты понимаешь, то, что было вчера — не случайность, я тебя… Отабек резко разворачивается, смотрит на закушенную губу и совсем как в тот вечер оттягивает её большим пальцем, а затем в тон ему практически шепчет: — Потом. После соревнований. Хорошо? — Нет, — шипит Юра, отталкивает придерживающую его за подбородок ладонь. — Сейчас. Я уверен. Я тебя… — Юр… После мы обо всём поговорим и решим, — ещё старается удержаться казах, несмотря на то, что решимость в глазах напротив сметает всю его концентрацию к чертям. — Сейчас. Плисецкий практически рычит, поддаётся вперёд, дёргает Отабека за грудки на себя и впечатывается в его губы своими. Поцелуй лёгкий, невинный и неумелый, но его хватает, чтобы подорвать ядерную бомбу имени Алтына. Он обхватывает Юрия за талию, приподнимает над землёй на себя, к себе, целует его жарко, жадно и отчаянно. Язык проскальзывает сквозь чужие губы, проникает внутрь, вылизывает, изучает, а тело горит и жжётся, словно внутрь напихали полыхающие угли. Скольжение по нёбу вызывает судорожный стон у обоих. Юра намертво цепляется пальцами в его плечи, изгибается, стараясь быть ближе, открывается навстречу. Он жмурится от удовольствия, немного неловко подталкивая его язык своим, обводя по кругу, вызывая волну мурашек вдоль по позвоночнику. Отабек слегка царапает его нижнюю губу зубами, прикусывает, оттягивает, заставляя себя отстраниться, и заглядывает в мутно-зелёные глаза, в которых читается настолько откровенное желание, что он не выдерживает и стонет в голос. — Что же ты творишь, чёрт тебя возьми, — он притягивает парня в объятия, ладонью направляя и помогая опустить голову себе на плечо. Тяжело дышит, оглядывается, не заметил ли кто, и совсем ласково тихо говорит. — Юр… Юрочка… Солнце моё, умоляю, потерпи. Блондин вздрагивает от хриплого шёпота, кивает, утыкается носом в шею, прижимается ещё ближе, хотя кажется, что ближе уже некуда. Объятия длятся мгновения, растянутые на двоих на целую вечность, а затем Отабек его отпускает и, призывая всю свою волю, отходит на шаг назад. Они молча переходят через парк и каждый направляется в свою сторону: один — на тренировки, которые будь ты хоть пять раз золотой медалист, хоть шесть или семь, но должен явиться, а второй, со звенящей пустотой внутри, отправляется домой, вновь пытаясь загнать всё самое потаённое и чёрное в глубины своей души.***
День соревнований. Люди бегают кто-куда, суетятся, в Ледовом дворце собралось, как минимум пол Питера, а иностранных гостей и того больше. Организаторы рассаживаются по своим местам вместе с судьями, а Леруа в своём «JJ»-стайле открывает первые в своём роде соревнования. Отабек вместе с Плисецким стоят в отведённой зоне, опираются о поручни и переговариваются в ожидании номера Михаэля. Тот идёт следом за каким-то ирландцем и, на удивление, ни капли не волнуется. Перед выходом на лёд румын подмигивает парням, а Юра не выдерживает, складывает руки рупором и кричит что есть мочи: — Давай! Этот жест вызывает у Отабека улыбку. За последнюю неделю они всё же смогли, если не подружиться, то хотя бы достаточно сблизиться. Играет уже знакомая Алтыну мелодия и Михаэль начинает свой номер. Странное хмыканье рядом заставляет казаха скосить взгляд на Юру. — А он — не промах, не ожидал такого. Артистизм на высоте, — и нервно прикусывает губы. — Да, за артистизм ему непременно дадут высший балл, — вещает возникший словно из-под земли Виктор, становясь рядом. — Вспомнил, наконец-то? — кривится Юра. — Такой стиль катания тяжело забыть, — задумчиво произносит Никифоров. — Тогда ему программу ставил какой-то француз, но эта — почти идеальна, — и он кивает будто своим мыслям. — Из него выйдет замечательный тренер. — А ты что думаешь, — совершенно не обращая внимания на Виктора, Юра оборачивается к другу и тут его осеняет. — Ты уже видел его программу. — Видел, — кивает без зазрения совести Отабек, не сводя взгляда со льда. — И он твою, — почти рычит Плисецкий, — видел. — Видел, — снова бездумное согласие и сильный пинок по заднице. — Эй! — Как ты мог показать ему и не показать мне! — негодует блондин, не скупясь на пинки. — Но ты же сейчас увидишь, — смеётся Отабек, даже и не думая сопротивляться, лишь слегка увиливая. Никифоров молча наблюдает за развернувшимся действием, подмечает улыбку казаха, напускную обиду подростка, и вздыхает, вновь возвращаясь взглядом на каток. Следующим выступает его будущий муж, и он абсолютно и точно уверен, что тому не переплюнуть Михаэля. Когда Кацуки завершает свою программу — зал рукоплещет, но оценки судей опускают его на второе место. Первое, как и предвиделось, остаётся за румынским фигуристом Михаем Грэйляну. Идёт черёд Юры и голос из колонок, не без ехидства, отмечает: — А сейчас на льду восходящая звезда российского фигурного катания, russian fairy, Юрий Плисецкий с программой «Potential». Исполняется под песню «The Killers — Somebody Told Me». Юра уже в центре, музыка заполняет арену, и он начинает, зная, что за ним неотрывно следит человек, ради которого он так старается сейчас и будет стараться всю жизнь. Его движения всё такие же обрывистые, дерзкие, он даже усмехается точно также, как в тот день, когда впервые показал этот номер Алтыну, но тот чувствует, что что-то явно изменилось, причём не в программе, а в самом Юре. — Кто-то сказал мне, что твой бойфренд похож на девушку, с которой я встречался прошлым летом, — цитирует слова из песни всё ещё не ушедший Никифоров и усмехается. — Он хотел меня этим задеть. Отабек решительно молчит, не желая это как-либо комментировать, потому что уж кому-кому, а ему известно, что эти слова — чистая правда. — Любви нет. — М? — всё же слегка склоняет голову в сторону Виктора. — Ненависти тоже. В его движениях нет ни того, ни другого. Эта программа должна строиться исключительно на них, ясно же, как божий день. И Алтын снова не может ему возразить. Вот что показалось ему другим — в Юре больше нет этого всепоглощающего ревностного чувства, разрывающего его между любовью и ненавистью к Виктору, который его предал. Он хмыкает, наблюдая за совершенными прыжками, совсем не ожидая резкой смены темы. — Он знает? — Отабеку не надо гадать, чтобы понять о чём этот вопрос. — Нет, — честный ответ. — Ясно, — выдыхает мужчина и тут же добавляет. — Он меня вынудил. — Кто? — Джей-Джей, — признаётся Виктор. — Пригрозил, что всем расскажет. Отабек не успевает ответить или просто не хочет, но паузу в разговоре снова заполняет сам Никифоров: — Это было больно. Юра заканчивает программу, падает на колени, откидывается назад, прижимает одну руку к груди, а вторую, сжатую в кулак, выставляет вверх. Фанаты кричат, срывая голоса, аплодисментами можно оглушить. А у Алтына в голове вакуум и только последняя произнесённая Виктором фраза: — Я дважды ошибся, поставив не на того человека. Имя Плисецкого взлетает на первую полосу, обставив всех конкурентов. Последним должен выступать герой Казахстана — Отабек Алтын. Он идёт мимо бортиков к выезду, держась одной рукой за них, а вторую у сердца, дышит тяжело, воздуха катастрофически не хватает, так больно, что задыхается. Ничего не видно, ничего не слышно, только нечёткие пятна и духота. Всё то, что он упорно хоронил в себе несколько лет, выбирает самое неподходящее время, чтобы вырваться и затопить его. Все чувства, всё его отчаяние и страхи на поверхности, пожирают своего владельца. В размытом пространстве всплывают знакомые очертания, проступает лицо, большие зелёные глаза и широкая улыбка. Юра перехватывает его за шею, утыкается своим лбом в его, наплевав на камеры, и горячо выдыхает: — Я верю в тебя. Отабек кивает, хлопает блондина по плечу и выскальзывает на лёд. Конечно, теперь всё позади, давно уже прошло и отпустило. На нём облегающие штаны с красными вставками, напоминающими порезы, и разорванная рубашка, по краям окрашенная в цвет крови. Он словно сквозь толщу воды слышит объявление своей программы «Alter ego» под одноимённую песню группы «Minus One». Всё остальное перестаёт существовать. Есть он, есть музыка, и есть человек, которому этот номер посвещён от первой ноты, от первого звука и до самого конца. Самое время показать на что он способен, что он чувствует на самом деле и что так долго прятал даже от самого себя. Движения выходят сами собой, Алтын полностью растворяется во вращениях. Да, он застрял где-то на полпути, да, его сердце всё это время было под замком и за решёткой, но в чужих, ставших родными, зелёных глазах он увидел свою жизнь, её смысл, и теперь всем своим естеством тянется к этому чуду. Где-то на задворках сознания слышен комментарий: «Вот это да! Идеальный прыжок в волчок через либелу!», а ещё «Бэкфлип! Невероятно!». Сейчас всё это не имеет значения, главное, что он смотрит, лишь бы понял. Вращение, дорожка шагов, откинуться назад и выть на луну. Скрэтч спин — винт, перегруппировка, скользнуть взглядом по толпе, найти того, кто нужен и под самый конец опуститься на одно колено, словно самый настоящий рыцарь, и протянуть руки к любимому человеку. Тишина. Раз. Два. Три. Аплодисменты, выкрики, свист, а Отабек дышит шумно, быстро. Глаза в глаза, и осознание — его поняли. Он поднимается, кланяется, удаляется с арены и тут же попадает в крепкие объятия Юры. Слегка приобнимает в ответ, не на людях же, а Плисецкому, кажется, плевать. — Это было шикарно, — тот буквально задыхается, будто сам откатал две программы подряд без передышки. — Пиздато, ахуительно! Идёт подсчёт баллов и итог поражает всех. Третье место — Михай Грэйляну, второе место — Юрий Плисецкий, золото — Отабек Алтын. Награждение, поздравления и банкет — всё проходит словно в тумане. Отабек ловит взгляды Юры, его счастливую улыбку, впервые за долгое время даёт волю чувствам и неприкрыто улыбается в ответ. В зале отсутствует только Никифоров, он так и не поздравил победителя.***
*при написании этой части пострадали: четыре комка нервов, три пряди волос, айфон и любимая чашка с котиками*
Им с трудом удаётся вырваться из круговорота событий, и только уже дома и Отабек, и Юра облегчённо вздыхают. Всё, чего хочется сейчас Алтыну — завалиться в постель и проспать, желательно, трое суток. Он больше вымотан морально, нежели физически. Очень сложно одним разом пропустить через себя всё, что столько лет тщательно копил, накрывая всё новыми слоями. Однако, у Юры, судя по всему, другие планы. — Награда победителю, — сразу же виснет он на шее казаха, потянувшись за поцелуем. Не соблазниться невозможно, и Отабек его целует, со всей силы прижимая к себе. Губы ласкают приоткрытый рот, прихватывают поочерёдно чужие, очерчивают их языком, подразнивая и только потом позволяя себе проникнуть внутрь. Юра сдавленно стонет в поцелуй, сильнее изгибаясь в его руках, потирается всем телом, словно котёнок, и едва ли не мурчит от удовольствия. Отабек с трудом находит в себе крупицы самоконтроля, чтобы не завалить мелкого обольстителя прямо на полу или не вдавить его в стену и хорошенько оттрахать. Вместо этого он неторопливо поглаживает спину, надавливает пальцами на поясницу, разминая, ощущает, как чужое колено проникает между бёдер, вжимаясь в пах, и впивается ногтями себе же в ладонь, лишь бы удержаться от столь явной провокации. Он разрывает поцелуй, давая себе передышку, чтобы согнать пелену с глаз и хотя бы просто попытаться взять себя в руки, а Плисецкий, как назло, тут же примыкает влажными губами к его шее, покрывая её робкими поцелуями и обводя языком кадык. Отабек возводит глаза к потолку и уже практически молится на свою выдержку. Ласка пропадает почти внезапно, Юра хмурится и косится куда-то в сторону. — Да ты — романтик, — тихий смешок. — Что? Алтын не сразу понимает в чём дело, его губы снова накрывают чужие, требуя к себе внимания. Он краем глаза отмечает на столе уже подсохший букетик ландышей, усмехается и пропускает момент, когда сам же рефлекторно приподнимает Юру за бёдра на себя, а тот обхватывает его ногами, увеличивая контакт. Плисецкий на весу начинает стаскивать с Отабека надетую на время банкета рубашку, практически разрывая её, хрипит и нетерпеливо трётся бёдрами, да так, что прямо стояком по животу, отчего у второго перехватывает дыхание. Алтын не выдерживает напряжения, пытается увернуться, но нет сил разорвать жаркий поцелуй даже на мгновение. Призвав остатки своей воли, он всё же умудряется, стащить с себя ничего не понимающего Юру, перехватывает его лицо ладонями и начинает покрывать горячими лёгкими поцелуями: щёки, лоб, кончик носа, висок, переносица, уголок глаза… — Юр, — шепчет он в перерывах, — Юра, послушай… — Что ещё? — недовольно шипит тот, в наглую расстёгивая ему ширинку. — Не сейчас, не так, Юра, — снова влажный чмок в губы. — Что?! — охреневает поражённый отказом Плисецкий. — Ты охуел, Бек? — Просто, — Алтын судорожно выдыхает, стараясь утихомирить разбушевавшегося подростка, — ты не понимаешь. — Правда? — ёрничает Юрий и, словно что-то поняв, резко щурится. — Чего ты так боишься? — Я боюсь, что ты совершишь то, о чём в последствии пожалеешь, — уверенно отвечает казах, мысленно добавляя: «Как я когда-то». — К чему это? — в голосе напряжение. — Иногда бывает очень сложно отличить настоящее от поддельного, — и этой простой фразы хватает, чтобы Юра взорвался. — На что это ты намекаешь? Ты думаешь, что я не могу отличить любовь? Тогда, по-твоему, какого хрена я тут, а не злорадствую сейчас над Виктором? Ты думаешь, что я не понимаю, да? Будто не знаю, что чувства к нему — всего лишь иллюзия? Ты — идиот, Бека! Он толкает уже бывшего друга в грудь, заставляя упасть прямиком на кровать, и садится сверху на его бёдра. Юра склоняется над ним, прогибаясь в спине так, что кажется, будто у него не позвоночник, а резина, прижимается к груди своей и хрипло, почти не слышно выдыхает: — Я люблю тебя, Отабек. В голове Алтына что-то очень быстро щёлкает, словно подкидывая моменты из прошлого, которые он так отчаянно пытался не анализировать. Ведь и правда, не прибегни он к своей дурацкой привычке всё задвигать на задний план, то давно б уже понял, что любят совсем не проклятого Никифорова, а его самолично, и любят так сильно, больше, чем страсть жизни — фигурное катание. Отабек со свистом втягивает в лёгкие воздух, перехватывает узкие бёдра Юры и рывком перекатывается, подминая его под себя, чтобы перед новым поцелуем также прошептать в ответ: — Я люблю тебя, Юр. Юрий прогибается под ним, вскидывает бёдра, отчаянно желая ласки. Он прерывисто стонет, когда Алтын проводит языком по его шее, припадая к ямочке над ключицами, и ведёт вниз, лаская разгорячённое тело. Едва ощутимый укус в области живота и утробный рык Отабека, впившиеся в его плечи ногти, широко разведённые бёдра — всё сливается в одно сплошное жаркое марево. Плисецкий стонет совсем уж надорвано, когда Отабек проводит приоткрытыми губами по его члену, захватывает ими головку, обводит её по кругу к центру кончиком языка и вбирает наконец в горячий рот. Пальцы ласкают напряжённые яички, слегка оттягивают, заставляя парня всхлипнуть и толкнуться глубже в жаркое нутро. Юра не выдерживает, когда головка, соскользнув по нёбу, проникает глубоко в чужое горло, приоткрывает губы, издавая протяжный стон, и кончает, пока Алтын продолжает скользить руками по его влажному телу. — Ещё, — только он может выдохнуть, едва прийдя в себя. — Юр… — в глазах казаха такой огонь, удивительно, как квартира не подпалилась к чертям. — Ну что ещё, — нетерпеливо стонет тот, подтягиваясь и впиваясь в губы новым поцелуем, пальцами цепляет край чужих брюк, тянет их вниз. — Первый раз не всегда бывает таким, как себе представляешь, — уж слишком серьёзно для своего положения выдыхает в его рот Отабек. — Плевать, — шипит в ответ и наконец умудряется стащить злополучную ткань. Следом отправляются остатки одежды, а Юрий обхватывает его под руки, тянет на себя прямо между ног, ощущая твёрдый возбуждённый член внутренней стороной бёдер. Снова стонет, нетерпеливо прикусывает Отабека за ухо, сжимает ладонями бока, соскальзывая ниже и надавливая на ягодицы в безмолвной просьбе. Тому не остаётся ничего, кроме как подчиниться. Он всё ещё пытается удержать себя на краю от жёсткого и безумного траха, в который превратиться эта ночь, если отпустить внутреннего зверя. Потому Алтын просто переворачивает Юру на живот, не обращая внимания на недовольной вздох, прикусывает его за загривок и следом касается губами. Он медленно ведёт языком вдоль по позвоночнику, останавливаясь мимоходом, чтобы сжать зубами тонкую кожу, и ведёт всё ниже, ощущая, как потряхивает от желания и удовольствия распластавшееся под ним тело. Шершавый влажный язык обводит копчик, проскальзывает дальше, пока руки жадно стискивают ягодицы, и наконец добирается до цели. Он проводит по сжатой дырочке самым кончиком, едва поддевая её и заставляя парня подобраться от прикосновения. Вопреки всему, Юра не возмущается, только дышит совсем шумно, и дрожит, как осиновый лист на ветру. Пальцы разводят напряжённые половинки, пока губы приникают к центру. Отабек вылизывает, прикусывает, проскальзывает лишь слегка внутрь, упиваясь жаркими стонами и проявившимся, кажется, что по всему телу, румянцем. Он проталкивает влажный от слюны палец внутрь и с хрипотцой в голосе зовёт: — Юр. Юра мотает головой, впивается в подушку обеими руками, пряча в ней лицо. — Юрочка, — снова нежно зовёт Отабек, проскальзывает пальцем в самую глубину, поглаживая изнутри. Плисецкий словно нарочно даже не реагирует, только плотно сжимает в себе палец и дышит совсем уж часто. Алтын, не прекращая ласки, подтягивается выше, вытаскивает свободной рукой из-под Юру подушку и перехватывает его за подбородок, заставляя обернуться. Лицо у Юры совсем пунцовое, губы искусаны практически в кровь, а в глазах плещется стыд, помноженный на удовольствие и что-то отдалённое напоминающее счастье. Отабек улыбается, склоняется к нему, причмокивая губы, прижимается всем телом сверху, плавно при этом проталкивая второй палец в жаркое пульсирующее нутро. Юру окончательно ведёт, он заваливается на бок, притягивая возлюбленного к себе за шею, припадает поцелуем к скуле, плечу, закидывает ногу ему на бедро и начинает медленно насаживаться на пальцы. Он даже не представляет, что единственное, что отделяет его от жёсткой ебли — воспоминания Алтына о прошлом, которыми тот себя сдерживает. Если один палец не доставляет проблем и вызывает приятные ощущения, а второй, хоть и туго, но всё-таки заходит, разрабатывая эластичные стенки, то третий уже ощущается, как нечто инородное. Юра сопит, но терпит и молчит, хотя ему хочется уже побыстрее, ближе. Однако Отабек не торопится, облизывает его губы, посасывая, вжимает в себя и потирается о бёдра возбуждённым членом, но ни в коем разе не спешит. Он нарочито плавно растягивает его изнутри, проталкивается глубже, едва дыша, принимает каждый ответный поцелуй, самую малую ласку, и продолжает потирать подушечками пальцев горячее нутро, вызывая новую порцию стонов. Силы на исходе, равно как и терпение, Отабек перехватывает Юру под ноги, подтягивает к себе, умещаясь между, а ступни укладывает себе на плечи. Влажная от смазки головка прижимается к подрагивающему от желания отверстию и плавно толкается внутрь, сразу проникая целиком. Юрий жмурится, цепляется за плечи парня, стискивает зубы. И Отабек понимает только одно — он не хочет, чтобы Юре было больно, он слишком хорошо помнит свой первый раз: боль и сильное жжение внутри, свой собственный шёпот «Больно» и склонившееся над ним, такое твёрдое тело, голосом кумира тысяч и тысяч вопрошающего «Что?», а потом свой тихий выдох: «Ничего». Мотнув головой, Отабек скидывает непрошеное видение из прошлого и двигает бёдрами вперёд, проникая глубже, ещё и ещё, до самого упора. Желание затрахать Плисецкого до смерти принимает новый оборот, буквально подначивая его, но тот держится до последнего, ждёт, когда Юра наконец сможет нормально вдохнуть. Вдох-выдох в унисон. И первые плавные и медленные движения члена в пульсирующей тесноте. Алтын двигается медленно, плавно, склоняется к парню, зацеловывая его губы, и продолжает. Действие старо, как сама жизнь. Взад-вперёд, из жаркого тела наружу и обратно, шлепок и первый стон, в котором отражается удовольствие. Юра обхватывает его за спину, сжимает сильно-сильно и подставляется в открытую. Отабек ловит каждый его всхлип, поддерживает, направляет на себя и толкается снова и снова, пока ритм не приходит в норму, а тела не соединяются в едином темпе. Внутри Юрия слишком хорошо, слишком жарко, просто слишком. Мир сворачивается до одного единственного человека — того, что под ним сейчас извивается, давится воздухом, запрокидывает голову назад и умоляет не останавливаться. Тут никакой самоконтроль не поможет, когда под тобой нечто настолько прекрасное, как стонущий Плисецкий. Паршивец даже не осознаёт насколько он соблазнительный и манящий, от его доверия срывает крышу, и толчки усиливаются, ускоряются. Член проникает внутрь всё быстрее, резче, тела практически сливаются в одно. Мысли улетучиваются, помахав на прощание белым флагом, и Отабек срывается окончательно. Он крепко сжимает Юру за бёдра, придерживая поясницу, толкается мощными рывками, заставляя его засучить руками по постели, сминая простыню. Не остаётся ничего кроме первобытного желания «ещё» и невероятно ярких глаз напротив. Отабек успевает выскользнуть из него и, проводя пару раз ладонью по члену, кончает прямиком на подтянутый живот, а затем перехватывает возбуждённый орган партнёра, доводя и его до разрядки. Юра поджимает пальцы, весь напрягается, словно струна, и с тихим долгим стоном кончает следом. Двигаться нет ни малейшего желания, потому Алтын протирает их углом простыни и подтягивает парня к себе на подушки, обнимая. — Бек, — совсем тихо. — Что? — Ты правда меня… — совсем не уместный вопрос. — Правда, Юр, — повторяет тот сорванным голосом и добавляет спустя мгновение. — Я правда тебя люблю. Юрий кивает, прижимается к нему плотнее, утыкается носом в смуглое плечо и усыпает практически сразу. А вот Алтыну сон не идёт. Он ещё лежит некоторое время, глядя в потолок, слушает размеренное дыхание самого любимого человека на свете, пока в голову не начинают лезть неуместные мысли. Приходится осторожно выскользнуть из кровати, натянуть на ходу боксеры и выйти на балкон. Там, за цветочной кадкой, есть пачка сигарет, которую они курили одну на двоих, когда терпеть нервное напряжение не было сил. Отабек открывает окно, облокачивается о раму и достаёт сигарету, прикуривая. Его одновременно переполняет радость от осознания, что любовь в кои-то веки взаимна, что Юра рядом и доволен, что его первый секс не вышел сущим недоразумением, а с другой — непонятная горечь, тянущаяся откуда-то из самых потаённых глубин. Он хмурится, затягивается сизым дымом и, впервые за много лет, вспоминает. Был Человек, и никак иначе, кроме как Человек, в своих воспоминаниях Отабек его не называет. Это помогает обезличить, спасает от ненужных эмоций. Он был ярким, как звезда на небосводе, открытым и добрым, и очень заботливым. Когда Отабек впервые его увидел, подумал, что это — судьба, что не бывает таких идеальных людей. Человек буквально светился и манил всех, словно мотыльков на пламя. И казах полетел, не разбирая дороги. До дебюта Алтына во взрослой лиге оставалось всего-ничего. Он всё ещё тренировался в Канаде и дружил с не менее позитивным Джей-Джеем, которого считал за лучшего друга. А потом появился Человек. Его позвали на соревнования в качестве приглашённой звезды. Там они и познакомились: совсем юный Отабек и его мечта. Несмотря на разницу в возрасте, хоть и сравнительно небольшую в определённых кругах, они сразу же сошлись характерами. Леруа предупреждал друга, что ничем хорошим это не закончится, но тот отказывался верить. Они вместе ходили в кафе, отжигали на танцполах, веселились и проводили тихие вечера за ноутбуком в разных уголках города, пока не пришло время соревнований. Там-то Алтын случайно и услышал перешёптывания коллег о том, что его новоиспечённый друг славится своими похождениями по мальчикам. Но было поздно, сердцу уже не прикажешь, он влюбился и понимал, что если не расскажет об этом, то чувства разорвут его на части. Этот Человек был такой… Он никогда не отказывал. Отабек пришёл к нему совсем не глупым, хоть и невинным ребёнком, он знал на что шёл и выбрал этот путь осознано. Он признался в любви и получил возможность выбора. В тот день Человек просто склонился к его губам, едва ощутимо мягко в них выдыхая. Целовать или нет — это решение стоило принять исключительно самому Отабеку. И он поцеловал. Первый раз вышел скомканным, наполненным только болью. Алтын никак не мог расслабиться, не мог принять, что этот секс не от обоюдной любви, отчего напрягался ещё сильнее. Затопившая тело боль ни в какое сравнение не шла с тем, что испытывало его сердце. Хотелось и плакать от бессилия, и умолять полюбить его в ответ, и убежать как можно скорее, но он не сделал ничего из этого. Он поступил так, как делал потом каждый божий день — закрылся, проглотил свои эмоции, натянул безразличную маску. И только когда Человек в последний раз вжался в него, наполняя собой полностью, он позволил себе слабость и с силой впился зубами в чужое предплечье до кровавого следа, гася свой надрывный, полный безнадёжности стон. Отабек вздрагивает от холода, выныривает из воспоминаний, и переводит взгляд на тлеющую сигарету. «К чёрту всё», — решает он и тушит бычок о раму, выкидывая на улицу. «Уже всё прошло и забыто», — закрывает окно и возвращается в комнату, проникая обратно под одеяло, ложится рядом с тёплым и горячо им любимым Юрой, притягивая того к себе. «Всё-таки это чувство ни в какое сравнение не идёт с тем», — довольно отмечает он, прикрывает глаза и проваливается в сон следом за Плисецким.***
— Ну Бека! — в который раз возмущается Юра. — Я подумаю, — в голосе улыбка. — Ты уже пообещал, поздно что-то думать, — Плисецкий недовольно на него смотрит. — Не обещал, — упрямится Отабек. — А вот возьми и пообещай, — фыркают ему в ответ. — Ты мне должен. — Правда? — искреннее удивление. — Конечно, помнишь, то утро, когда ты сказал, что мы с тобой зажжём лёд? Алтын стонет в голос, прикрывает лицо ладонью и затем тихо смеётся, и кто, спрашивается, его только за язык тянул. — Ладно, к чёрту, будет тебе программа на показательные. — То-то же, — усмехается Юра и выскальзывает на лёд. Отабек затягивает шнурки на коньках, поднимает взгляд на своего парня и качает головой. Он никогда ещё не был настолько счастлив. И если цена этого счастья — парное катание на произвольной с вычурным названием «Start a fire»*, то так тому и быть.***
Вот и сказке конец. Кто всё понял — молодец. *Start a fire — название одноимённой песни.