Возьмись, возьмись-ка провести меня сквозь ночь. Веди меня, веди до утренней зари. Возьмись за это, веди меня, веди.
— Ты покажешь мне свою программу? — третий раз за день вопрос. — Нет, — третий раз за день ответ. — Ну почему? — в голосе нотки обиды и раздражения. — Увидишь на соревновании. Юра поджимает губы и недовольно смотрит на друга. Отабек мало того, что отказался менять расписание своих тренировок обратно, так ещё и отказывается теперь показывать свой номер. — Это всё влияние твоей румынской сволочи, — шипит он себе под нос. Отабек всё равно его слышит, только никак не комментирует. Тут главное, чтобы тренирующийся на другом конце катка Михаэль не услышал. Соревнования уже на носу и все выкладываются по полной. Напряжение так и витает в воздухе, но сейчас на это Отабеку глубочайше плевать. Главное, что с Юрой они помирились и теперь всё снова будет хорошо, почти как раньше, но только почти. С чувствами ему совладать не впервой, но то, как ведёт себя Юрий в последнее время, выбивает из колеи. То он как-то уж слишком пронзительно на него смотрит, то «случайно» касается или задевает, то ему обязательно надо что-то спросить, но непременно на ушко, чтобы никто не слышал. Однако хуже всего он ведёт себя с Михаэлем, так, будто того вообще за человека не считает. Сначала Отабек хотел с ним это обсудить, но получив возмущённое: «Ты что, его защищаешь?!», а затем гневную тираду на тему оккупации родной земли чужими, всё же забил. Отабек только вздыхает, качает головой и старается вовремя одёрнуть беснующегося друга. Как обычно о причинах он думать просто не хочет. Ему кажется, что всё и так ясно, ведь скоро Виктор снова будет тут, а потом и его любовничек на льду в качестве противника начнёт маячить, не удивительно, что у Юры нервы на пределе, а вот о своих нервах он как-нибудь позаботиться самостоятельно. Всё-таки порой у него, вероятно, галлюцинации, ибо едва ощутимая дрожь в пальцах Юрия, когда тот его касается, или маняще приоткрытые губы, когда он заглядывает в глаза, словно ища что-то одному ему понятное, не могут быть реальностью. Всё это списывается на усталость и желание принять иллюзию за действительность, а ведь он никогда и ни за что не станет снова вторым. Очередная тренировка подходит к концу, и они с Михаэлем собираются пойти в кафе, чтобы хоть немного передохнуть перед тем, как отправляться домой. Юра, предсказуемо, увязывается за ними. В их излюбленном месте народу не так много, а столик у окна уже практически родной. Садятся также, как и всегда: Юра с краю, рядом с Отабеком, а Михаэль напротив, заказывают напитки и в ожидании заводят разговор. Алтын и сам не может объяснить, как так вышло, что они с этим румыном сразу сблизились, причём довольно быстро и тесно, словно дружили всю жизнь. Со стороны он подмечает некоторую схожесть их характеров, манеру говорить, но сам Михаэль, в отличии от него, не забивает всё внутрь себя, а держится легко и просто, часто смеётся и шутит в открытую, и это сразу располагает к себе. Его дружеская манера сильно разится от того же слащавого образа добрячка-Никифорова, и это подкупает. — Видели последнее интервью Никифорова? — словно читая его мысли, произносит Михаэль, и Отабек моментально напрягается, краем глаза косясь на Юрия, но тот только фыркает. — Ещё как. «Мы не будем составлять брачный контракт», — передразнивает явно голос Виктора Плисецкий и почти выплёвывает: — Да как же, пиздабол проклятый! Отабек не решается спросить почему Юра такого мнения насчёт чужих заверений, но за громкий мат почти невесомо подталкивает его руку своим локтём. Тот кидает на него убийственный взгляд и сразу принимается за вовремя поданный чай. Алтын пересекается взглядом с румыном, у того в глазах немой вопрос, и почти незаметно пожимает плечами, также отпивая из своей чашки. Воцарившуюся тишину нарушает тот же Юра, на его лице задумчивость, он хмурится, слегка покусывает нижнюю губу, будто не решаясь, но в итоге всё же спрашивает: — Слушай, Мих, — тот сразу вскидывает голову, показывая свою готовность участвовать в диалоге, всё же это такая редкость — получить вопрос от самого Плисецкого, который кроме вечных оскорблений в его адрес ничего не произносит, — ты ведь как-то соревновался с Виктором, верно? Михаэль кивает: — К чему этот вопрос? — Ну, — секундная заминка, — ты не хочешь отомстить? Ну в смысле, перекатать, победить Кацуки, как его ученика и, эм, мужа? — Я никогда не ставил себе цель превзойти кого-то, — качает головой румын. — Мне всё равно какое место займут другие участники. Я катаюсь во имя жизни и надежды. Отабек в их диалог не вмешивается, пропускает через себя и анализирует, как всегда делает с тем, что кажется ему действительно важным, а это — несомненно важно. Неужели Юра больше не хочет сражаться? Неужели показать Виктору, что он ни на что не годный тренер, больше не его гол намбэр уан*? Или же наоборот, он хочет узнать мнение Михаэля, чтобы проверить нет ли у них точек соприкосновения? Никто из них не обращает внимание на раздавшийся звон колокольчика, оповещающий о новых посетителях, — все заняты своими мыслями. Потому, когда на диван возле Юры опускается элегантная фигура, сразу же обхватившая того за плечи, Отабек незаметно подбирается и кидает на незваного гостя недовольный взгляд, со стороны — его обычный взгляд. — Какие люди, а я думал, что показалось, — восклицает Никифоров и с улыбкой оборачивается к садящемуся рядом Кацуки, — ты был прав. — Какого хрена, Виктор? — возмущается Юрий, выпутываясь из цепкой мужской хватки и подвигаясь ближе к другу. — Так мы только приехали и сразу на каток, проверить что там к чему. Выходим, а тут Юри мне и говорит: «Там случайно не Юрио?» — он противно тянет «о». — Вот мы решили проверить, и не зря. Виктор выжидательно на всех смотрит, а потом, спохватившись, протягивает руку Михаэлю: — Виктор Никифоров, приятно познакомиться. — Михаэль, взаимно, — тот пожимает руку, даже не заикнувшись о том, что они знакомы, и фамилию упрямо не называет, а потом здоровается с японцем. — Отдыхаете, молодёжь? — широко улыбается мужчина, переходя на английский. — Да, после тренировки зашли немного передохнуть, — также отзывается Михаэль. Ничего не значащие фразы, пустое обсуждение предстоящих соревнований — это Отабека не волнует. Его волнует прижавшийся сейчас своим бедром к его ноге Юра, которого заметно потряхивает то ли от ярости, то ли от напряжения, а может и вообще от ревности. Момент, когда его шеи касаются чужие смуглые пальцы, проводя подушечками по чувствительной коже, и поправляют подвёрнутую горловину тонкого свитера, он пропускает, не придаёт действию особого смысла, только слегка склоняет голову и улыбается: — Спасибо, Михай. Откуда доносится рычание сразу разобрать не удаётся. Юра поднимается, протискивается между столиком и Отабеком, проехавшись задницей по его коленям, и плюхается между парнями, громко и кратко комментируя свой поступок: — Заебали! На это действие Михаэль только смеётся, покачивает головой, подпирает щеку ладонью и весело выдыхает: — Юра так ревнует Отабека, прямо как младший брат. Плисецкий раздражённо шипит и уже собирается высказать всё, что думает по поводу наглых охреневших румынов, но его опережает Виктор и совсем по другой теме: — Он похож на котёнка, не так ли? — его улыбка к удивлению Юры, который слишком давно и хорошо того знает, натянута и полна неприязни, а в глазах — сталь, которая направлена на человека напротив. — Коты — очень интересные животные, — Михаэль будто и не замечает этой плохо завуалированной ненависти. — Они очень злопамятные и мстительные, обиды хранят вплоть до десятого колена. — Правда? — тут же включается Юра, с интересом поворачиваясь в сторону парня, которого минуту назад хотел выпотрошить. — Конечно, — кивает тот, загадочно улыбается и отпивает свой напиток. Отабек всё это время молчит и наблюдает, уж это у него всегда получалось отлично. Поступок Юрия немного пошатнул его и без того шаткое душевное равновесие, особенно в момент, когда парень о него потёрся таким привлекательным местом, но взять себя в руки удалось довольно быстро. Прогресс, чёрт побери, терпение — благодетель, стальные нервы, да, — вот что мысленно про себя повторяет Алтын и наконец успокаивает расшалившееся воображение. Как и от Юры, от него не ускользает неприязнь, которая отчего-то сразу возникла между Виктором и Михаэлем, хотя, если со стороны второго это можно было бы понять, то причина, по которой Никифоров сразу перешёл в наступление — загадка. Может просто человек не по душе, иногда такое случается. Алтын не сразу понимает, что ещё его так насторожило, а потом осознание постепенно наполняет и разум, и тело. Стоило Юре пересесть, как дрожь пропала. «Ещё бы, близость объекта воздыхания наверняка доводит его до ручки», — мысленно хмыкает он и благодарит всевышнего за свою выдержку, иначе тоже сейчас бы трясся, словно в пургу голышом. — Не хотите сегодня сходить с нами в клуб? — как гром среди ясного неба, раздаётся голос Виктора. — А ты не староват ли? — огрызается Юрий. — Почему бы и нет, — спокойно комментирует Михаэль и смотрит на Отабека. — Что скажешь? Алтын пожимает плечами, обводит взглядом присутствующих, задерживается на Плисецком, хмурится, и тот, видимо поняв о чём он думает, едва ли не задыхается от возмущения: — Я не маленький! — Ну да, не маленький, — благосклонно улыбается Виктор, снова обращая на себя внимание. — А расслабиться перед соревнованиями можно, тем более время ещё есть. Значит решено, верно? Присутствующие молча соглашаются, не подозревая чем это всё может закончится. * Goal number one — цель номер один***
Дима Билан — Number one fan (к прослушиванию для этой части ну очень настоятельно рекомендую, вы всё поймёте в процессе чтения)
В сопровождении его величества Виктора Никифорова в клуб, наверное, даже адских псов бы пустили, потому проходят они даже без намёка на проблемы или заминки. Внутри музыка, кажется, что рвёт барабанные перепонки. Отабек к такому привыкший и не уверен насчёт Юрия. Он постоянно на него оглядывается, немного напрягается, но продолжает неотрывно следить, словно тот — маленький мальчик, который вот-вот потеряется на каруселях в толпе. А толпа тут совсем немаленькая. Виктор сразу же направляется к вмиг освободившемуся столику, разваливается на диване, притягивает к себе Кацуки и что-то говорит на самое ухо. Во время этого действия Отабек особенно подбирается, не сводя глаз со своего друга, но тому, кажется, плевать. Приносят напитки, все дружно отпивают, Никифоров произносит слабо различимый в шуме тост, и даже Юра получает какой-то коктейль, на что Отабек сначала пытается возразить, но его останавливает такой взгляд, что он не решается. Алтын не пьёт от слова «совсем», несмотря на то, что очень долго пьянеет, а вот его драгоценному Юрию много не надо. Один бокал — и тот уже с горящими глазами смотрит на танцпол, где успевает развернуть активные действия Михаэль с какой-то дамочкой. Не глядя, Отабек протягивает руку к своему стакану с безалкогольным коктейлем, его ему подсовывает Никифоров, и выпивает почти залпом, потому что нельзя смотреть на раскрасневшегося возбуждённого атмосферой Юру спокойно, в горле сразу пересыхает и контроль летит к чертям. Неладно он чует только уже осушив бокал, кидает злобно-укоризненный взгляд на Виктора, а тот только разводит руками, мол, нельзя отделяться от толпы, пей то же, что и все. Юра тянет его за рукав и приходится склониться к покрасневшим от частого покусывания губам, чтобы различить всего три слова: — Потанцуй со мной. «Что за ядрёную дрянь мне подсунул этот чёрт!» — мысленно ругается Отабек, потому что внутри него мгновенно разгорается пожар. Или всё дело в скромном предложении Плисецкого. Он отрицательно качает головой: — Я не танцую. — Ну Бека! — между бровей Юры проявляется складка, и он смотрит так требовательно. — Если ты не потанцуешь — я найду кого-то другого! А вот этого ему совсем-совсем не надо. Отабек, скрепя сердце, поднимается следом за Юрой, предчувствуя всеми фибрами своей души и частями тела подступающий пиздец. «Только б это было что-то нейтральное», — молит он и, как назло включают Билана с его долбанной «Number one fan»: «Кто вообще сейчас слушает это старьё?». Но выхода нет, он уже на танцполе, а Юра стоит напротив, отбивает такт, прогибается, начинает танец. Пусть будет проклято фигурное катание, балет и всё к ним относящееся. Юра изгибается так, как будто это последние движения в его жизни, словно выступает, как минимум, перед миллионами зрителей, как максимум — перед ним одним. В который раз за день Отабек умоляет все мирские силы помочь ему, дать терпения и «пожалуйста, пусть только он меня не касается». Законы подлости всегда играют против него. Плисецкий опускает одну руку ему через плечо, прижимается бёдрами, запрокидывает голову, шепчет в такт песне: «Baby, I’m your number one fan» и подмигивает так, что хочется его завалить на этом самом танцполе. Хочется прижаться губами к его шее, укусить, приласкать, провести языком по горячим губам, сливаясь в единый поцелуй. Отабек перехватывает парня за бока, скорее ограждая себя от лишних движений, потому что это никак не мешает Юре ластиться к нему, извиваться в руках, подпевая и глядя так, будто это его, Отабека, сейчас будут и раздевать, и трахать, и душу пожирать за компанию. Юра разворачивается в этой пародии на объятия, вдавливается в горячее тело спиной и ягодицами, заводит руку за голову и обхватывает Алтына за шею, притягивая ещё ближе. И он не может сопротивляться, перехватывает блондина за талию, умещая руку на животе, вжимает в себя, двигаясь в едином ритме. Что же он, чёрт возьми, делает! Отабек! Самоконтроль. САМОКОНТРОЛЬ!!! К счастью, песня заканчивается, тут же сменяясь другой, как раз, когда его губы в непозволительной близости от соблазнительного изгиба плеча. Юра дышит загнанно, его глаза блестят в ожидании, но Алтын просто отстраняется, отцепив от себя чужие руки, перехватывает его за запястье и тянет обратно к столику. Садится сам и усаживает рядом своего искусителя, на ходу перехватывая из рук того бокал. — Тебе хватит, — и, к его удивлению, Юрий слушается. Напротив буквально падает на диванчик Михаэль, присвистнув: — Вот это было нечто, а ты хорош, — и показывает «класс» Плисецкому, а тот смеётся. — Ты меня ещё на льду не видел. Единственно хорошая новость за вечер — кажется эти двое всё-таки более-менее сдружились, или это просто влияние алкоголя. Отабек всё ещё пытается унять дикое сердцебиение и свой стояк, сжимает зубы так, что становится больно, кусает щеку изнутри и случайно ловит нечитаемый взгляд Виктора. Жар как рукой снимает. — Домой, — рычит казах. — Ничего не знаю, домой, — продолжает он в пустоту, едва ли не выпихивая Юру из-за столика. Тот пытается сопротивляться, возмущается, но Отабек, перехватив, как нерадивого котёнка за шкирку, тащит это недоразумение на улицу. Благо, его квартира совсем недалеко, и всю дорогу до неё он не разжимает руки, а Юра только что-то недовольно пыхтит, но заговорить не пытается. Уже на месте он натягивает на Плисецкого шлем и садится на байк. Можно было бы заказать такси, но вот после устроенного в клубе, он совсем не доверяет пьяному подростку. Прежде, чем мотоцикл срывается с места, Юра успевает только довольно тихо поинтересоваться: — Ты злишься на меня? Отабек не находится, что ответить и просто заводит мотор. У него сейчас в приоритете лишь две вещи: отвезти Юрия домой, убедившись, что тот ничего не натворит, а потом вернуться к себе в квартиру и подрочить, чтоб его. Картинки с танцующим блондином упрямо отказываются покидать его сознание. А плод всех мыслимых и немыслимых фантазий сидит позади, крепко его обнимая и прижимаясь к спине. Алтыну остаётся только надеяться, что тот не уснёт на время поездки, иначе придётся несладко. Он даже не сразу понимает, что призрачные руки, уже вовсю ласкающие его в воображении, самые что ни есть материальные. Ладонь Юры скользит по низу живота, пробираясь под куртку, поддевает край джинс, проводя пальцами по открытому участку кожи, и накрывает пах, поглаживая и тут же сжимая. В себя он приходит уже в кювете, неподалёку валяется байк, и первым делом, вскочив на ноги, окликает: — Юра! — Да тут я, — доносится вблизи. Отабек кидается в сторону голоса, опускаясь на колени рядом с Плисецким, стягивает шлем и откидывает ему волосы со лба. Он перехватывает чужое лицо в свои ладони, осматривает. — Ты в порядке? — в голосе волнение. — Да, — отмахивается тот и садится. — А ты? Алтын только кивает и рывком притягивает парня в свои объятия. Сжимает его почти до боли, до хруста в костях, жмурится и тяжело дышит в макушку, будто боится отпустить. — Идиот, — тело всё подрагивает. — Сам идиот, — шипит Юра. — Мне дышать нечем, — и тут же в противовес своим словам, прижимается крепче и ближе, утыкается носом в ключицы и горячо выдыхает. Немного успокоившись, Отабек наконец разрывает объятия и поднимается, помогая встать другу. Оба молчат пока он разбирается с байком и в полной тишине добираются до дома Юрия. Алтын провожает его до самой двери, а потом заходит и сам, ждёт, пока Плисецкий примет душ, проходит с ним в спальню и даже укрывает одеялом. — Бек, — начинает Юра, но его прерывают. — Завтра, спи. И, снова удивляя его своей покорностью, тот послушно прикрывает глаза, практически мгновенно проваливаясь в сон и оставляя Отабека в крайне смешанных чувствах на грани «какого чёрта это было?» и «от горя совсем рассудок потерял». Отабек вздыхает, любуясь красивым лицом, и решается всё же сделать это хотя бы перед уходом. Он склоняется к губам, едва касаясь их своими, и слышит почти неразличимое: «Люблю». И это слово совершенно точно произносит не он.***
На следующий день на каток Алтын приходит в удивительно приподнятом настроении. Там его уже дожидается страдающий от похмелья Михаэль и Юра, который сместил все графики, лишь бы не позволить двум друзьям кататься без его ревностного надзора. Он привычно здоровается с румыном и подходит к Плисецкому с замиранием сердца. Вдруг, он ничего не помнит? Юрий окидывает его таким взглядом, что любой другой определённо бы поёжился, но Отабеку не привыкать. Он ждёт. Ждёт хоть какой-нибудь реакции, хоть какого-то слова, пока надевает коньки и выходит на лёд, а Юра собирается сделать передышку. Они сталкиваются на выезде и блондин так тихо, чтобы услышал только он, произносит: — А ты ведь кончил. На байке, — уточняет и выходит с катка. Отабеку хочется провалиться сквозь лёд, сквозь землю, сквозь чёртову планету, но он не был бы собой, если бы не удержал лицо и, как ни в чём не бывало, начал отрабатывать самые сложные элементы своей программы. Беда приходит нежданно-негаданно и, как правило, не одна. Когда заходит Мила — все воспринимают это нормально, но следом за ней появляется неловко улыбающийся Юри с неизменным своим спутником, что заставляет, как минимум, одного из присутствующих выматериться от души. — А вы что тут забыли? — недовольством Юрия в пору города сметать. — Поменялись местами, Юри займётся тренировками сейчас, нам вечером надо ещё кое-куда съездить, — проклятая Никифорова беззаботность. Он держит руки в карманах и смотрит, как Отабек идеально выполняет четвертной, и, кажется, даже немного более отстранённым, чем должен быть. Милу же, в свою очередь с довольной улыбкой встречает Михаэль: — Милочка! Душа моя! Спасительница! Девушка становится у бортика, немного тушуется, краснеет, опускает глаза и лезет в сумку, пока румын подключает свой телефон к колонкам и ищет какую-то мелодию. Михаэль находит, что искал, и на весь зал раздаётся трижды проклятая Юрой и самим Отабеком «Number one fan», а он словно и не замечает убийственных взглядов фигуристов, пританцовывает напротив Бабичевой и цепляется взглядом за Плисецкого. — I’ll be your number one fan, — откровенно издевается он, напевая и протягивая руку в сторону блондина, даже не подозревая, что её вот-вот оторвут. Мила заботливо выуживает из сумки бутылку с мутной жидкостью и заботливо протягивает румыну: — От похмелья! — Рассол? — интересуется тот. — Рассол, — подтверждает она и смотрит, как Михаэль открывает бутылку, делая глоток. Идиллию прерывает судорожный выдох Виктора и все, словно по велению волшебной палочки, обращают на него внимание, замечая, что тот как-то ну совсем уж странно смотрит на каток. Первым разворачивается Юра и тут же мысленно материт себя. Отабек танцует, не просто катается, не просто выполняет сложные элементы, а соблазняет под музыку. Руки взлетают, бёдра двигаются в такт, вращение будто не по льду, а обычному танцполу, и двигается так, словно нет никого рядом. Тренировочная футболка задирается, открывая идеальное тело, и кажется, что лёд плавится под ним. Юра не выдерживает первым, выхватывает из рук Михаэля бутылку и махом осушает её, лишь бы не смотреть туда, где полыхает пожар. Ещё немного и он сам сгорит к чёртовой бабушке. Он никогда не видел, чтобы Отабек так двигался, ни разу! Так какого ляда тут творится?! Общее напряжение прерывает громкий возглас румына: — Прости, Юра, но первое место за самый блядский танец отправляется мсье Алтыну! А затем он скользит по направлению к казаху, на ходу опускаясь на колени перед ним, театрально подносит руки к сердцу и выдаёт: — О мой господин! Повелевайте! Отабек совсем бесшумно смеётся, тычет того в лоб и что-то говорит. — Что? — мгновенно поднимается Михаэль. — Я впервые слышу от тебя мат! — и хохочет, чтоб его. Видимо он и правда забылся, потому что лёгкая неловкость всё же проскальзывает в движениях Отабека, когда он приближается к Юре. Тот смотрит на него исподлобья и шипит: — Мстишь? — А за что ему мстить? — интересуется вездесущий Виктор. — Любопытной Варваре, — начинает Плисецкий. — Я закончил, — голос Алтына мигом снимает всю злость. — Ты только пришёл, — хмурится Юра. — В другой раз, — он неопределённо машет рукой и снимает коньки. — И я, — тут же охотно присоединяется к нему блондин, вызывая недоумение уже у остальных, его же со льда хрен стащишь. Когда оба парня, собрав свои вещи, покидают каток, а Михаэль отправляется провести до выхода Милу, и в помещении остаются только Виктор с Кацуки, Юри решается задать мучивший его ещё со вчерашних посиделок в кафе вопрос: — Я так и не понял, — он по смешному хмурится, — кто из них с кем встречается? Виктор не находит ответа на этот вопрос.