У кошек девять жизней

В сознание я пришла от ощущения чужого присутствия. Раз, толчком выбрасывает на берег из трясины, и кто-то пристально смотрит на тебя, липкой паутиной касается лица, мешает нырнуть обратно в мрачные густые воды между сном и явью. Попыталась, было, уловить остатки сонной неги, но тупая боль разлилась по телу: выворачивая каждый сустав, разрывая мышцы и громыхая в голове набатом тысяч чугунных колоколов. Глаза слезились от жара, а ноги лизал лед. Я чувствовала, что сорочка на мне пропиталась потом и влажной тряпкой прилипла к телу. Что волосы мокрыми прядями облепили лицо. Что, не смотря на натопленную комнату и одеяло, я мерзну и потею одновременно. Не понимая где нахожусь, захрипела, метаясь на постели и не видя ничего, кроме дрожащих пятен света. — Тише, сейчас будет легче, — знакомый голос. Скулю в ответ. Я не могу сказать, что конкретно у меня болело — потому что болело все. Каждая клеточка выворачивалась наизнанку, вспыхивала углем и прожигала все вокруг себя. Влажная ткань коснулась губ, смачивая их, и тонкая струйка горького отвара влилась в приоткрывшийся рот. Я жадно захрипела, когда живительная влага исчезла, но голос произнес: — Прости, тебе нельзя сразу много, — закашлялась и ткнулась лбом в ладонь возле лица и заскулила. Горячие слезы покатились по щекам. Мне плохо, пожалуйста сделай так, что бы не было так плохо. — Глупая кошка, — шепот рядом и матрас рядом прогибается, а меня прижимают к груди и начинают ласково гладить по волосам. — Глупая, непослушная кошка, лезешь куда не следует, все пытаешься казаться сильной. И не поспоришь. Я зарылась носом в рубашку и глубоко вдохнула. Не уходи, не оставляй меня одну. Проваливаясь в темноту я почувствовала как ладонь легла на спину и прижала меня сильнее. Пару раз я просыпалась в темноте открывая глаза и сразу же проваливаясь обратно в смутные кошмары, где кто-то преследовал меня, от кого-то я убегала, падала в пучину, задыхалась от страха и паники. В какой-то момент сон сменился на дрему и разбудило меня вновь чужое вмешательство. Топ, топ, топ… Бум! Дзынь! Кто-то вскрикнул, когда стекло ударилось о пол и, кажется, разбилось. Что-то упало и громко покатилось по дереву. — Криворукая! — громко прошептал женский голос. — На себя посмотри! Это ты меня под руку толкнула! — зашипел в ответ ей другой, — С какой стати я тут вообще должна убираться? — Потому, что тебе за это платят, дура. Раньше что-то тебя не слишком волновала работа в деревне, а сейчас что же ты так постоянно ворчишь? — Одно дело убирать и жрать готовить. А за девкой я чего убирать буду? Прок мне с нее какой? — недовольно фыркнули в ответ. Заскрипела оконная рама и в комнату ворвался морозный колючий ветер тот час же скользнувший под одеяло и укусивший меня за ноги, сгоняя сон окончательно. — Бестолковая, хорошо, что тебя не слышит никто. За такие деньги, что нам платят я готова и дерьмо целыми днями таскать, и горшки мыть. Собеседница язвительно фыркнула в ответ. Влажная тряпка шлепнула по полу. — Замолчи сказала, не нравится возвращайся в деревню и чисти рыбу за гроши. Ты за год не получишь столько, как тебе пираты отвалили за эту девку. Небось мотовка очередная. — Да не бреши, не рожи не кожи, смотреть страшно. Мне надоела их болтовня, да и в сон никак обратно провалиться не получалось, а потому я приоткрыла глаза привыкая к дневному освещению и пытаясь понять где я. Небольшая добротно сложенная из бревна комната, в окошке виднеется затянутое серыми тучами небо, а рядом с ним небольшой столик, где как раз и стояли две женщины в годах. Широкие в бедрах и плечах, но округлые, мягкие, с плавным изгибом талии, на которой поверх шерстяного домотканого платья были повязаны серые передники. Все же я ошиблась — когда та, что собирала осколки на полу поднялась, по лицу стало видно, что она значительно моложе той, что стояла в стороне протирая пыль с подоконника. Я зацепилась взглядом за простенький букет лежащий рядом с ней. Какие-то полевые травы, но на Эльбафе, в зиму…необычно. Мелкие белые цветочки на бирюзовой ножке, не больше ладошки, но тонкий запах долетал до кровати. Что-то мятное, с толикой кислинки и яблок. Шелест юбок и метелки по полу заглушили звуки моего копошения. — К тому же ты совсем не понимаешь какая это удача, находится здесь. — О чем ты? Та, что постарше выпрямила спину и уперлась рукой в бок. — Молодая ты, красивая, да пустоголовая, — в сердцах вздохнула она, — Вместо того что бы губы дуть, будь умнее, платье-то на талии подтянула бы, пару пуговиц забыла закрепить, да нагибалась почаще при мужиках, оно того и гляди кто-нибудь тебе да ребеночка бы заделал. — Совсем старая из ума выжила, — девушка запунцевела и нахмурила смоляные брови, — накой черт мне выблядок от пираткого отребья, — взвилась молодая за то тут же получила по рукам мокрой тряпкой. — Тише ты, бестолочь, не дай бог услышит кто. Дура ты и есть дура пустоголовая, у рыжего плохие люди не служат, а коль мужик хороший, то и ребенка своего не бросит. Со всех сторон ладно — не мил, да и не увидишь ты его лица — тот с моря носу не кажет, а жалование все тебе на рученьки падать будет. И живи как в масле катайся, с этой дыры тебя увезут, денег отсыпят, да и делай что хочешь — мужика все равно рядом по полгода не бывает. Потерпишь, когда на сушу сойдет, да ничего, пару ночей зато живешь безбедно и руки в холодной воде не студишь. Они ж семьи на Зиму забирают, а там место теплое. Судя по залегшей на лбу молодой девицы складке слова хоть частично да дошли до ее ума. Только вот и я то слышала и такую подлость слышать было противно. Сил хватило приподняться оперившись на локти, это хотя бы не укрылось от глаз прислуги. — О, — округлился рот старшей. — М, — поджала губы молодая, а я хоть и плохо соображала, в голове все растекался тяжелый туман и мысли с трудом цеплялись одна за другую, да подслушанный разговор всколыхнул внутри злость. Одеяло соскользнуло от движения вниз и тело ущипнула прохлада стылой комнаты. Женщины переглянулись, но промолчали, все еще неприлично пялясь на меня. — Пожалуй, я позову кого-нибудь, — недовольно протянула старшая, оставляя меня наедине со своей помощницей. Та, презрительно поморщившись, хотела, было, проследовать за товаркой, но я ее отдернула. — Стоять, — голос походил на карканье вороны. Кое-как сев на кровати и, скривившись от боли, ощупала тело. Перевязок нет, но бровь неприятно тянет…ах да, мне же ее разбили. Тошнота, головокружение, губу щипет — провела языком ощупывая засохшую корочку. От холода согретое под одеялом телом покрылось мурашками. Поводила носом принюхиваясь. Мда, запах от меня конечно тот еще. Сейчас бы ванную… В туалет, кстати, тоже хотелось. Кошка недовольно фыркнула давая мысленный пинок… Кошка! Я обхватила себя руками и зажмурилась ощущая теплый клубок в груди. Это прекрасное чувство — ощущать себя целостной личностью без пустоты внутри. Отдала бы душу за возможность сейчас обернуться и поохотиться. Кода насмешливо фыркнула лишь мельком набрасывая в воспоминания все приключения прошедшего времени. Приключения на Фарсалархе, шпионские страсти Пирожкового острова, встреча с адмиралом, Таврос, арена…мама. Я застонала закрывая лицо ладонями. Боги, пошлите мне время сесть и обдумать все, что со мной произошло. Сейчас я впервые за долгое время чувствовала, что мне некуда торопиться, никто не дышит в спину и от этого было…странно. Мама…что было потом? Вихрь мыслей в голове мешал думать подкидывая только обрывки воспоминаний. Капитан…я все ему рассказала…мама… Кана… Кана! Дернулась с постели. Мне надо ее увидеть. Боль скрутила с новой силой укладывая на живот и ударяя в виски тяжелыми молотами. Мама. Кана. Капитан. Мы же не закончили разговор. Господи, что же тело так плохо слушается? Я закусила до крови губу и отбросила одеяло в сторону и заметила на себе белую рубаху. Мужскую. Понюхала отворот и почувствовала как в горле собирается ком. Древесина и можжевельник, парусина и ладан. Шанкс. Мне нужно увидеть его и Кану. Сейчас же. Давай, тело, слушайся. — Вам нельзя вставать! — оставшаяся девушка запаниковала не зная, что ей предпринять. Но ее мнение мне сейчас было глухо. Кана. Я только убедится, что все хорошо. Я спустила ноги с кровати и встала. Голые ступни обжог холод деревянного пола, да и тело отозвалось на резкий подъем тупой болью в каждой клеточке. Мгновение меня тошнило, а потом мир стремительно завертелся, к горлу подскочил ком желчи. Сквозь вату в ушах я услышала как хлопнула дверь и кто-то вскрикнул мое имя, а после почувствовала как клюнула носом вперед и потеряла равновесие. У самого пола меня подхватили и толкнули назад поспешно усаживая на кровать. — Зачем ты встала?! — окрик был полон негодования. — Бенн?! — я испуганно ухватилась за руки настойчиво пытающиеся уложить меня назад в постель. В нос ударил запах табака. — Тихо-тихо, это я, успокойся. Принесите с кухни бульон и горячей воды. Я шумно втянула носом воздух. Тело под рубашкой противно покрылось потом и задрожало от озноба. Уцепившись за руку старпома, я попыталась напрячь ослабшее зрение чтобы его рассмотреть. Сердце, что тяжело бухало в груди, потихоньку успокаивалось и зрение стало четче позволяя рассмотреть склонившееся ко вне взволнованное лицо. — Бенн… — Я здесь, — он крепко сжал мою ладонь, а я не могла насмотреться на знакомые черты лица. — Что…как я…тут? — Энн, — заговорил он, — тебе нужно отдохнуть. — Кана? — голос дрогнул. — Все хорошо, она в полном порядке, — он погладил меня по голове, — все в порядке, сейчас не думай об этом. Тебе нужно поесть и лечь отдыхать, — желудок протестующе заурчал и толкнул к горлу желчь, а я попыталась вспомнить когда ела последний раз. Кажется на еще по пути на Эльбаф, но как давно это было? — Не хочу есть, — заворчала я. — Тошнит. — Твой организм истощен и ем нужны силы на восстановление, ты должна поесть, — последнее было сказано мягко, но настойчиво и я поняла, что препираться бесполезно, но ведь попытаться-то стоит? — Потом, я хочу увидеть Кану…. Мне надо поговорить с ней. С Шанксом, — я положила ладонь на плечо стрелка доверчиво смотря ему в глаза в поисках ответов, — Что со мной будет, Бенн? Где все? Где я? — Все будет хорошо, пока тебе нужно отдохнуть, ты сейчас в безопасности, — отвел взгляд мужчина, а в комнату скользнула служанка, другая, ее я еще не видела, с подносом на котором стояла пузатая чашка от которой слабо тянуло курицей. От запаха желудок издал тоскливый вой и сделал кульбит в горло, не совсем видимо понимая, тошнит его от голода или от еды. Желчь подскочила в горле и опалила язык. Уклончивость ответов заставляла беспокоиться и вызывала чувство тревоги. И глаза… глаза не врут. За оческой заботой плескалась растерянность и жалость. Рык походил на жалобный скулеж, но кошка откликнулась на призыв и рука соскользнула с белого меха, правда на том и все и закончилось, силы хватило лишь на пару шагов, а, после, я полетела на служанку сбивая ее с ног. Чашка жалобно звякнула ударяясь о пол. Горячий бульон пролился на спину мгновенно пропитывая рубашку и обжигая. — Р-р-р, — Нет, не трогай меня, пусти! — Прекрати, сейчас же, — меня подхватили на руки и посадили на постель укрыв одеялом и игнорируя мои попытки отбиться. — Иса, принеси пожалуйста новую одежду, — попросил стрелок и девушка охотно кивнула. В отличии от предыдущих от нее не веяло злостью. — Энн, — рявкнул стрелок и я послушно замерла глотая слезы обиды. — Энн, — тихо позвал он меня и, не дождавшись ответа, устало вздохнул и растер лицо руками, — Прости, но пока все слишком сложно. Иса сейчас придет и поможет тебе принять ванну, а потом… поешь пожалуйста и не пытайся покинуть комнату. Эта девушка поможет тебе во всем, не стесняйся просить, но только сиди на месте и никуда не выходи. Руки непроизвольно сжались в кулаки.Я ожидала чего-то подобного, но не хотела в это верить. — Почему? — Приказ капитана, он сам тебе все потом объяснит. Прости, не смотри на меня так, я не могу, Шанкс запретил тебе покидать комнату, поэтому, пожалуйста, просто потерпи пару дней, отдохни. Видимо на лице отобразилось все то что было на уме, потому как стрелок доверчиво заглянул мне в глаза. — Энн, я тебя очень прошу не делай сейчас глупостей, ты и так успела многое натворить, не подводи сейчас хотя бы ради своего блага. — Хорошо, — поджала губы отводя взгляд. Бульон противно скользил по спине на простыню оставляя на ней жирное пятно воняющее курицей. Бекман был прав, мне требовалось время прийти в себя. Я чувствовала как ослабло не только тело, но и душа. Как роились вопросы в голове на которые не было ответа и какое-то время мне действительно необходимо было провести наедине с собой и разложить все по полочкам. Когда вернулась Иса мы молчали оба, не о чем было говорить. Стрелок, взяв с меня обещание вести себя хорошо, оставил меня на попечение девушке, а та, в свою очередь, помогла раздеться и дойти до двери за которой оказался фарфоровый друг и деревянная бочка с подведенным к ней краном. — От дома трубы идут к источникам, поэтому здесь всегда тепло и есть горячая вода, — попутно объясняла она, помогая забраться в бочку и поворачивая краны, дабы вода хлынула в импровизированную ванную. Девушка охотно рассказывала о всякой ерунде хоть и я упорно молчала, ей собеседник, видимо, не требовался. Когда она потянула руки помочь мне вымыться я тихо рыкнула, что справлюсь сама. Последний раз мне помогали мыться рабы на Мариджоа — не самые приятные воспоминания. Кое-как, но я справилась с легким омовением, а помощь с головой, так и быть приняла, хоть и меня ждал довольно большой сюрприз. В голове щелкнуло лишь когда на взмыленные волосы из ковшика полилась вода и белый каскад закрыл мне лицо. Каскад… я непонимающе коснулась отросших прядей, длина которых теперь была едва ли не до пояса. — Откуда у меня волосы? Иса непонимающе замерла:  — О чем вы, миледи? Как меня сюда приставили вы всегда с такими были, вам очень повезло, такой редкий благородный оттенок не всегда краской добьешься, а у вас свои такие красивые, похожие на жемчуг. У нас на севере многие девушки носят светлые волосы, но белых нет ни у кого. Но я точно помню, как Синбад мне отрезал волосы! Синдбад… поверить не могу, что он оказался причастен ко всему, хотя почему…я просто была слепой дурой и не замечала всех его оговорок и странностей поведения. Где он сейчас? Сбежал отправив меня на арену? Наверное, его дело было сделано. Кто же знал, что меня спасет дракон? Воспоминания усилили головную боль и Иса поспешила помочь мне подняться с бочки и вытереться, а после облачиться в батистовую сорочку до ног и улечься в постель. Пока мы возились в ванной постельное белье уже сменили и я, машинально проглотив бульон, мгновенно уснула на простынях едва пахнущих морозом. Дни потянулись за днями. Я спала, ела, набиралась сил и тосковала в четырех стенах. Попытки выйти мягко, но настойчиво пресекались, а приставленная Иса хоть и была болтушкой, но толком от нее полезной информации получить было нельзя. Погода, какие-то мелочи. Она охотней предлагала сделать прическу нежели рассказать о том, что происходит за дверью, а потому я вскоре оставила свои попытки общения с ней. Никто не навещал меня. Пару раз заходил старпом, но видя в моих глазах мольбу и вопросы старался быстрее уйти виновато пряча глаза. В конечном итоге я погрузилась в свои мысли и коротала дня сидя на стуле у окна выходящего на заснеженную равнину, за которой, едва уловимо, чернела полоска леса и смутные очертания хребтов гор. У меня было то время, что было необходимо обдумать произошедшее и я в волю им пользовалась старательно убегая от дум о команде и Шанксе, и всецело посвящая себя анализу слов матери. И чем больше я корпела и сводила концы с концами тем больше вопросов возникало, а я все больше убеждалась, что женщина по имени Аррен не моя мать. Вернее не так -она не тот человек которого я помню. Да, прошло столько лет, но…это не она. Обрывки воспоминаний детства всегда рисовали скупую на эмоции женщину, местами чопорную, холодную особу без должной любви и ласки растящую дочь не по своей воле, а по обязанности и безысходности. И здесь она, спустя столько лет, воспылала такой любовью ко мне, кою я никогда от нее не видела раньше? Не зная меня, не видя больше десяти лет и вот так просто и случайно совпадает ее присутствие у Линлин, появление на Эльбафе, понибратство с Шанксом? Слишком много совпадений. Теперь, видя даже не то, что ее полную силу, лишь кроху, я могла с уверенностью судить — попасть в лапы йонко она не могла ни по глупости, ни по слабости. Зачем ей все это нужно сейчас? Единственной мыслью было мое расположение и верность. Я должна доверять ей, вопрос только зачем. Не зря она попыталась вызвать во все родственную любовь, не зря показала свою связь с Шанксом. Да и…не горело у меня сердце любовью к ней. Я ждала, что буду радоваться воссоединению, но это оказались детские мечты, а реальность больно ужалила в спину. Я нашла маму, однако почему-то я не чувствовала счастья и умировотворения. Наверное, было бы правильнее если бы она так и осталась загадочной тенью в памяти нежели получилось такое. Мне бы поговорить с капитаном, но мать ясно дала понять, что тому не следует знать о нашем родстве…но это же означает, что я вновь буду ему врать. Дни сменялись ночами. Вокруг все слилось в один сплошной день сурка. Мельтешение прислуги и белые просторы за окном. Я, не то что бы поправилась полностью, но немного окрепла и могла без помощи ходить по комнате, тело перестало болеть, но оставалась слабость и страх. В один из дней я поняла, что в комнате нет зеркала. Ни в комнате, ни в ванной и на мою просьбу Иса отводя взгляд сообщила, что в доме сейчас тоже нет зеркал. Я ругалась, требовала, кричала — но бесполезно и причину такого я не понимала, да я ощущала, что мое тело истощилось, но не видела на себе каких-то страшных изъянов. Мама, Аррен, так же не навещала меня. Думаю просто не хотела, ведь ей что — либо запретить капитан был не в силах. Лишь единожды ее черный силуэт мелькнул крылатой тенью вдалеке. Ящер долго смотрел в сторону деревни, а после поднялся и улетел. От скуки я выпросила у Исы бумагу и краски, благо хоть это, пусть и не ясно откуда, нашлось. Художник из меня был так себе, но в рисунках можно было угадать то, о чем я читала в детстве или показывала мне мать. Сверкающие своей белизной на фоне синего неба виадуки и шпили Рассветного. Здания с высокими арками вместо окон, мосты высоко над землей соединяющие между собой башни и здания на которых по стенам ниспадали висячие сады сладко пахнущих красных цветов. Полная противоположность утопающий в закате, сверкающий тяжелым огнем сотен костров и факелов отражающихся в золоте и черном камне — Закатный. Я рисовала вспоминая эти чувства и запахи. Первый город пах первой капелью и сладостью травы в то время как черный массив забивал нос духом дубилен, тяжелых масел и благовоний. Иса, заглядывающая через плечо, спрашивал где я такое видела, но я ссылалась на хорошую фантазию. В жизни мне не довелось брать в руки кисти и краски, и я в этом многое потеряла. Рисунок дарил умировотворение, отвлекал. Каждый мазок кистью по бумаге разносил в душе гармонию. Пусть даже кривые портреты, но мне нравилось создавать их своими руками. В одну из ночей мне не спалось. Как ни ворочалась я на простынях, не вставала открывая и закрывая окно, а уснуть так и не получалось. Лишь когда за окном едва посветлело я смогла ненадолго провалиться в дрему, но и тут была разбужена скрипом двери. Кого еще ночью несет? Я подскочила на кровати намеренная высказать все, что думаю о ночных визитах, но никого не увидела, лишь темнел черный зев едва приоткрытой двери. Странно. Поднявшись я было толкнула дверь прикрывая ее, но обернувшись заорала насколько хватило легких и тут же чужая крепкая рука закрыла мне рот. — Не кричи! Ты всех разбудишь! — мех частичной трансформации прилип к губам и языку и я, отплевываясь, шарахнулась в сторону. — Кана! — медведица, виновато опустив взгляд, отошла в сторону, как-то странно искоса на меня поглядывая и переминаясь на месте. А я… Нет, я с одной стороны была и рада видеть ее целой и невредимой, но с другой я тут уже сколько времени сижу взаперти и никто ко мне не приходил, а я между прочим кажется сделала что-то очень важное если сейчас эта бессовестная плешивая медведица стоит передо мной жива и невредима. И я не поняла, а где мои извинения за такой поток оскорблений в мой адрес? За недоверие до последней минуту? — Кана! — тихий рык сорвался с губ. Хлестко по бокам забил хвост. — Да что ты заводишься?! — рык медведицы в ответ был таким же тихим, но, вместо агрессии, медведица опустила взгляд, что было ей совсем не свойственно. — Это я завожусь? — я была на нее обижена. Да, последний раз я была рада ее видеть и готова была все простить, но сейчас все обдумав, вспомнив и взвесим я была на нее действительно обижена, — Ты поверила этой подделке! — Ты могла мне все рассказать сразу! — Не могла, капитан мне запретил! — Да это был не капитан! — Не придирайся к словам, тогда я думала, что это Шанкс, а ты…ты сразу поверила в меня плохую и даже не захотела попытаться подумать, а могла ли я такое сделать. Да мы с тобой не сразу подружились, но потом я доверяла тебе. Тебе одной на всем корабле, кроме Бенна, я могла полностью доверится и в результате стоило оступиться как я сразу же стала твоим врагом. Мне было горько это говорить. — Ты поверила подделке. — А ты спасла мне жизнь, — разом выдохшись медведица робко подошла ко мне и взяла за ладони, — Не смотря на все это ты не задумываясь спасла мою жизнь. Прости меня если сможешь. Я была не права. — Мне было так больно видеть как ты ненавидишь меня, — я сжала холодные ладони Каны, — И потом ты не пришла… Кана я здесь заперта совершенно одна. Я не знала что с тобой, я не знаю, что будет со мной. — Я знаю Энн, я все знаю, но…- она подняла на меня блестящие от слез глаза, — Послушай, когда ты спасла меня, ты отдала мне часть себя. Свою жизнь понимаешь? У кошек девять жизней. Ты отдала часть себя, я — это часть тебя теперь навсегда. Когда я пришла в себя, то помнила не только свою жизнь, но и твои воспоминания. — Я не понимаю… Ее передернуло ознобом и девушка отпустив мои руки отошла в сторону. В темноте ее глаза особо лихорадочно блестели от слез и эмоций. — Я тоже…поверь, если бы я знала, то никогда бы и ни за что не согласилась на такое. Она закусила губу и натужно вздохнула. — Я бы хотела тебя попросить что то что ты сейчас услышишь никто больше не узнает, раз я знаю твои мысли, то и ты имеешь право знать мое прошлое. Действительно мое прошлое, а не его кусок, что ты выхватила на Шайке. Когда… — она сглотнула слезы и боль, — После того как нас захватил Дозор меня продали на рабовладельческом рынке на арену на потеху знати. Я знаю, что ты не знаешь…странно звучит. правда? Но в твоих воспоминаниях нет этого. На Мариджоа есть кровавая забава, заключающаяся в травле и умерщвлении заранее пойманных животных, стравливании их с рабами или…или такими как я. Не человек и не зверь. Мне насильно скормили фрукт и заперли в клетке лишив еды и света, выпуская только убивать. И я убивала ведь это был единственный способ выжить. Убить или быть убитым. А когда силы оставили меня и безумие и отчаянье зверя почти захватило меня полностью… Я понимала ее. Я помнила свою жизнь на цепи и в горле встал тугой ком. А еще я понимала, что для Каны мое признание в родстве со знатью было предательством. — Кана… -… Меня перекупил Синдбад, когда сил уже не оставалось. Я сдалась. В тот день шла готовая покончить со всем, но не сложилось. Он сумел убедить распорядителя обменять меня на более…свежий товар. Кана устало растерла лицо ладонями. — Шанкс не знает об этом. Синдбад перепродал меня в бордель на Фарсалархе, а там меня уже выкупил капитан. Мне было чуть больше двенадцати и я поклялась служить капитану, делать все что бы отблагодарить его за свободу. А сейчас…сейчас получается я должна тебе больше чем ему. Теперь понимаешь почему я не приходила? Мне требовалось время все обдумать. Меня спасла дочь Горосей, тех, кто поощрял мое рабство. Это… очень сложно было — отделить тебя и Мариджоа. Но я видела твое прошлое, твои мысли и ты…ты не такая как они. Прости меня, Энн, прости пожалуйста. Я была не права, но я не могла простить тебе самое главное — предательство Шанкса. Я молча подошла и обняла медведицу. — Знаешь… Шер призналась. Ее поймали через несколько дней, когда она пыталась сбежать с острова. — И… что с ней? — Заперта в подвале. — Отведи меня туда…пожалуйста, — я отстранилась глядя в глаза Каны, — Я должна с ней поговорить. — Капитан убьет меня если узнает, — она шмыгнула носом, — Он запретил. — А мы ему не скажем. — Энн… — Кана. — Черт…ты же не успокоишься? Черт! Черт! Черт! Только быстро! Мы быстро спустились в подвалы нервно оглядываясь. В теплом сухом подвале горел лишь один факел чадящий от масляной тряпки. Под темницы был отгорожен угол на две решетки, а все остальное место занимали бочки и рухлядь. Я приблизилась к решетке. Камера… она не была камерой в том понимании где держат преступников. Узкая кровать застеленная тканным покрывалом, стол с нетронутой едой, стул рядом. Все чисто, свежо и аккуратно. Лишь Шер не вписывалась в эту картину. Она не была связана или прикована наручниками, но мне было больно смотреть на нее…такую. Сломленное, уставшее тело, оболочка былой яркой личности, сидело на кровати привалившись спиной к стенке. Измученное лицо украшали впалые щеки и синяки под глазами, волосы потускнели и безобразной паклей лежали на плечах. Пиратка даже не удостоила меня чести повернуть голову. — А, это ты, — прокаркала она хриплым нардрывающимся голосом, — Довольна? Ты победила. Жест рукой — то ли махнула, то ли отмахнулась. — Я не сражалась с тобой. — А, да брось, оправдываться, — она отвернулась к стенке и замолчала, а я не знала какие слова сейчас будут уместны, — Снимаю шляпу, ты не сдохла не смотря на все мои усилия. Что теперь, будешь настаивать что бы меня вздернули на рее? — Нет, — я смотрела и не узнавала вольную пиратку. Всегда яркая дерзкая, она словно выгорела изнутри, опустошилась и осталась лишь тень ее былой. — Запытаешь? Продашь в рабство? Вполне в духе знати. — Я не хочу ничего такого, — я поджала губы, — Скажи почему? — Почему, что? — Почему ты пыталась от меня избавится? Что я тебе сделала? Это из-за капитана? Рыжая пиратка фыркнула: — Из-за него в последнюю, хотя и в первую очередь тоже. Она облизала пересохшие губы. — Сложно сказать почему во мне проснулось такое желание от тебя избавится, ведь по началу я даже не воспринимала тебя всерьез. Простая девка, да, Шанкс не брал на борт девушек, но кто я такая ему указывать, не мое это было дело. Признаюсь, иногда ты была мне симпатична, — она усмехнулась, — Женщины куда внимательнее мужчин, конечно от меня не укрылось то как ты говоришь, как ешь, как слушаешь. Манеры вбиваемые с детства не пропадают сколько бы ты дерьма не вылила на себя. Я смотрела на тебя и думала, а не пережила ли она тоже, что и я? Может быть она смогла бы меня понять. Смотрела. Думала. И все больше начинала злиться, когда Шанкс упоминал тебя в разговоре, смотрел на тебя любую так, как никогда не удостаивал взглядом меня, да и любую другую девку, разве что Эстер. Это злило. Ревность плохое чувство — она разъедает изнутри, а ведь мы никогда ничего друг другу не обещали. Просто секс. Мне плевать на его деньги и власть, ему нет никакого дела чем я занимаюсь в море и как зарабатываю на жизнь. Но это задевало. Последней каплей стала наша драка, когда он вертелся и заботился о тебе, а я забилась в угол и зализывала раны, как побитая собака да еще и получила по загривку. Она облизала пересохшие губы. — На меня никогда не смотрел влюбленным взглядом. Не похотливым, раздевая и ставя на колени, а именно с нежностью, заботой, заинтересованностью. Меня растили на вязку. Отец продал меня когда ему было выгодно точно породистую кобылу. Он никогда и не любил нас с матерью, а я платила ему тем же. Его никогда не интересовало мое мнение и интересы — я должна была стать породистой сукой для удачной ставки. Когда-то семья отца владела мануфактурами, но вскоре в стране вспыхнула революция и отец остался на грани банкротства. Главный конкурент предложил закрыть все его долги и дать ссуду на первое время, но потребовал за это мою руку. Отец даже не раздумывал и с радостью принял предложение, а меня отправили к его семье чтобы убедится перед свадьбой, что товар не порченный. Осматривали как кобылу, как товар. Зубы, тело, девственность и по итогу дали добро на брак. Никого не интересовало мое мнение, хоть я и знала, что буду если не десятой, то около того, супругой этого «партнера» — последнее слово она выплюнула, — Он был старше меня на тридцать лет. Старый обрюзгший мужчинка давно не видящий за своим брюхом члена. — После свадьбы он бил меня, запирал в комнате, насиловал, всячески унижал. Я рыдала запертая в своей комнате закутавшись в простынь, пока служанки с каменными лицами уносили измазанные кровью простыни или замазывали мои синяки и кровоподтеки, когда в дом приходили гости. И, знаешь что? В очередной раз, когда он вернулся с пьяными дружками и под общий хохот задрал мне юбку, в голове что-то щелкнуло. Я не хочу прожить так всю жизнь. Не хочу подчиняться мужчине и позволять ему управлять мной. И я вцепилась ему в горло. Пока его пьяные дружки осознали происходящее, мой муженек валялся на ковре с разорванной глоткой, а я успела достать его кортик и выпотрошила их как свиней, вспорола каждому брюхо и оставила умирать с кишками валяющимися по всему полу. — Мне жаль, что так вышло. Она резко схватила меня за отворот платья притягивая вплотную к решетке. Кана сзади зарычала, но я остановила ее движением руки. — Не имеет никакого смысла, что тебе жаль. Я не сдохну, слышишь, не сдохну и не позволю какой-то девке лишить меня всего, — она шипела в лицо мне гадости, оскорбления, но я не слышала ее. Перед глазами маячила сережка. Нет, не одна из ее, а в каждом ухе у девушки хватало украшений, да только вот среди золотых колец и массивных камней выделялся серебряный гвоздик с насыщенным темно зеленым камнем. …особенно если всмотреться в колье на груди и идущими к нему в комплекте серьгами и кольцом на длинном худом пальце. Не изумруды. Зеленый алмаз. Цена за малюсенький камешек позволяет купить себе целый остров, а тут тройка самый крупный в которой размером с перепелиное яйцо. Слухи, летающие по миру среди знающих, рассказывают, что камень поглощает фрукт и приобретает его свойства. Нет, это ерунда, такое можно провернуть с любыми вещами, но только вот алмаз может поглощать бесконечное количество фруктов заменяя старый новым. А тут тройка — четыре камня и четыре свойства, которые им можно присвоить… И портрет перед глазами, пылящийся на чердаке Зимы. И ее живое лицо с искаженной гримасой ярости на Тавросе. Не может быть, но почему бы и нет. — Эстер. Тебя подослала Эстер! — уже я дернулась вперед, просовывая руки через решетку и хватая пиратку за рубаху. — Пусти! — она могла бы меня обмануть если бы не дернулась так резко и ее глаза не выдал бы лихорадочный блеск. Рык сорвался с губ прежде, чем я поняла, что делаю. Ладонь взметнулась вверх и вцепилась в ухо рыжей, пытаясь отодрать сережку. Если я это сейчас сделаю у меня будут доказательства. Не понятно пока чьей вины, но не моей уж точно. А уйди я сейчас — не составит труда выбросить столь маленькое, пусть и дорогое украшение. Выпущенные когти вцепились в ухо, а пиратка больно дернула меня за пряди заматывая их на кулак. — Пусти сволочь. — Ах ты… — Тварь! — она с силой дернула, ударяя меня многострадальной бровью о решетку и я вскрикнула от боли, но в то же время дернула за ухо сильнее и злополучная сережка оказалась у меня в руке, а Шер, как-то тихо вскрикнув, резко отпрянула от меня, тяжело дыша и смотря загнанной собакой. — Энн, — тяжелая ладонь легла на плечо, а я… я побоялась оборачиваться зная кого там увижу, — Возвращайся в комнату. — Капитан, — я заставила себя медленно обернутся и поднять глаза на мужчину. Взгляд рыжего сейчас резал своей сталью. — Иди к себе, — от тона пробирающего до костей мне разом стало холодно.