hands

человек гладит бездомную кошку и улыбается.

      Боли нет, когда Хибари рассматривает в зеркале кучу трупов и кровавый хаос, расплывающийся на рубашке, в районе рёбер. Грязная японская кровь стекает по его животу, и он это чувствует. Она льётся по его жилам и белоснежной ткани, когда он смотрит на своё отражение. Горы трупов за спиной отлично подчёркивают красоту современного постмодерна.       За его спиной — тридцать мало в чём повинных людей. Не в рубашках и брюках, а в обычных джинсах и футболках — мексиканцы. Занимались поставкой наркотиков на их территорию и сливали информацию всем, кому ни попадя, но, кто заплатит больше семидесяти тысяч. Семьдесят тысяч за историю о том, кто сейчас поставляет Вонголе еду. Семьдесят тысяч за историю о том, сколько в Вонголе приближённых к боссу людей. Семьдесят тысяч за каждое имя человека, которого босс хоть раз брал за руку. Крошечные деньги за информацию, за которую любой информатор Вонголы будет терпеть пытку водой и крысами, потому что иначе его из-под земли достанут. Маленькие, глупые бандиты. Такими пугают мамочки, говоря детям, чтобы те оглядывались, когда ходят по подворотням. Смех да и только, если рассматривать в качестве их противников Вонголу. Со всеми этими их навороченными пушками, синтетическими наркотиками и такими людьми, как Кёя.       С Вонголой дела у всех решаются заочно. Мирными путями группировки уродов идут на словесные контракты с огромными для себя потерями, лишь бы выжить. Эти конченые мексиканцы, наверное, и не подозревали, что лучше не сливать информацию о Семье, которая может вырезать весь этот маленький Рейнос за ночь. Из-за этих черномазых у Хибари болит голова уже неделю, потому что обычные методы на них не действуют. Все эти убийства ради желания надавить побольнее абсолютно неэффективны в ситуации с ними. Их главарь сменял главаря, поставщик сменял поставщика. А теперь босс сказал устроить кровавую баню.       Кёя засовывает свою пушку во внутренний левый карман пиджака, кладёт свой кастет во внешний правый. Он расстёгивает свою рубашку и смотрит, как его кровь стекает по боку и животу, как она впитывается в тёмную ткань брюк, как те неприятно прилипают к коже из-за слишком быстрой свёртываемости крови. Дырка в его раздробленных рёбрах полая, но из-за месива органов и кожи он не смог бы рассмотреть стенку за своей спиной даже при всём желании. Когда Хибари прикладывает пальцы рядом с этой дыркой и расплывающимся огромным синяком, боль внезапно появляется и начинает давить на уши и затылок. Сердце глухо затарахтело ослепляющими по нервным окончаниям ударами.       В зеркале он улыбается дырке, здоровается. Он уже сто лет этого не чувствовал: раздробленной плоти и поломанных в прах костей. Пули до него доходили редко, ещё реже — касались области рядом с сердцем. Слушать от врача это пресловутое и заезженное каждым писакой “ещё бы чуть-чуть, и” не хотелось совершенно. Кёя здоровается с пулевым ранением, которое, он надеется, его не убьёт. Дырка здоровается с его старыми шрамами: несколькими круглыми на правом плече, прямым и толстым на шее.       Голова кружится, а мозги танцуют джигу, когда появляется Рокудо. Он выходит летящей походкой из-за двери, за которую Хибари отдал пол-литра крови. На его тонком лице слабая ухмылка, а на пальце он крутит флэшку.       "Грёбаные итальянцы."       — У-у-у, Кёя-кун, — с невозможным акцентом говорит Рокудо, беглым взглядом оглядывая торс Хибари. — Ну и потрепало тебя. И вот так выглядит лучший из лучших в Японии?       Рокудо длинными ногами перешагивает мексиканцев, иногда наступая им на волосы и спотыкаясь о руки. Такого расиста Кёя встречает впервые, хотя он некоторое время жил во Флориде. Рокудо морщится, когда смотрит на обделавшегося в штаны мексиканца, и делает крюк вокруг него. Такие брезгливые итальянцы-киллеры, Господи Боже.       — Тем не менее, твоя жопа в порядке. — Хибари сплёвывает на пол и запахивает рубашку.       Мукуро улыбается японцу и закидывает флэшку в карман. Там у него гремит мелочь, ключи от тачки, мобильник и трофей на миллиарды долларов. Кёя в жизни не видел столько денег, сколько у итальянца помещается в одном кармане пиджака.       — Смотрите-ка, какие японцы, оказывается, гордые ребята, — лепечет он на родном языке, продвигаясь к выходу из зашарпанного, нищенского дома.       — Я знаю, что твоя подружка из Иокогамы, Мукуро. — У Хибари перед глазами танцуют бабочки, по его груди скатывается ещё одна порция крови. Он чувствует, как муравьи щекочут лапками его нервные окончания, которым и без того хуёво. — Как думаешь, долго будет её найти и накачать наркотой, которой ты барыжишь на стороне?       Хибари видит только спину напарника, и там ни одной эмоции. Прямая длинная спина с по-девичьи узковатыми плечами. Узкие бёдра. Рокудо весь до безобразия узкий. Кёя, пока они не вышли из комнаты, быстро оборачивается на зеркало, у которого он стоял, но там тоже только спина. Кёя не видит ни капли реакции, а очень хочется.       Вонгола попросила его об услуге. Когда приедет этот напыщенный хер с Сицилии, сказал ему босс, намекни ему, что торговать на стороне — не слишком хорошая идея. Когда этот напыщенный хер с Сицилии, сказал босс, чуть опустив голову в знаке доверия, закончит своё дело, не стоит его убивать, просто расставь приоритеты, Кёя. Когда этот напыщенный хер с Сицилии, сказал босс, закашлявшись сигарой, вспомнит о своей подружке, постарайся сделать так, чтобы у него и мысли не возникло о продаже наркоты без моего ведома. Боссу похуй на Альянс семей — Хибари это отлично знает. Ему будет похуй, почему Кёя не добился реакции. Если Рокудо продолжит наживаться за счёт Вонголы, он грохнет Хибари, не задумываясь.       — Можете накачать её всеми наркотиками сразу. — Мукуро отвечает ему только тогда, когда они уже сидят в машине и едут к отелю, где их ждёт Хаято. — Думаешь, я стал бы связываться с мафией, если бы мне было что терять? — Итальянец повернулся и впритык посмотрел на Хибари. В его взгляде только презрение и ядерные взрывы. Рокудо даже не смотрит на дорогу — он смотрит на Хибари, когда крутит руль в нужную сторону, и от этого у Кёи по коже бегут тараканы. — Просьба: выебите её на прощание группой — она об этом всю жизнь мечтала.       Хибари знал, что в Вонголе работают страшные люди, но такого он видит впервые. Холодный, жуткий и мерзкий. Опасный до чёртиков. Даже тогда, когда его подружку ебут толпой, заливают в неё граммами самые дрянные наркотики и отрезают каждую часть тела по очереди, когда снимают на видео как она глотает сперму, когда её ошмётки присылают Мукуро с курьером, курьер возвращается обратно в свою конторку. Курьер на следующее утро просыпается, жрёт свой завтрак и отвозит следующую посылку. Заканчивает жизнь лет через сорок, окружённый внуками и запахами больницы, а не на пороге у Рокудо. Хибари такие люди пугают своей не-однородностью и возбуждают. От которых не знаешь, чего и ждать: страсти или простреленной в запале смеха ноги.       Его штопают как только он появляется в номере у Хаято. Тот с завидным знанием проделывает свою работу: обеззараживает, промывает и накладывает швы, сверху мажет зелёнкой и клеит пластырь. Гокудере могут завидовать лучшие интерны мира, потому что он провёл кучу операций. Ему даже не пришлось убить десять лет на образование. Просто парень, который несколько десятков лет назад помог ему с бордельным бизнесом, был врачом, и неплохо поднатянул его за время их дружбы. Кёе интересно: вспоминает ли Хаято о Шамале, когда дырявит его кожу иголкой; помнит ли он, как вкручивал динамит под капот своего учителя, когда тянет окровавленную нитку; так же часто Хаято вспоминает о своём первом убийстве, как сам Хибари?       Рокудо рассматривает огромного змея с тигром на спине Хибари, смотрит на чешую и рыб на его спине, смотрит на облака и море на его спине. Хибари впервые видит на его лице эмоцию, и это — лёгкое “я знал это, но не мог поверить”. Но Рокудо молчит, ничего не спрашивает.       Хаято говорит, что жить будет, и тут же забирает у Мукуро флэшку, отдаёт ему платиновый чемоданчик за тысячу баксов на три миллиона. Просто потому, что этот напыщенный придурок взломал комп и привёз Хибари живым. За то, что Хибари час отстреливал мексиканцев и разбивал кулаки в задрипанной мексиканской халупе, Мукуро Рокудо получил три миллиона. Хибари получит за это хлопок босса по плечу и ещё один месяц с полным набором пальцев. Может быть, босс накинет ему пару сотен тысяч на карманные расходы. Ебучая несправедливость этого мира: тот, кто сосал у мафии дольше, получает больше налички. И не важно, со сколькими дырками ты поздоровался.       Кёя в мафии только семь лет, Рокудо — около восемнадцати. До этого Кёя был в якудза, и кому, как не Рокудо Мукуро, об этом знать. О том, что Кёя в жизни своей ничего не знает, кроме оружия, босса и законов, отличающихся от конституции и уголовного кодекса. Вот, что знает Рокудо, по мнению Хибари. По мнению Рокудо, Хибари не знает и толику того, что знает он.       Босс прилетает в Канто на огромном самолёте со своей собакой. Его ноздри раздуваются, когда он вдыхает грязный и холодный запах моря Японии. “Резиденция” Хибари встречает его запахами рисовой водки и пахнущих сакурой дымящихся палочек. Здесь не Италия и, уж тем более, не замок босса: никаких тебе громадных залов с длинными столами, каминов и сигар. Одно только разочарование для итальянца.       Традиции из якудзы не вытравишь. Татуировка на спине жжётся от этих воспоминаний.       Босс садится на кресло Кёи, его пёсики приносят ему стакан и полную бутылку Шотландии. Он улыбается и, ожидаемо, трепет Хибари по плечу, на японском, но без акцента, предлагает ему выпить виски. Хибари морщится и говорит, что не пьёт (ничего из рук мафиози).       — Хибари Кёя… — Босс берёт его левую руку и подносит к лицу, рассматривая длинные бледные пальцы. Наверное, у Рокудо они были ещё длиннее. Не короче его длинного носа. — Якудза научила тебя слушаться приказов, верно? — Босс поднимает взгляд весом в несколько тонн на глаза Кёи. Наверное, еле находит их, в сравнении с огромными глазами итальянцев.       Босс точно знает, что якудза считается самым опасным преступным синдикатом.       — Верно, босс.       — У вас же там были другие правила, да? — Босс качает головой из стороны в сторону, улыбаясь краями потрескавшихся губ. — Можно вытащить отличного убийцу из якудзы, но якудзу из отличного убийцы не вытащишь.       Босс вешает взглядом на плечи Хибари гири. Кёя хочет сказать, что, да, у них было по-другому. Их босс никогда бы не позволил себе касаться подчинённого, если только не с намерением убить. Их босс не зажимал хорошим киллерам денег. Их босс не разменивался на игры с перелётами, “о, донна, у вас такой прекрасный парфюм…” и такое грязное месиво, которое заставили сделать Хибари вчера. Да, в якудзе было немного лучше. Там не было этих забастовок против босса и вечной делёжки места. Всё было чисто, аккуратно и по-японски. Все соблюдали традиции и принимали боль с гордостью.       Поэтому в якудза лучшие киллеры — это все знают. Каждый итальянец в Вонголе может попытаться помериться силой, но даже Такеши, рождённый в Нагоя и выросший на Сицилии, будет захлёбываться кровью, если Кёя возьмётся за дело всерьёз. Вот как обстояли дела в мафии. Вонголе повезло с Хибари не меньше, чем Хибари с Вонголой. Такая взаимовыручка могла по коэффициенту полезности сравниться с лекарством от рака.       — Ваши правила меня устраивают больше, босс, — говорит Хибари, чуть наклонив голову в бок.       Да, в Вонголе было хорошо, отлично. Только бы платили бы чуть побольше. Хибари не выступает по этому поводу только потому, что казна Вонголы не резиновая, тянуться бесконечно не может, наверное, на Кёе она и закончилась.       Сердце от воспоминания о старом боссе предательски сжимается. Они были замечательными киллерами с замечательными планами на будущее, расписанными до минуты, но это всё равно не помогло.       "Грёбаные итальянцы."       — Наверное, ваших не убивали за принесённые в Семью чужие пули? — Голос босса по ушам режет бархатным шёлком и оплетает болящие рёбра Хибари.       — Простите, босс, сейчас нет никаких “наших”: для меня существует только Вонгола. — Кёе хочется чуть наклониться вперёд и опустить голову, но он этого не делает, потому что это — итальянцы, мафия, гангстеры. У них так не принято. — Я Вас понял, босс. Если ещё раз позволю себя ранить, то в Семью могу не возвращаться.       Босс смеётся горьким на вкус смехом и потирает ладони друг о друга, как будто замёрз. Его голос внезапно становится до ужаса грубым, когда он говорит, что Хибари и не сможет вернуться, даже если захочет. Следующая пуля в его теле будет для него предпоследней. Боссу не нужны слабаки, не способные за себя постоять. Ему нужны убийцы, вымогатели, сутенёры и торговцы людьми, финансовые махинаторы и рэкетиры, которые ценят свою жизнь. Такие люди, как Мукуро Рокудо. Хибари читает это имя между слов босса.