Рожденные беспределом

К концу второго месяца осени весь преподавательский состав и некоторое ранние пташки среди учеников уже привыкли, что непривычно дружная компания, состоявшая из представителей трех различных факультетов, каждое утро на берегу озера занимается магловской причудой, которую они называли «спортом» — Гарри с Гермионой, конечно, не афишировали свои занятия, но и не делали из них особой тайны. Зато неразрешимой тайной для всех было то, каким образом и на какой почве смогли не просто сплотиться в коллектив юные маги, не имеющие между собой ничего общего, но и сохранить его, невзирая на реакцию со стороны других учеников, которая в зависимости от факультетов колебалась от выражения откровенного недоумения до почти полной обструкции. Ученики Гриффиндора и Когтеврана недоуменно хмурились, Слизерина — злобно щурились и строили планы по разрушению этого странного приятельства, но их всех останавливало только одно: непонимание отсутствия реакции лорда Малфоя на неподобающие знакомства его наследника, не говоря уже о его поведении. Это свидетельствовало о том, что приятельские отношения с Поттером и его грязнокровкой имеют скрытые мотивы. Зато преподаватели довольно благосклонно восприняли увлечение «милого Гарри и его друзей». Директор даже, пригласив Гарри на чашку чая, сообщил Поттеру, что любезно выделяет ему и его компании давно пустующий зал (полтораста лет назад там проходили уроки фехтования) для занятий в холодное время года, и даже пообещал в ближайшие пару дней лично странсфигурировать простейшие спортивные снаряды в виде брусьев и перекладин, которые должны были просуществовать до конца учебного года. Гарри обрадовался и пришел к выводу, что жизнь, в общем-то, в Хогвартсе налаживается, ведь на мнение софакультетников ему было откровенно плевать, во всяком случае пока они ограничиваются корченьем рож и злобным шепотом. Директор, в свою очередь, тоже весьма был доволен этим разговором. Мальчик оказался не таким и уж похожим на Тома, каким он показался Дамблдору в самом начале их знакомства. Даже Слизерин пошел ему на пользу — Гарри, по его мнению, сумел выбрать более-менее нормальных друзей — напрягал только Драко, но после пары недель наблюдения за наследником Малфоев директор пришел к выводу, что не Малфой влияет на Поттера, а как раз наоборот. Паркинсон тоже напрягала, но в меньшей степени — директор быстро понял, что Поттер не стремится породниться с чистокровной семьей и перенять ее взгляды. Конечно, жаль, что Рона Уизли Гарри вообще не воспринимал как друга, даже слегка поколотил и палочку хотел засунуть. Впрочем, директор даже пришел к мнению, что согласно доктору Фрейду, работы которого он очень уважал, может там имело место вовсе не ненависть, а другое, абсолютно противоположное чувство. Ведь Северус, наивная душа, скорее всего, понял слова о волшебной палочке буквально, в то время как Поттер говорил совершенно о другой. Недаром его хороший, но, к сожалению, уже покойный друг-магл говаривал, что «невозможно добиться, чтобы английский суд присяжных вынес приговор за содомию. Половина присяжных не верит, что нечто подобное возможно физически, а другая половина сама этим занимается». Хотя здесь ничего удивительного нет, просто первая половина присяжных, в отличии от второй, не училась в элитных частных школах, Итоне и Оксфорде. Впрочем, если рассуждать трезво, хоть младший Уизли целиком и полностью сам виноват, но еще не всё потеряно. Если он, Дамболдор, не ошибается, то у Рона Уизли еще есть шанс реабилитироваться и вместе с Поттером прогуливаться в вересковые пустоши. Вересковые пустоши… как давно это было… Дамболдор отвлёкся от своих размышлений, отдавшись внезапно нахлынувшим воспоминаниям о поре его учёбы в Хогвартсе, когда почти все мальчики, да и девочки тоже, занимались сексом друг с другом, и секса было много, невероятно много. Как все мальчишки обожали передавать записочки от A к B, если те жили в разных помещениях. Времени было мало. Они должны были спешить. Идеальное время заниматься любовью было между обедом и новым уроком. Можно было проскользнуть в класс с тем, кто понравился. А если хотелось уединиться подольше, то передавали записочки с текстом: «Ты не хочешь пойти со мной погулять на вересковую пустошь или полетать на мётлах?» И если адресат соглашался, то можно было быть совершенно уверенным, что он уступит. Директор свое получил, но и от большего бы не отказался. «Жаль, но сейчас нет тех вольностей, что были раньше, — печально подумал Дамболдор». Сейчас главной проблемой становились старшие Уизли, которые, не получив достойного образования, аналогичного частным школам у маглов, наверняка попробуют воспрепятствовать настоящей мужской дружбе Рона и Гарри, а также их прогулкам в вересковой пустоши. Не говоря уже о том, что и сам Рон воспитан согласно представлений родителей. Да… надо будет проследить, чтобы для мальчика не стали слишком большим шоком познания о сексе, которые он получит до конца первого курса и узнает, что старшеклассники уходят подальше от чужих глаз вовсе не для того, чтобы просто погулять или полихачить, выписывая запрещенные на территории Хогвартса квиддичные финты. К счастью, очень неплохо, что Поттер сдружился с Лонгботтомом. Дамблдор с удовольствием наблюдал, как Гарри терпеливо объяснял Невиллу зелья, у которого с тех пор успеваемость по зельварению действительно улучшились… и трансфигурация, да… (Надо написать Августе, а то она совсем разочаруется во внуке). А его магглорожденная подруга, похоже, неплохо поладила с Драко. Это любопытно — Малфой относится к ней с уважением и ведёт себя со всей учтивостью, хотя и без намёка на подобострастие. Плюс к этому, он готов выйти на её защиту против всех, кто называет ее «грязнокровкой», а это, несмотря на его пока ещё небольшие силы, было не малой защитой, ведь большинство тех, у кого есть мозги десять раз подумают, стоит ли конфликтовать с наследником древнего и влиятельного рода из-за какой-то грязнокровки, проще сделать вид, что её не существует. Это тоже нужно отметить. И он еще почему-то по стенам стучит. Надо пригласить его на чай… И эту магглорожденную, Грейнджер. Надо признать, она очень интересная личность, даже немного Геллерта напоминает, чувствуется наличие схожего крепкого внутреннего стержня и харизмы, позволяющих вести за собой остальных, весьма перспективная девочка. Им будет о чем поговорить, сильный и опытный маг всегда сможет предложить подростку такое, от чего он не сможет отказаться. Гермиона в тот момент о мыслях директора даже не догадывалась. Она, закончив с тренировкой, внимательно осмотрела раскрасневшихся ребят и попросила Невилла остаться. — Вы идите в Большой зал, не ждите нас, — добавила она остальным. Гарри, сегодня на удивление спокойный и мирный, хлопнув по плечу Драко (что было для него не характерно, ведь в Малфое он видел потенциального соперника за внимание Гермионы) и взяв за руку Пэнси, медленно поплелся в сторону замка, хотя обычно они преодолевали этот отрезок пути бегом. Гермиона не заметила необычного поведения Гарри. Повернувшись к Невиллу, она несколько долгих минут изучала его. — Невилл, что с тобой происходит? — наконец спросила она. — Ты необычайно хорошо занимаешься, всего за какой-то месяц ты изменился, порядочно похудев. Но при этом боишься, если кто-то тебя ударит или, тем более, сам кого-то ударить! Даже слегка стукнуть! Невилл промолчал, виновато уставившись в землю. Гермиона вздохнула и рассеяно порылась в карманах. Наткнувшись на забытую там конфету, она протянула ее Невиллу и предложила вернуться в замок. — Не хочешь — не говори. Если что, я всегда готова тебя выслушать, — сказала Грейнджер, когда они добежали к замку. — Да это ерунда, — сдался Лонгботтон. — Просто всякий раз, когда я пытаюсь что-то или кого-то ударить, я вспоминаю своего отца. Бабушка всегда говорила, что еще в школе он умел постоять за себя. — И не хочешь быть похожим на него? — Хочу! — горячо воскликнул Невилл, но тут же снова уставился куда-то в сторону. — Понимаешь, тут дело вот в чем… — он начал сбивчиво рассказывать, что случилось с его родителями. Гермиона, конечно, знала эту историю от Пэнси, но все же внимательно выслушала ее в исполнении Невилла, хотя в целом отличий не было. — Я не хочу закончить так, как они, мне часто снятся лица отца и матери, особенно их глаза, они пустые… как у рыбы, которая уже почти умерла. Иногда правда мама приходит в себя, на несколько мгновений её глаза принимают осмысленное выражение здорового человека, но она сразу же начинает орать диким голосом и чудовищно выгибаться. Целители говорят, что она вновь переживает круциатус как наяву и опять впадает в обычное состояние. Когда мы приходим к родителям, они не узнают бабушку, они не понимают, что я их сын, они вообще ничего не понимают, смотрят через нас, словно на пустое место. Лежат на кроватях с приоткрытыми ртами, из которых на слюнявчики постоянно сочится слюна, лежат без движения, лишь иногда подёргивают то рукой, то ногой, опять же… как рыба… которая уже умерла, но… но еще дергается. Прошлым летом я случайно подслушал, как целители говорили бабушке и, судя по всему не в первый раз, что надежды на выздоровление у отца уже нет, совсем, да и не было никогда. Даже у матери есть незначительный шанс, а он… Это хуже, чем смерть. Я не хочу вступать в Орден, не хочу сражаться ради каких-то призрачных идеалов и не хочу так испортить жизнь из-за этих гребаных идей каких-то дебилов-фанатиков, или из-за идей, на которые мне, честного говоря, выражаясь языком Поттера, просто насрать! Я не хочу умирать ради того, чтобы остальной магический мир процветал, при этом не ударив пальцем об палец! Невилла трясло. Он готов был заплакать, но слез почему-то не было. Зато пришло огромное облегчение, что он наконец мог перестать держать это в себе, что впервые за столько лет он смог выговориться. И он понимал, что Гермиона — это тот самый человек, которому можно рассказать то, чего нельзя доверить Пэнси, Драко или даже Гарри. Гермиона несколько минут молчала. Потом осторожно взяла гриффиндорца за руку. Когда её родители погибли, привычная ей жизнь изменилась до неузнаваемости, но она постепенно смирилась с этим, зная, что чуда не будет, родители никогда не вернутся, и чудо в её жизни произойдёт, но только если она совершит его сама. А каково было Невиллу, ведь столько лет он жил надеждой, что его родителей можно вылечить! Однако, как весьма рациональный человек, она понимала, что эту слабость Лонгботтома можно легко обратить в силу, причем силу, которой она сможет воспользоваться. — Никто не заставляет тебя сражаться за чьи-то идиотские идеи, — тихо произнесла она. — По крайней мере, пока. Но потом, чтобы этого не произошло, ты должен уметь защитить себя. Или Пэнси, — она слегка улыбнулась, — Пойми, только от тебя зависит, как использовать эти умения. Просто нужно быть готовым ко всему, — Гермиона ободряюще сжала его руку и по просветлевшему взгляду Лонгботтома поняла, что ее слова достигли цели. Улыбнувшись, Невилл поблагодарил слизеринку за поддержку и вприпрыжку побежал к лестнице, ведущей в гостиную Гриффиндора. Гермиона тоже улыбнулась и, помывшись и переодевшись, поспешила на завтрак. Сев за зеленый стол, в очередной раз мысленно прокляв дурацкие факультетские различия, она положила себе на тарелку бекон и кинула взгляд на сидевших напротив Гарри и Пэнси. Увиденное сильно удивило ее. Пэнси, хмурясь, читала длиннейшее письмо, периодически сжимая левую руку в кулак. Было совершенно очевидно, что содержимое письма было далеко не приятным. Гарри выглядел еще более странным: обычно весьма подвижный, он сидел практически неподвижно и сверлил взглядом одну и ту же строчку в «Легендах и мифах Древней Греции и Древнего Рима», которую он заказал Розе после того, как они наткнулись на цербера. Можно было подумать, что он думает о монстре, но Гермиона отметила, что он периодически, с отсутствующим видом, отхлебывал из кубка тыквенный сок, который обычно вообще не переваривал. — Все в порядке? — осторожно поинтересовалась девочка у друга. Гарри слегка вздрогнул. — Просто сегодня Хэллоуин, — медленно протянул он, — мои родители… — он не договорил, но было понятно, о чем он. Гермиона, однако, в какой-то мере не поверила ему. Нет, будь на его месте кто-нибудь другой, она бы даже не засомневалась, настолько правдоподобно это звучало, но это был Гарри. Человек, которого она знала лучше даже, чем он сам. И она поняла, что дело вовсе не в родителях. Гарри же, наверное, в первый раз, не смог рассказать подруге о своих мыслях. Дело в том, что из-за Рона Уизли у него появилась привычка гулять по вечерам после отбоя. И вот пару дней назад он наткнулся на весьма любопытное зеркало. Сначала Гарри не понял, что именно оно показывает… А потом, когда понял, он уже не хотел уходить от него. Дело в том, что зеркало, по его мнению, показывало будущее. Там отражался он, но лет эдак на пятнадцать-двадцать старше, одетый в смокинг, с несомненно дорогой сигарой в руке и уверенным взглядом. Рядом с ним стояла Гермиона, нежно (подчеркнуто весьма не по-дружески!) его обнимавшая, в шикарном вечернем наряде, сверкая дорогим гарнитуром из крупных пронзительно-зеленого цвета изумрудов обрамлённых бриллиантами, без шрама и с длинными шелковистыми волосами (Гарри даже казалось, что он чувствует их запах). За ними полукругом выстроились Том, Роза, Невилл, Пэнси, Драко... За ними стояли ещё какие-то мужчины и женщины примерно одного с ними возраста, однако их лиц он разглядеть так и не смог. Присутствовал даже Снейп с толстой папкой в руках, на которой было написано «План преобразования Хогвартса»! На заднем фоне было шикарное поместье из тех, которые Гарри доводилось видеть только в гламурных журналах тети или в телешоу о жизни британской элиты и звёзд. И все это было окружено ощутимой аурой могущества и богатства. Гарри был так восхищен увиденным в зеркале, что просидел возле него целую ночь, не в силах оторвать взгляд. И на следующую ночь он отправился к зеркалу целенаправленно, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег и не выдать себя громким топотом, который далеко разносился эхом в ночных безлюдных коридорах. Когда подошёл к зеркалу, у него было возникла мысль позвать с собой Гермиону, но эта мысль быстро пропала, едва он вновь увидел то, что показало ему зеркало. И он опять просидел там всю ночь, только в этот раз увиденное было ещё более захватывающим, развёрнутым и детальным. Конечно, Гермиона могла бы запросто заметить, что Гарри засыпает на ходу, если бы он не утащил у Снейпа флакончик с бодрящим зельем. Гарри не составило труда вычислить, когда профессор пойдет на ужин и вскрыть и кабинет зельеведенья, и соответствующий шкафчик. Он даже самым коварным образом оставил на месте флакончика рыжий волос Рона Уизли, который банально нашёл в их комнате, благо рыжий привык разбрасывать повсюду свои вещи. — «Аста ла виста, бейби», — произнёс Поттер напоследок. В его мире подобные подставы, мягкого говоря, не поощрялись и авторитета не добавляли, но только в тех случаях, когда организатор подставы выплывал наружу. Поэтому Гарри ничто не мешало ходить по ночам к зеркалу и наслаждаться, к примеру, картинами, как его с Гермионой в Королевский театр в Ковент-Гардене доставляет Rolls-Royce Phantom VI, как они величественно занимают одни из лучших мест, как разнообразная публика, в том числе леди и лорды, подобострастно им улыбаются с толикой страха и ненависти во взглядах. Или как они с Невиллом посещают Хогвартс уже как члены Попечительского совета, а директор Снейп рассказывает им обо всех тех нововведениях, которые были сделаны за очень короткий срок. Даже Малфой, который держал в руке стакан виски, надменно улыбаясь, сейчас вызывал не раздражение, как это бывало обычно, а даже какую-то радость. В эту ночь, перед Хеллоуином, Гарри тоже пошёл к зеркалу. Однако на этот раз оно показало ему не то, что он обычно видел в зеркале — там отражались его родители, которые смотрели на Гарри с гордостью. Они были явно довольны его успехами и благосклонно посматривали на стоящую рядом с Поттером Гермиону. Также Гарри с удовольствием наблюдал, как Джеймс Поттер одобрительно похлопывает его по плечу, поздравляя с поступлением на Слизерин. Родителей Гарри никогда не видел. У него не было даже их фотокарточек — Дурсли, понятное дело, их в своем доме не держали, а «друзьям семьи» из магического мира и в голову не могло прийти, что Гарри даже не представляет, как они выглядят. Нет, в общих чертах он, конечно, представлял, ведь все говорили ему, что он похож на отца, а глаза у него как у матери, но в цельный образ у него родители не складывались. Тем не менее, то, что люди в зеркале — его родители, он понял сразу. Возможно, если бы Поттер увидел эту картину в первый раз, то он вряд ли задержался бы возле этого зеркала. Но сейчас он лишь печально улыбнулся и снова уселся перед зеркалом размышляя, почему его покойные родители были такими кретинами, что позволили завалить себя и что, как последние лохи, оставили своего единственного ребёнка никому ненужным сиротой, на которого магическому миру, ради которого, кстати говоря, они скопытились, было просто насрать. — Это затягивает, не так ли? — вздрогнув, Гарри обернулся, мысленно ругая себя за невнимательность. — Директор? — профессор, в смешном колпаке и своей обычной странной мантии, кивнул и рассеянно улыбнулся. — Что вы здесь делаете? Старик промолчал, подошёл к зеркалу, слегка погладил его поверхность пальцами, отчего она словно покрылась мутноватой занавеской, и лишь потом сказал: — Гуляю, — он беспечно улыбнулся. — Стариковская бессонница, знаешь ли… Но вопрос не в том, что тут делаю я. Вопрос в том, что ты тут делаешь, мальчик мой? Гарри уже открыл рот, чтобы рассказать наспех выдуманную историю, но Дамблдору, похоже, ответ не требовался. — Ты знаешь, что это за зеркало, Гарри? — продолжил директор. — Оно многих погубило. Они сидели здесь часами, днями, и в конце концов, не смогли уже вернуться к нормальной жизни. Как думаешь, Гарри, что оно показывает? — Не знаю… — замешкался Поттер. — Наверное, будущее. Но сегодня это зеркало показало мне родителей. Дамблдор улыбнулся. Но как-то неестественно. Эта улыбка значила очень многое, но Гарри не мог понять, что, же это все значит. — Это зеркало отражает твои самые сокровенные желания. Хорошо, что ты увидел своих родителей, — тихо сказал Дамблдор, — но завтра зеркала здесь уже не будет, — строго добавил он. — Ты еще увидишь его… когда придет время, — слова прозвучали несколько зловеще, но Гарри вдруг почувствовал какое-то спокойствие и решил, что ему, в общем-то насрать на это зеркало и будет лучше, если он пойдет спать. Попрощавшись с директором, Гарри отправился спать. Но едва только проснувшись, он вновь вспомнил о зеркале, и о странных словах директора. Поэтому вечером твердо решил рассказать обо всем Гермионе. Все утро Гарри никак не мог улучить момент, чтобы рассказать о зеркале Гермионе. Конечно, сначала он думал, что расскажет ей все вечером, но его деятельная натура вообще не могла долго чего-либо ждать. Он всегда предпочитал решать проблемы немедленно по мере их возникновения. К тому же, в его голове засела навязчивая мысль разыскать зеркало и по возможности украсть, хотя на счёт последнего он не обольщался. Но всё равно, и на тренировке, и за завтраком он прокручивал в голове все места, где могло бы находиться зеркало. При этом отдавая себе отчёт, что Хогвартс мягко говоря велик размером, а уж возможности директора спрятать артефакт от любопытных школьников вообще не ограничены. Даже сидя на занятиях у Снейпа он не переставал думать об этом. Более-менее отвлекся от своих мыслей о зеркале Гарри только тогда, когда на уроке заклинаний профессор Флитвик сообщил о дальнейшей программе обучения: — Вы уже все выучили, и кто удовлетворительно, — Флитвик выразительно посмотрел на Рона Уизли, — а кто блестяще, как мисс Паркинсон и мисс Грейнджер, выполняет заклинания группы левитационных чар, положенных к изучению на первом курсе. Напомню, что левитационные чары будут на экзамене по Заклинаниям в конце этого курса. Далее вы будете совершенствовать их применение самостоятельно во время, отведённое на самоподготовку. Впрочем, как и любые другие чары, выученные ранее. Напомню, что на экзамене каждый из вас должен будет продемонстрировать левитацию предмета весом как минимум кратному весу экзаменуемого, равно как и на высоту кратную росту. Flashback. Ron. После этих слов Рон Уизли заметно взгрустнул. Он и сейчас получил зачёт по левитационным чарам исключительно благодаря тому, что по просьбе Дамболдора с ним занимались отличники с седьмого курса, которые, не желая терять время, не скупились на оплеухи и весьма неприятные заклинания, которые, впрочем, серьёзно простимулировали скорость и эффективность обучения. Рон не раз и не два представлял как в будущем, когда он станет министром магии, все эти репетиторы будут умолять его сменить гнев на милость, униженно прося прощения, или он станет самым великим ловцом в квиддич за всю историю, и его обидчики будут исходить на говно от того, что великий Рон не даст им автограф и не сделает совместное колдофото. Попытка Рона пожаловаться Дамболдору на самоуправство репетиторов не удалась, тот внезапно очень сильно рассердился, сообщив, что телесные наказания в Хогвартсе ещё никто не отменял, и то, что они не применяются к таким нерадивым ученикам, как Рон, совершенно не означает, что их нет, а есть душевная доброта директора Дамболдора, который запретил порку розгами с заковыванием в кандалы и даже приказал спрятать их с глаз долой подальше от взглядов учеников. И если Рону Уизли не нравится, что с ним бесплатно занимаются дополнительными занятиями, то мистер Филч с огромным удовольствием простимулирует учебный процесс Рона и отыграется розгами на его заднице за все выходки братьев Уизли. Не то чтобы Рон был глуп или магически слаб, по способностям он был самым заурядным магом-подростком, правда, с полным отсутствием желания стремится к изучению какого-либо раздела магии. По сути дела, стать даже средненьким магом ему мешало одно важное обстоятельство — беспросветная лень, которая умножалась на мало того, что врождённую, так еще и постоянно поддерживаемую родителями уверенность, что он должен стать могущественным волшебником, у которого любое волшебство получается отлично с первого раза по щелчку пальцев только потому, что род Уизли входит в «Священные 28 семей». Он не понимал, да и просто бежал от мысли, что род Уизли погряз в нищете и давно не порождал сильных магов из-за своего вырождения, вызванного тем, что много поколений Уизли почивали на достижениях основателей рода. Они столетиями купались в роскоши и почитании, проматывая родовое состояние, совершенно не думая о потомках, как в финансовом плане, так и в плане сильных и здоровых наследников, гордо предпочитая жениться «по любви». Но, откровенно говоря, браков действительно по любви там особо не было. Предкам Уизли нравилось эпатировать магический мир, поэтому наиболее часто они делали выбор не в пользу богатой и магически сильной девушки, и даже не любимой, а просто необычной, а порой даже откровенно странной, девушки. Мало того, они любовью часто жертвовали в пользу развлечения и своего удовольствия. И тогда они могли себе это позволить. Уизли ведь не какие-то нищеброды вроде Малфоев, которых всегда в первую очередь интересует приданное и магические способности невест. Уизли такие мелочи совершенно не интересовали, благо в роду имелось огромное количество золота, драгоценностей, артефактов, недвижимости, и паёв в крупных компаниях, деятельностью которых, впрочем, Уизли никогда не интересовались, поскольку регулярно получали гарантированный доход. Так семья Уизли из поколения в поколение вела жизнь сибаритов и жуиров, пока внезапно в середине 18 века в родовых сейфах Уизли золото стало показывать стабильно отрицательный баланс, исчезая гораздо быстрее, чем успевало поступать. Первым тревожным звоночком, на который, впрочем, никто особо не обратил внимания, стало прекращение существования в 1752 году Королевской Африканской компании, которая занималась работорговлей и добычей золота. В следующий раз колокол прогремел в начале 19 века, когда Британская Ост-Индская компания стала стремительно терять монополию, неся всё большие затраты на покорение и удержание в узде туземцев, в результате чего некогда мощный поток золота к 1813 году сменился тоненьким ручейком. В результате сейфы, которые когда-то ломились от золота, оказались совершенно пусты. Но выход был найден: в продажу пошли драгоценности и артефакты, которые были заменены на мастерки выполненные копии, а семья Уизли стала жить на ещё более широкую ногу. Плюс её члены даже по меркам традиционно очень пьющей Британии испытывали страсть к самому модному напитку того времени не только в Англии, но и практически во всей Европе, кроме Германии, напитку, который уже в середине 19 века не называли иначе как «безумие в бутылке» и который прочно ассоциировался с шизофренией — абсентом. Безудержная тяга к картам и костям тоже не способствовала финансовой стабильности семьи. Как известно, всё рано или поздно заканчивается, закончились и драгоценности и артефакты. Впрочем, оставалась недвижимость, доход от которой позволял вести хоть и не привычный для Уизли способ жизни с регулярными роскошными раутами и балами, но вполне достойный званию дворян без ущерба для их репутации в довольно приличном поместье. К сожалению для потомков, тогдашний глава рода Рональд Уизли смириться с таким положением вещей категорически не собирался. Он настойчиво, но безуспешно пытался найти способ быстро разбогатеть и вернуться к привычному образу жизни. Глава рода метался, ища наиболее выгодные варианты для инвестиций, причем метался сам, ведь прислушиваться к мнению гоблина, исполняющего роль финансового консультанта Гринготса при роде Уизли, он не собирался, его предложения сулили слишком маленькие, по его мнению, доходы, хотя и были самыми надежными. Естественно, в такой ситуации он не мог не нарваться на аферистов. Однажды в ресторане на Косой алее Рональд Уизли случайно встретил маглорождённого волшебника, учившегося в одно время с Уизли на Гриффиндорфе и позже вернувшегося в магловский мир, где стал вполне респектабельным финансистом. Финансиста звали граф Виктор Люстиг, и он ментально покорил Уизли своими изысканными манерами, элегантным иностранным акцентом, необычайно дорогой одеждой, а также драгоценностями и артефактами. Рональду Уизли даже немного неловко стало, когда он вспомнил свои шутки и розыгрыши, где Люстигу стабильно выделялась роль главной жертвы. Впрочем, он сам был виноват, мало того, что маглорождённый, так ещё и скрывал своё происхождение аристократа. Впрочем, граф как истинный аристократ вспоминал о детских обидах с юмором истинного англичанина. Граф снимал самый дорогой номер в Мидленд Гранд Отель и имел роскошный выезд. Причём кучером и секретарем, постоянно сопровождавшими графа, были совершенно экзотические японцы. Способность мыслить критически была отключена после того, как секретарь-японец вежливо отвлёк графа от очередного обеда с Уизли и, принося извинения, с поклонами сообщил, что он никогда бы не осмелился помешать обеду графа с его уважаемым другом, но к господину графу со срочным сообщением помощник главного управляющего Гринготса. Получив разрешение, секретарь представил некоего гоблина, который сообщил многоуважаемому господину графу, что некий инвестиционный договор подписан и главный управляющий хочет лично вручить бумаги такому значимому деловому партнёру как господин граф. Фон Люстиг сдержано выразил удовлетворение новостью и вручил посланнику доброй новости кошелёк, туго наполненный золотыми монетами. Далее, принеся извинения, граф сообщил, что должен буквально на пятнадцать минут покинуть столь приятное ему общество. Уизли лично видел из окна ресторана, как граф в сопровождении гоблина и своего секретаря величавой походкой отправился в банк, из которого вскоре вышел, при этом в руках его секретаря появился портфель из кожи дракона. Также у графа на пальце появился новый перстень с бриллиантом, «милый знак уважение от банка», как сообщил потом граф, поймав взгляд Уизли. «Милый знак уважения», стоивший небольшое состояние, окончательно сразил Уизли, и он стал интересоваться, не возьмётся ли граф инвестировать его капиталы. Поскольку жадные гоблины обещают совсем уж мизерный процент ренты, который никак не может обеспечить достойный уровень жизни одной из 28 семей. Пораздумав, граф сообщил, что готов помочь старому другу, ведь сейчас такое страшное время, везде лезут нувориши, в то время как старинные семьи вынуждены бедствовать. Он и сам прошёл через обнищание, но благодаря деловой хватке и везению сумел восстановить и преумножить богатство и славу великого рода графов Люстигов. Аферист, жалуясь на затишье в интересных инвестиционных проектах, тем не менее, предложил просто фантастически выгодные условия, которые обещали ежегодную ренту как минимум 25% в ближайшие пару лет. При этом он выразил сожаление, что и в последующие лет десять рента никак не превысит 50%-60%. Но надо торопиться, ведь самое главное — это успеть вложиться в акции, пока их курс сказочно не взлетел. И, действительно, инвестиции в Имперскую британскую восточноафриканскую компанию выглядели очень заманчивыми. Компания, которой правительство Её величества дало право на управление британским владениями в Восточной Африке, только что выиграла войну и собиралась развернуть свою деятельность на полную силу, обещая своим акционерам баснословные барыши. Уизли был в восторге от таких перспектив, не задумываясь, он заложил в Гринготсе все, что ещё принадлежало роду, и вручил всю гигантскую по тем временам сумму в двести тысяч фунтов своему другу — респектабельному финансисту — для осуществления инвестиции. Через несколько дней господин Уизли, не дождавшись сертификата, удостоверяющего его право собственности на акции, заволновался. Посетив офис графа в магловском Сити, Уизли с ужасом узнал, что граф фон Люстиг трагически погиб под колёсами экипажа в тот же день, когда получил от него деньги. Дальнейшее расследование, проведённое гоблинами, показало, что капитал Уизли действительно был инвестирован в Имперскую британскую восточноафриканскую компанию. Однако, как вскоре выяснилось, победа в войне была Пирровой, и вскоре компания была ликвидирована правительством в связи с её неспособностью управлять вверенными ей территориями, а также в связи с неграмотным управлением финансами. По странному стечению обстоятельств, главным финансовым консультантом компании являлся ныне покойный граф. От последовавшего за этими событиями инсульта Рона Уизли не смогли спасти и самые лучшие колдомедики. Чем думал Артур Уизли, называя своего сына в честь такого выдающегося представителя их рода, для всех осталось загадкой. Год спустя Гринготс потребовал возвращение кредита и категорически отказался от его пролонгации. В результате род Уизли лишился практически всего. Однако даже после реализации залогового имущества и выплаты процентов по долгу у семейства осталась прекрасная усадьба стоимостью в целых полторы тысячи фунтов, расположенная на четырёх акрах земли, имеющая десять спален, пять гостиных, просторную кухню, помещения для прислуги, сад, летний домик и надворные постройки. Плюс оставшиеся тридцать тысяч давали тысячу годового дохода, позволяющие вести беспроблемный образ жизни, которому позавидовало бы минимум 90% населения магической Британии. Но это было всё не то, Уизли по-прежнему хотели самые лучшие одежды, блюда и вина, они хотели играть в карты, имея кошелёк полный золота, они хотели наслаждаться жизнью и блистать в обществе. Несмотря на это, печальный опыт несколько десятилетий удерживал семейство от опрометчивых поступков. Однако в один прекрасный момент груз долгов превысил ежегодную ренту и проигравшийся в очередной раз Септимус Уизли познакомился за картами с американским магом Виктурием, который, в отличие от Септимуса, делал ставки не осторожно, экономя каждый сикль, а сразу ставил стопки полноценных галлеонов, не особо волнуясь за проигрыш или выигрыш. Ему был важен азарт. День шёл за днём, и картёжники незаметно сдружились. Но в один не очень прекрасный день, Септимус не смог, как обычно, обнаружить своего друга за карточным столом. Обеспокоившись, он начал его искать и нашел его в пабе. Пьяным в стельку. Виктурий поведал своему другу, что из-за массового краха магловских банков от него потребовали погашения закладной на его поместье в Америке, поместье, которое он купил всего год назад за баснословную сумму! Покупая поместье своей мечты, Виктурий рассчитывал, что сделанное им изобретение обеспечит ему не только выплату процентов по кредиту в течение пары лет, но и безоблачную жизнь. И так оно и было, но изобретение, приносившее в день сорок восемь галеонов, никак не могло помочь погасить всю необходимую сейчас сумму. Оказалось, что Виктурий придумал артефакт-дубликатор магловских долларов, которые он преспокойно менял потом в магических банках. Но, увы, эквивалента более сорока восьми галеонов в сутки артефакт создать был не способен, а деньги были нужны прямо сейчас. Септимус вначале даже не поверил, но когда в гостиничном номере Витукрия он увидел артефакт, из щели которого раз в тридцать минут выскакивали ещё влажные бумажные купюры, понял — вот его шанс. Он незамедлительно предложил продать артефакт за двадцать тысяч галеонов, особенно напирая на то, что его друг вскоре сможет создать себе ещё один такой дубликатор. Помявшись, Виктурий согласился и уже на следующее утро убыл спасать своё поместье, а Септимус сутки просидел, не смыкая глаз, над вожделенным артефактом, рассматривая в трясущихся руках каждую новую купюру. Однако уже на двадцать пятом часу артефакт внезапно перестал выдавать новые купюры. Приглашённый обещанием долевого участия маг-артефактор разобрал «артефакт» и огорошил Септимуса, что это простая магловская машинка, которая два раза в час выдавала заранее заложенные купюры. На следующий день в газете появился некролог о скоропостижной смерти Септимуса Уизли от острой сердечной недостаточности. К счастью для Седреллы Уизли, Авада следов на теле не оставляет. С тех пор род Уизли окончательно закатился и существовал за счёт завещаний стремительно сокращающегося количества членов некогда большой семьи. Кроме этого Уизли благодаря тому, что для «священных 28», Уизли были «своими», они, как и многие другие разорившиеся дворяне, получали работу в Министерстве. Работа была очень выгодной: практически не занимаясь на службе какой-либо работой, они стабильно получали вполне приличное жалование. Им приходилось трудиться за троих, и хорошо, что порученной работой занималось не менее пяти чиновников. Таких работников в Министерстве каждым годом становилось всё больше и больше, но они становились все более недовольными. Взяток на всех не хватало, да ещё с некоторых пор прекратились создание новых департаментов, отделов, а также введение новых должностей помощников и заместителей начальников разного уровня. Естественно, всё это привело к резкому сокращению перспектив в продвижении по службе и соответственно более высокого жалования и больших возможностей получения взяток. Зачинателем этого беспредела стал Абраксас Малфой, сынок-змея которого, ставши главным лоббистом интересов старой еще не выродившейся аристократии, активно продолжил его начинание. Он стал продвигать совсем уж безумные реформы; в частности он предложил сократить Министерство, а чиновникам создать реальные рабочие места в сельском хозяйстве, производстве артефактов, в сфере услуг, наконец. Совершенно естественно, что все предложения, равно как и старая аристократия были посланы далеко и надолго ещё министром Юджиной Дженкинс, хотя в итоге это ей и стоило дальнейшей карьеры. Но все предложения реформ были похерены, а представители старой аристократии было обвинены в попытках захватить власть в магическом мире, вернуть феодализм. Все последующие министры так же выступали против реформ, им совершенно не улыбалось получить резкое сокращение бюджета Министерства и, соответственно, потока золота в свои карманы. Но аристократия внезапно нанесла удар именно по самому больному месту — по бюджету Министерства. Мало кто помнил, но значительным истоком его финансирования были добровольные пожертвования старой аристократии. Уже в начале 20 века проблема обнищания аристократии встала в полный рост, и тогда по инициативе лорда Льюиса Малфоя, отца Абрахамса, был создан «Фонд поддержки одарённых молодых магов», целью которого была задекларирована помощь талантливым молодым магам из обедневших семей сделать карьеру, но, естественно, подразумевалось, что эти люди должны были продвигать интересы старой богатой аристократии. Первую четверть века всё было хорошо, но потом выросло поколение чиновников, которые привыкли, что «им положено», что их семьи обеднели из-за того, что разбогатели другие. Они стали воспринимать свои зарплаты и карьеры как своего рода отступные, как компенсацию за неудачи своих семей. В 1939 под предлогом войны с Гринденвальдом тогдашний министр Леонард Спенсер-Мун протащил через Визенгамот решение о единоличном управлении всеми финансовыми поступления в Министерство. Отыграть обратно после войн уже не удалось, большей частью благодаря вмешательству Дамболдра, который получил неофициальную, но огромную власть как спаситель Британии. Старая аристократия временно затаилась. И вдруг в один прекрасный момент, выждав, когда Министерство в глазах магического мира превратится в скопище дармоедов и коррупционеров, лорд Малфой озвучил общее решение учредителей Фонда: отныне каждый год отчисления будут сокращаться на двадцать процентов. При этом будет учреждён новый «Фонд реформ», который к Министерству никакого отношения иметь не будет. Итогом такого решения стало падение зарплат чиновников Министерства в разы. Попытки Министерства поднять общественность ни к чему не привели, все только радовались горю зажравшихся чиновников, которые сами не работают и другим не дают. Естественно, после этого ненависть семейства Уизли к Малфоям достигла небывалых высот. The end of flashback. — Сегодня мы приступаем к изучению новой группы заклинаний, это Заклинания воспламенения, — между тем продолжал Флитвик, — на первом курсе вам предстоит выучить не так много, поскольку магических сил на большее у вас просто не хватит. Поэтому предупреждаю, что те, кто захочет самостоятельно изучать заклинания этой группы, могут довести себя до магического истощения. Лечить это будет очень больно, долго и дорого. И уж тем более никто не будет закрывать на подобное глаза. Заметив, как по ученикам прошла волна ухмылок, Флитвик счел необходимым расставить точки. — Если нашёлся кто-то, кто думает, что никто из преподавателей не знает, что многие присутствующие на этом уроке самостоятельно изучили или пытались изучить ряд заклинаний, то вы все очень ошибаетесь. Но одно дело самостоятельно выучить такое несложное заклинания как Инсендио, Волшебный огонь, Инфламаре, которые не требуют особого контроля исполнения, и совсем другое дело — заклинания вроде Губрайтового огня, Конфринго, Экспеллимеллиус, Протего Диаболика, Огненный шторм. До конца первого курса вам предстоит в основном учиться управлять огнём и правильно рассчитывать свои силы. На экзамене вам предстоит показать знание заклинаний Инсендио, Инфламаре и Волшебного огня. Естественно, на уровне первого курса. Если кто-то думает, что сможет применять эти заклинания хотя бы на уровне семикурсников, то ему лучше сразу покинуть Хогвартс, — закончил вступительное слово профессор Флитвик. От этих слов Рон Уизли опять взгрустнул, ведь его ожидали очередные внеклассные занятия и оплеухи. Но быстро убедил себя в том, что вскоре станет самым лучшим на курсе по чарам и Гарри Поттер сам станет искать его дружбы. После теоретической подготовки и отработки движений на муляжах палочек, ближе к концу урока профессор Флитвик открыл прилегающий к кабинету полигон для отработки заклинаний. И разбил всех учеников на пятёрки для выхода на линию огня, как сказали бы в магловском тире. В первой пятёрке оказались Гарри, Невилл, Драко, и ещё пара незнакомых ему рейвенкловцев, чему Гарри ужасно обрадовался. Он видел, с какой надеждой смотрит на него Рон, постоянно пытающийся привлечь к себе его внимание. Когда Рон попадал в одну пятёрку с Гарри, то вечно отвлекал разговорами. Но это была ещё половина беды, ведь часто его заклинания летели куда угодно, но только не в мишень. Гермионе повезло меньше, именно в ее пятёрку и попал Рон. К её счастью, Уизли, хоть и делал попытки с ней подружиться, но не очень активные. Как оказалось, заклинанием Инфламаре уже владели все, хотя и по-разному. У кого-то это был метр, а у кого-то и два, кто-то кастовал заклинание моментально с первой попытки, а кому требовалось несколько попыток и пять секунд. С заклинанием Инсендио дело обстояло гораздо хуже, но и тут большинство с ним справлялось довольно неплохо. — Не забудьте те движения кистью, которые мы с вами отрабатывали, — попискивал профессор Флитвик — Кисть вращается легко, и резко, хлёстко. И очень важно правильно произносить формулы заклинаний — не забывайте о волшебнике Баруффио. Он произнес «эс» вместо «эф» и в результате обнаружил, что лежит на полу, а у него на груди стоит буйвол. Рон Уизли и тут не смог не отличиться. Он долго безрезультатно выкрикивал заклинание на разный лад и махал палочкой, после чего, развернувшись на сто восемьдесят градусов и направив палочку прямо на профессора Флитвика и школьников, стоящих позади него, выдал: — Сэр, огня нет, хотя всё делаю правильно. Вот так, «Инсендио» — крикнул он с одновременным выполнением знака. Сгусток огня вылетел из палочки навстречу Флитвику. Школьники, стоящие за ним, дружно рухнули на пол. К счастью, Хогвартс существовал не первый год, и подобные случаи случались не так и редко, как можно было предположить. Защитные чары мгновенно выставили щит на пути Инсендио Уизли. — Мистер Уизли, — раздался металлический, ранее неведомый первокурсникам голос Флитвика. — Вы только что выполнили заклинание на уровне выпускника четвёртого курса, совершенно забыв, что слышали на сегодняшнем занятии о контроле нагрузки на магическое ядро. Поэтому сейчас отправляетесь к мадам Помфри, которая определит, сколько дней вы не сможете практически применять магию, а так же пропишет вам соответствующие зелья. Поскольку вы грубо нарушили правила безопасности при практической отработке заклинаний, вам придётся сдать их мне ещё раз, прежде чем будете допущены до моих занятий с настоящей волшебной палочкой. Кроме того, я назначаю вам десять дней отработок у мистера Филча и снимаю с факультета 20 баллов. И, мистер Поттер¸ мисс Грейнджер, поскольку у вас данное заклинание получается очень хорошо, то я поручаю вам взять шефство над мистером Уизли до тех пор, пока он не научится хотя бы на удовлетворительном уровне выполнять заклинания воспламенения, — профессор неприятно улыбнулся. — В общем, до конца первого курса. Несмотря на наказание и запрет мадам Помфри пользоваться магией несколько дней, весь остаток дня Рон пребывал в полном блаженстве, и это чувство лишь усилилось, когда он увидел праздничный стол, заставленными разнообразными кушаньями, который занял все его внимание, поэтому Уизли не заметил, что «объекта» в Большом зале не было. Гарри с Гермионой появились на празднике чуть позже. Выглядели они немного странно (на что, впрочем, практически никто не обратил особого внимания), но тоже были в восторге, причем не столько от еды, сколько от самого убранства зала. На стенах и потолке сидели, помахивая крыльями, тысячи летучих мышей, а еще несколько тысяч летали над столами, подобно низко опустившимся черным тучам. От этого огоньки воткнутых в тыквы свечей трепетали. Как и на банкете по случаю начала учебного года, на столах стояли пустые золотые блюда, на которых вдруг внезапно появились самые разнообразные яства. Гарри и думать забыл о зеркале — он увлеченно накладывал себе в тарелку нарезанные камберлендские сосиски с запеченным в мундире картофелем, к которым добавил йоркширский пудинг с хрустящей корочкой и нежной солёной начинкой, искренне наслаждаясь моментом. Оглядывая стол, он твёрдо решил попробовать как можно больше блюд, о которых он так много слышал, но никогда раньше не пробовал. Многие заметили его настроение, но вежливо промолчали, и только Винсент Крэбб съехидничал: — Поттер, тебе не стыдно? — попытался подначить он. — Будто с голодного края! К всеобщему удивлению, Поттер не отреагировал даже своим внимательным немигающим взглядом, который гарантировал (по выражению самого Поттера) «ответку». — Нищему ничего не стыдно, — бросил Поттер, отмахнувшись от Крэбба вилкой с куском сосиски. За столом повисла тишина. Уизли просто застыл с отрытым ртом, услышав такое откровение, но отреагировать никто не успел, поскольку в зал вбежал профессор Квиррелл. Его тюрбан сбился набок, а на лице читался страх. Все собравшиеся замерли, глядя, как Квиррелл подбежал к креслу профессора Дамблдора и, тяжело опираясь на стол, простонал: — Тролль! Тролль… в подземелье… спешил вам сообщить… И Квиррелл, потеряв сознание, рухнул на пол. — Ахуеть! Ебануться можно! И это препод по ЗОТИ, который пиздел, как выходил один против дюжины троллей и обращал их в бегство! Пиздец, да любой выпускник Хога тролля в… Что, по мнению Поттера, были обязаны уметь сотворить с троллем выпускники Хогвартса, так и осталось неизвестным, поскольку опомнившийся Снейп прервал поток его красноречия банальным силенцио. — Тролль… — еще раз пропищал Квирелл, когда Снейп подошёл к нему. И опять отъехал в обморок. На этот раз, по всей видимости, в настоящий.