Джейк и его девчонка

Ночь выдалась тёмной. До прихода бури ещё оставалась пара часов. Несмотря на это, ветер уже завывал в чащобе и дребезжал трухлявой дранкой в кровле старого амбара, что, подбоченившись, стоял посредине лесной просеки. Вокруг вздымались седые древа-великаны, чья листва давным-давно облетела зябкими ноябрьскими ночами. Длинные голые ветви колыхались, точно когтистые лапы, а иные, поближе к амбару, скреблись о поросшую мхом дранку. Облака плавно мчались по небу, то скрывая, то вновь открывая яркую полную луну; тени стволов скользили по просеке и закрадывались в амбар, когда лунный свет просачивался сквозь старые пыльные окна. Внутри амбара тревожно расхаживал молодой першерон. Ростом он был высок даже для своей породы: метр восемьдесят в холке, — но несколько щупловат, ибо не достиг зрелых лет. Вороная шкура сливалась со мраком, отчего в темноте виднелись только белки глаз, беспокойно мечущихся из угла в угол. То и дело он замирал; тени беззвучно ползли по полу, взбирались вверх по стенам. Больше тут никого не было, не считая одной оголодавшей мыши, которая ворошила солому в поисках зёрен. Джейк не пугался — он ведь дестриэ, боевой конь. Так говорила старшая сестра, Карри. На его прадеде рыцари ездили биться с драконами. Джейк не знал, кто такие эти драконы; а судя по тому, что рассказывает Карри, драконы — это сущая жуть пополам с горой злобности. Но прадед Джейка был не из трусливых, потому и сам Джейк не трусливый. Кроме того, Карри сама сказала: она рыцарь. Если она рядом, он никого не испугается, даже дракона. Вовсе нет! Что с того, что темно и никого нет? Он ни капельки не боялся. Просто чуть-чуть волновался. Прошло около недели с тех пор, как его навещали Карри и Старый Бен. Заглядывали только какие-то незнакомцы, приносили новый корм и чистили денник. Не то чтобы его нужно было чистить, просто Джейка заперли. При воспоминании щёки залились лёгким румянцем. Если б его только выпустили на двор, он бы сам делал всё как надо. Карри жутко рассердится, пристыженно размышлял он. С того случая минуло несколько месяцев, а с недавнего — дней пять. Джейк шаркнул мощным оброслым копытом по чистой соломе, устилающей пол, чем до смерти перепугал боязливо запищавшую мышь. Вздыбился, попятился от тоненького писка, но врезался крупом в стену. Доски прогнулись под тонной живого веса, древесина натужно застонала, и он поспешно отодвинулся от стены. Конь стоял, не смея шелохнуться, и трясся в страхе, что наступил на кое-что податливое, писклявое и хрусткое. Солома яростно зашуршала, и он облегчённо всхрапнул: незваная гостья в панике уносила ноги из денника. Неожиданно скрипнула амбарная дверь; Джейк прянул ушами и насторожился. Округлил глаза, дёрнул головой, в страхе попятился: что-то размером с низенький стог проскользнуло внутрь. Низкое, но широкое, его было не разглядеть. Сердце неистово заколотилось в груди. Вот и всё, лесное чудище нагрянуло по его душу. Прощай, Карри, прощай, Старый Бен. — Чего весь дрожишь как лист осиновый, а, пони-переросток? — спросил из мглы тонкий ехидный голосок. Знакомый. Весь страх Джейка улетучился, и он сердито тряхнул гривой. — Чтоб я — пони? Хрена с два! — Тогда веди себя соответствующе, — фигура вышла на пятно лунного света. По полу волочилось мешковатое красное ватное пальто; пухлая подбойка скрывала любые намёки на то, кто же прячется внутри. На макушке сидела безразмерная ковбойская шляпа, надёжно примотанная длинным шарфом, что уходил под ворот пальто. Меж двумя слоями ткани оставалась лишь тоненькая щёлочка, сквозь которую на Джейка глядела пара бойких зелёных глаз. — Ума не приложу, как такой здоровяк шарахается от теней, — проворчала фигура. Из рукавов высунулись две маленькие, но огрубелых руки. Она размотала шарф и стянула безразмерную шляпу. Копна рыжевато-русых волос, взлохмаченных так, что сгодилось бы птицам вместо гнезда; загорелый лоб; курносый нос; щёки, в меру усыпанные веснушками. Лоб рассекал тонкий шрам. — Карри! — громко заржал Джейк, когда глаза подтвердили то, что передали уши. Он подступил ближе, упёрся грудью в дверцу денника — хлипкие досочки со стоном прогнулись, — высунул голову наружу. — Ну да. А кто же ещё-то? — Карри расстегнула пальто и, облегчённо вздохнув, оставила нараспашку: чуть не упарилась. На улице хоть и было прохладно, но пальто ощущалось духовкой, в нём ведь полагалось ходить взрослым в суровые морозы. Она будто целую палатку на себя напялила. Глаза Джейка снова округлились, только на сей раз скорее от изумления, чем от страха. Это что на ней... платье? И чёрные колготы вдобавок к чёрным туфлям на плоской подошве. Конские яблоки. — Не смотри на меня так, — Карри похлопала полами пальто, чтобы остыть, и буркнула недовольно: — Я сама б не вырядилась так по-дурацки. Вот же надоеда, ходит и прячет всю нормальную одежду. Ноздри коня раздулись — кружащий голову цветочный аромат волной прокатился от девчонки. Джейк всхрапнул, подался вперёд, принюхался получше. — Вкусно пахнет, — заявил он. Перед глазами предстали вешние луга, полные полевых цветов. — Да-а, знаю, воняю хуже поганца-скунса, — Карри с отвращением наморщила нос. Карри всегда «разговаривала» с Джейком, сколько себя помнила. Другие считали, что она так играется, мол, как девочка-припевочка с куклами, но что б они понимали! Она знала его лучше всех на свете, хоть тот и не умел говорить. Каждое сокращение мускулов, каждое движение выражало мысли, так отчего бы не озвучить их, раз он сам не может? Вот сейчас его заинтриговали духи. Джейк потихоньку отходил от удивления, как вдруг вспомнил, сколько времени провёл в одиночестве. Он втянул голову в денник, повернулся к Карри боком, встал в непринуждённую позу и, отведя взгляд, принялся любоваться стеной. Пускай сама почувствует, каково это — когда про тебя забывают. Карри ухмыльнулась при виде надувшегося коня. — Ну что ты, Джейк, — для десяти лет её голос звучал просто ангельски. Как-то раз один мальчишка в школе даже назвал его «красивым», но только раз. Карри объясняла доходчиво. — Смотри, что у меня. Она сунула руку в бездонный карман пальто и что-то вытащила. Джейк чуть повернул голову, но и этого хватило, чтобы разглядеть подарок. Глаза его широко раскрылись, и он нетерпеливо заржал: в руке лежало крупное, сочное, хрустящее, сладкое, восхитительное, наливное ЯБЛОЧКО. Деланое безразличие испарилось быстрее, чем мышь из денника. Карри всё-таки было очень, очень стыдно. Не принять такого чистосердечного раскаяния — просто-напросто грубо. Он вытянул шею над дверцей, осторожно схватил фрукт губами и с удовольствием схрумкал, смакуя сладостную свежесть; из мякоти под большими зубами брызнул сок. Карри глядела, как Джейк радуется угощенью, точно ребёнок, и тяжесть в груди чуточку слабела. Ей так не хватало здоровяка всю неделю. Она, если б могла, как обычно притащила бы спальник и заночевала прямо в амбаре. Но они про это не ведали. Они вообще мало о чём знали. Например, что Карри выгребает навоз из денника и носит удобную одежду. Или что не принимает ванну, когда надо: больно она пачкается за пару-тройку дней! Она тогда думала, соседки как обычно беседуют о своих дамских делах, пока не услыхала их разговор со стариканом Седжвиком. Карри отвернулась и привычно сплюнула на землю от одной лишь мысли об этой нечисти. Карри сидела на кровати и из последних сил старалась не разрыдаться. Только что закончились похороны, а она впервые за весь день — да что там, впервые за неделю с того рокового мгновения, когда её вызвали в кабинет к директору — не спала и не таскалась со взрослыми. Вдруг до отвращения знакомый голос вырвал её из дум. Она бесшумно выскользнула из комнаты. С наблюдательной позиции у лестницы открывался вид на гостиную, занимавшую почти весь первый этаж. Шушукались городские дамы; была и, лягать её, соцработница, которая последние шесть месяцев пыталась отобрать Карри. А ещё старикан Седжвик, её злейший враг. Он, может, и одурачил Бена, но от Карри его чёрная душа и загребущие лапы не укроются. Ишь, Джейка захотел! Он постоянно капал Старому Бену на мозги, что ей под стать миниатюрный пони, а не громадный неуклюжий тяжеловоз. «Да, ездовая лошадь это здорово», — представила она на миг, но тут же прогнала предательскую мысль. Джейк пускай хоть трижды исполинище, вредные и капризные пони, не выходившие из стойла, с ним не сравнятся. Вообще, это именно Седжвик научил её обходным выражениям, когда Старый Бен запретил чертыхаться. Пару раз они спасали её зад от неминуемого ремня. Но это было давным-давно, до того как она раскусила лиходея. И всё-таки было непонятно, с чего они вдруг собрались. Карри навострила уши, а снизу всё лилось слово за словом. — В последний раз повторяю, мистер Седжвик: нет. Это даже не обсуждается. — Вы, мисс Эндора, никак не возьмёте в толк. Не ждите, что Карри будет всё равно. Я к тому... Да ёлки-палки, вы против воли отрываете её от родных мест. Она сразу же слиняет к этому своему коню, только вы отвернётесь. Карри насторожилась. А зачем ей убегать к Джейку? Чтобы к нему вернуться, надо сначала куда-то уехать. Мисс Эндора одарила старика таким взглядом, что Карри непременно порадовалась бы, будь на месте соцработницы кто-то другой. Одним человеком, выведшим злыдня на чистую воду, было бы больше. Другие дамы явно хотели поддержать Седжвика, но не смели. И пускай так, Карри всё равно не шибко симпатизировала мисс Эндоре; не сильнее, чем старикану Седжвику так точно. Тот силился прибрать Джейка к рукам, но это, по крайней мере, можно было понять: Джейк — лучший конь на свете. А соцработница же, с другой стороны, пыталась подыскать ей более подходящий дом. Как будто этот был чем-то плох. Чем такое оправдаешь, кроме как тем, что старой перечнице не даёт покоя вид счастливого ребёнка? Последовавшие слова уверили Карри только сильнее. — Мы прекрасно управляемся с трудными детьми, уж поверьте. Кроме того, банковский счёт даёт нам куда больший простор, чем обычно в таких случаях. Она переедет в дом её двоюродного деда на западном побережье. Гувернантка для присмотра уже нанята. То, как Карри живёт последние девять лет, просто недопустимо. Стойкая девочка. И будет лучше, если она вырвется из этого мрака. У Старого Бена есть второй дом... вот так новость! А ещё какая-то дребедень, именуемая «банковским счётом». Но куда важнее было то, что Карри куда-то переселят, увезут за тридевять земель. Она-то не слишком задумывалась и считала, что останется тут, а жизнь потечёт своим чередом, только без самого Бена. Потерять горячо любимого дядю — ужасно, но и Джейка вдобавок? Просто немыслимо. Карри привыкла сначала действовать, а уже потом обдумывать поступок и жалеть, и этот случай не стал исключением. Ей надо срочно повидаться с Джейком. Правда, оставалась маленькая проблемка: верхней одежды в комнате не было, а её пальтишко висело у двери гостиной, футах в пяти от взрослых. Будто этого мало, всё удобное было давно упаковано и убрано с глаз долой; только и осталось, что пара воскресных да вечерних платьиц, совсем никудышных. Проблему решили ватное пальто Бена, висевшее в старой прихожей, его любимая потрёпаная шляпа и шарф. Она ещё прихватила дюжину спелых яблок из корзины у двери, но скорее машинально, нежели намеренно. Карри не слишком задумывалась, что станет делать потом. Но за ту четверть мили, что она взбиралась в гору, время чуть поразмыслить нашлось. И наконец добравшись до амбара, она знала, что будет. Они с Джейком убегут.

* * *

Бон-Бон, первая на Понивилле кондитер-оформитель с подходом даже к самому привередливому покупателю, была чрезвычайно довольна собой и жизнью в частности. За окном стоял чудесный денёк, а внутри конфетной лавки он был и того чудеснее. Один из тех, когда пони выбираются из дому и вальяжно прогуливаются по городку. В небе, ярко-голубом, висела всего пара облачков для настроения. Температура была в самый раз: не так жарко, что сразу покрываешься потом, но и не настолько холодно, что невольно дрожит круп. Сочная изумрудная травка так и манила постелить одеяло для пикника, а уж если кто собрался на пикник со своей второй половинкой, без отличных конфет было никак не обойтись. Стабильный поток покупателей радовал Бон-Бон, причём некоторые её экспериментальные творения получили положительный отзыв. Что случалось редко. А вишенкой на торте стала Пинки Пай, которая заявилась в магазинчик и заказала такую партию, что хватило бы на весь город. Ну, и чуть-чуть себя побаловать. Пинки темнила, зачем ей понадобилось вот столько, и отделалась дежурной фразочкой про «лучшую вечеринку всех времён и народов». Впрочем, Пинки Пай всегда твердила о вечеринках. На вопрос «когда?» вечериночная пони отозвалась туманно и только заверила, что Бон-Бон непременно управится в срок. Что было капельку странно, так как кондитерша не сказала даже предположительно, сколько это займёт. Оказалось, минимум неделю. Готовиться Бон-Бон начала между делом, обслуживая простых покупателей. Составила список всего нужного и, закрыв лавку вскоре после полудня, когда улочки опустели, потратила остаток невероятно приятного денька на беганье по городу, затаривание припасами и заказывание остального, что сейчас не было доступно. Пинки заплатила вперёд, так что проблем с закупкой гигантского числа ингредиентов не возникло. Бон-Бон вернулась домой усталой, но довольной; всё необходимое должно очутиться у порога в ближайшие дня два. Ничего, кроме заказа Пинки, больше не планировалось, и кондитерша была вольна как птица. А раз выпало драгоценное свободное время, почему бы не расслабиться перед грядущими трудами? Или, что лучше, заняться кое-чем и создать себе нужный настрой, чтоб потом сотворить самые восхитительные сласти из всех возможных. Расплывшись в сальной ухмылочке, она приготовилась вешать на дверь особенную табличку [1]. — Эй-эй, погоди! — выкрикнули вдруг запыхавшимся голосом. Бон-Бон выглянула за дверь: Дерпи Хувз, местная почтальонка, в своей привычной хаотичной манере летела к магазинчику. Светло-серая пегаска выглядела помято, но для неё такое не в диковинку, равно как и понивилльцам было не в диковинку получать утреннюю прессу под закат. Как правило, подобная ленца даже была Бон-Бон по нраву: совсем не то, что кантерлотская «шустрей-шустрей-шустрей» спешка; а парочка таких индивидов жила по соседству. Конкретно сейчас, однако, она ожидала ответа от своих бывших нанимателей, Рыцарей Тёмного креста и шоколада. Бон-Бон отучилась по пятилетнему контракту, ныне числилась подмастерьем, но отчаянно стремилась к статусу мастера. Месяц назад она отослала им свою последнюю пробу в «шедевре» и с тех пор с нетерпением ждала ответа [2]. Если б не Пинки и другие покупатели, не дававшие расслабиться, она бы истоптала весь пол, не находя себе места, или давным-давно поскакала в город отлавливать почтальонку. Бон-Бон распахнула дверь и нырнула вбок — Дерпи шла на посадку. Только пегаска коснулась земли, передние её ноги переплелись. Она закачалась, устояла. Вдруг запуталась ещё и в задних ногах. Грохнулась вперёд носом, но благодаря долгим упражнениям вовремя сгруппировалась и перевернулась на бок. Кубарем влетев в лавку, крылатая катавасия покатилась по полу и врезалась в главную витрину. Блюдо с фирменными конфетами, сложенными пирамидкой, слегка заколебалось. Шарик на самой-самой верхушке качнулся взад-вперёд, соскочил вниз, промчался по прилавку и скатился с витрины, угодив в рот Дерпи. Её челюсти сомкнулись. — М-м-м-м, вкуснятина. Тут вам почта, кстати, — пробубнила она с набитым ртом, потом полезла в сумку и извлекла целую россыпь писем, листовок и одну газету, свёрнутую в трубочку. Бон-Бон закатила глаза: интересно, успеет она всё просмотреть, прежде чем… — Что, почта? — Лира Хартстрингс, любовь всей её жизни, высунула голову из дверного проёма, соединяющего магазин с домом. Радостно завопила: — Ну ещё бы! Её рог зажёгся, и пачка корреспондеции вылетела из копыт почтальонки, взамен одарив ту конвертом из плотной бумаги. — Снова в «Эквестрийскую правду»? — Дерпи изучила конверт. — Ага, столько крутых кругов на овсяном поле у Эпплджек наснимала, — оживилась Лира. — Уж теперь-то они просто обязаны меня напечатать. Она поднесла пачку к глазам. — Да! Притопнула копытом и выудила из стопки газету. Затем шустро рассортировала остальное. — Платёжка, платёжка, реклама… о, от мамы, платёжка, буклет… о-о-о, вот это тебе, и… — умолкла, непонимающе моргнув. — Чего моему чуднóму дядюшке опять надо? Кое-что она оставила на прилавке, что-то швырнула в мусорку, оставшееся же протянула Бон-Бон. Та еле подавила рвущийся наружу радостный визг, заметив на письме характерный логотип единорога в полном латном облачении. Она немедля принялась его вскрывать, но застыла, обработав последние слова Лиры. — Это ты своего дядюшку зовёшь чудным? — Бон-Бон явно озадачилась. — Ну да. У дядюшки Шторма Уорнина серьёзно протекает крыша, — Лира покрутила копытом у виска. Газета в её копытах была открыта на статье с заголовком «"Снежный конь" согрешил со мной», а также жирно выделенным текстом и фотографиями земной пони, кормящей жеребёнка раза в два больше себя. — Он считает, что Ночная гвардия затевает переворот и хочет вернуть Найтмер Мун. Ну, обычно что-то в этом духе. Он ничего не писал с тех пор, как принцессу Луну очистили от злой магии, так что понятия не имею, на что он переключился. — Видать, черепица и правда кап-кап, — прибавила Дерпи и будто бы невзначай ткнула витрину, ожидая продолжения конфетного банкета. Бон-Бон вытянулась и спихнула ещё один шарик, который так же слетел с прилавка и был поглощён довольной Дерпи. — Ладненько, надо бежать, — буркнула она со ртом, полным тягучей карамели, поднялась на ноги и зашагала на выход. Бон-Бон заперла за ней дверь и в мгновение ока разорвала всё ещё не открытое письмо. Предвкушение на её лице сменилось разочарованием; корявые буквы сообщали:       Дорогая госпожа Бон-Бон, Сожалеем, однако наша экспертная группа не сочла ваш тройной шоколадно-кофейный леденец на палочке достойным включения во Всеэквестрийский перечень кулинарных эталонов. Вы можете продавать его на «Пони-Экспресс». Наш отдел сбыта уже отошёл от шока и уверен, что он будет пользоваться спросом, если сделать ставку на верную категорию населения, например на ломовиков-дальнобойщиков. Благодарим за понимание и надеемся, что вы не оставите попыток.

— искренне ваш, председатель Свитуф Рыцари Тёмного креста и шоколада

— Дискорд бы их драл. А я думала, последний рецепт придётся им по вкусу, — буркнула Бон-Бон отчасти раздражённо, а отчасти в надежде, что получит скромное утешение от возлюбленной. Но подняв взгляд больших щенячьих глаз, обнаружила, что Лира давным-давно скрылась в гостиной. Вздохнула, собрала корреспонденцию и перешла из магазина в дом. В комнате, что звалась гостиной, царил привычный беспорядок. Лира целиком реквизировала одну из стен и покрыла её всевозможными фотографиями и набросками, которые истыкала булавками и соединила нитками. Получившаяся паутина якобы показывала взаимосвязь между уликами. Ко всему прочему на стене присутствовали полки для «научных» материалов, а по всем углам были разбросаны уникальные «артефакты». Лира левитировала перед собой газету, поглощённая очередной статейкой. Внимательно вчитывалась в текст, а затем прикалывала новую булавку с ниткой к стене, приговаривая: «Ну конечно. Как же могла не заметить. В этом смысла поболее». Бон-Бон тяжко вздохнула. Похоже, постельных забав можно не ждать. Тут её лицо озарилось надеждой: после своих изысканий Лира становится особо «энергичной». Услада её сердца намеревалась бродить по чуждым мирам ещё как минимум час-другой, так что кондитерша переключилась на почту. Разумеется, как Лира и упомянула, в корреспонденции ко всему прочему было письмо от её матери, адресованное Лире и Бон-Бон Хартстрингсам. Бон-Бон почувствовала небольшое облегчение: хорошо, что Келло снова начала писать её имя на конверте [3]. Трудно корить Лирину мать за то, что избранница дочери не оправдала её ожиданий. Келло дозволила ненаглядной дочурке выйти за простую земную пони в основном потому, что Бон-Бон на тот момент была подающей надежды подмастерьем в самой престижной конфетной мануфактуре Эквестрии. И Келло не слишком одобрила, когда Бон-Бон забрала документы и открыла собственный магазинчик в какой-то тмутаракани на окраине мира. И хотя письмо в копытах было адресовано им обеим, Бон-Бон не шибко спешила его открывать, уже примерно догадываясь о содержании. Само собой, внутри обнаружились глянцевые фотографии жеребцов плюс полный обзор их родословных. И ни слова про то, чем оные женихи зарабатывают на жизнь. Пробежавшись взглядом по коллекции смазливых морд, Бон-Бон ещё сильнее уверилась, что их жизнь состоит из банковских счетов, встреч с себе подобными в Джентльпоньском клубе и взаимного обмусоливания собственной важности. Не то чтобы Лире и Бон-Бон было неинтересно подыскать себе жеребца когда-нибудь. Они много раз спорили на эту тему: иногда серьёзно, иногда нет — в зависимости от количества сидра в крови. В общих чертах они были непритязательны: лишь бы любил, а они любили его. Родословные и состоятельность в их списке ожиданий стояли не на первом месте, точнее вообще не стояли. Бон-Бон отложила письмо в сторону: пускай Лира сама потом глянет. Той доставляло неимоверное удовольствие воображать характеры жеребцов, присылаемых Келло. Истории выходили уморительные и всегда непристойные. Осталось последнее письмо от Шторма Уорнина. Сама мысль о том, что Лира кого-то называет чудным, навевала интересные соображения. Было трудно сопротивляться желанию вскрыть конверт, однако адресован-то он был Лире, и хотя она не стала бы возражать, Бон-Бон старалась не переступать определённых границ. Например, не открывать чужие письма без спросу. — Читай-читай, — обводя заголовки маркером, сказала Лира, хотя могло показаться, что она совершенно забылась за содержимым газеты. Получив разрешение, Бон-Бон с готовностью разодрала конверт и пробежалась глазами по листку бумаги. Взгляда на первые абзацы в общем-то хватило, чтобы понять Лиру. Этот тип — натуральный безумец! Он был буквально одержим принцессой Луной. По его мнению, принцесса прикинулась безобидной и внушила Селестии иллюзию безопасности, а сама тем временем готовит покушение на доверчивую сестру. Настанет час — её злобные приспешники, ночные гвардейцы, ворвутся в дома аристократов под покровом глухой ночи и устранят любое сопротивление новой власти. Ну, тон был не такой безапелляционный. Шторм Уорнин, несомненно, очень осторожно нёс околесицу, но и Бон-Бон хорошенько поднаторела в языке теорий заговора с первого же дня, как повстречала Лиру в милом кафе по соседству с местом работы. И овладела этим искусством в совершенстве. Ещё раз доказывая старинную мудрость: хочешь выучить язык — спи с его носителем. — Так чего там дядюшка хочет? — прошамкала Лира с маркером во рту. Все способности к телекинезу, и без того скромные, она употребила на поддержание в воздухе вороха булавок и ниток. — Насколько понимаю, чтобы ты тонким намёком предупредила Элементы Гармонии о подлом заговоре принцессы Луны. А те чтоб немедля действовали, пока не поздно. Особенно его очень впечатлило, как Твайлайт выступила против всего королевского двора во время нашествия чейнджлингов. Но она, как он думает, выявила лишь марионеток, а не кукловода. — И кукловод — принцесса Луна, само собой? — Угадала. Ну и что, ты им передашь? — Да! — громко огласила Лира. — Что? Совсем двинулась? Нельзя же… — Бон-Бон осеклась: её любовь скакала по комнате с таким оживлением, что позавидовала бы даже Пинки Пай, и бесперебойно тараторила: «Да-да-да-да!» Верно рассудив, что речь уже не о чудном дядюшке, Бон-Бон отправила бумажку в надлежащую корзину [4]. Миг спустя её сдавили в медвежьих объятиях, отчего затрещали рёбра, и одарили поцелуем, отчего подогнулись колени. Лира разорвала поцелуй, держа голову любимой копытами и ухмыляясь в паре дюймов от лица. — Люди возвращаются! — без тени сомнения объявила она. — Заточение Луны мешало лунной тропе проявиться. И сегодня звёзды встанут в нужное положение в первый раз с момента её освобождения. Только представь, этой ночью где-то в Эквестрии человек впервые ступит на нашу землю впервые за тысячу... Чувствуя, что долг исполнен и потворствовать второй половинке уже нету сил, Бон-Бон обвила шею Лиры ногами и накрыла её губы в чувственном поцелуе. Аквамариновая единорожка посопротивлялась для виду, но спустя миг протяжно застонала, и парочка повалилась на мягкий ковёр.

* * *

Карри чихнула, утёрла нос. Затем втянула ладони в рукава и обхватила себя руками, не даваясь в объятия стужи. Температура сразу упала на несколько градусов, стоило им с Джейком выйти из амбара. Девчонка накинула на плечи старую попону и сжалась в комочек, лишь бы сберечь побольше тепла. Она сидела в санях для дрессировки. В отличие от рабочих саней, на которых возили дрова, хворост и камни, эти были относительно легонькими салазками; с их помощью коня учили разным командам и приёмам, нужным для тягания тяжестей. Весили всего пару сотен фунтов, отчего Джейк едва ли вообще их замечал, пока тащился по знакомой тропинке в гору, к лесовырубке Старого Бена. Они преодолели половину пути, и оставалось ещё где-то с час до заветной цели — ветхой избушки. Карри не могла дождаться, как разведёт трескучий костерок и сварит бульона из банки, чтоб прогреть озябшие косточки. Съежившись сильнее, она натянула попону на голову. Изнеможение брало своё. Моральное и физическое напряжение, не отпускавшее в последние дни, высосало из неё все соки. Студёный воздух щипался; она свесила голову и скоро задремала. А потому не заметила, как посыпались первые снежинки, кружась в ночных небесах. Конь уныло плёлся с поникшей головой. Давно уж спать пора, ворчал он мысленно. Чего Карри так неймётся? Нет бы, по-нормальному, до утра подождать. Всё шло как-то вкривь да вкось. Джейк несколько дней себе места не находил, гадая, куда же пропали Карри и Старый Бен. Он-то привык к обычному распорядку. Всю неделю Карри приходит по утрам, поит и кормит его, после исчезает. Вечером возвращается на часок-другой, снова уходит. Днём время от времени наведывается Старый Бен. На выходных же, поутру, они вытаскивают эту штуку — Джейк вместе с ними идёт по этой тропке. Целых два дня напролёт они с Карри резвятся, потом идут обратно. Раньше он всегда с нетерпением рвался в гору, а спускался удручённо. Однако сейчас всё было по-другому. Что-то стряслось с Карри: она казалась такой измученной. Напряжение в девочке тревожило его, неведомо даже отчего. Он бы ещё посокрушался, конечно, если б настолько не вымотался. Ступая более осторожным шагом, чтоб совсем не запутаться в собственных копытах размером с плошку, он сосредоточился на дороге к избушке и своему уютному стойлу. Джейк брёл уже на автомате, когда показалась большая развилка. И вместо того, чтобы направиться к лесозаготовке, свернул не туда: выше в горы, в чащобу. Знаки «Частная собственность» и «Вход воспрещён!» говорили сами за себя, правда никто из местных уже не помнил, кто и когда их сюда воткнул. Только олени и ходили теми тропами. Старый Бен однажды махнул в ту сторону рукой и вкратце пояснил: мол, одна трясина да гнус. Карри, которая горячо ненавидела мошку и комаров, сразу же поостыла совать туда нос, несмотря на неизлечимую тягу обследовать каждый клочок земли в пределах доступности. Джейк и Карри забирались всё глубже, а начавшаяся пурга мела всё злее и злее, стирая последние следы беглецов.

* * *

— Шериф! У меня к вам разговор. Шериф Гриффит поднял голову и обречённо вздохнул: в его кабинет ворвался не кто иной, как Джо Седжвик. Он знал, о чём этот разговор, знал и ответ — «ничего». Тем не менее состроил внимательное лицо и терпеливо подождал, пока Джо объяснится. — Вопрос с Карри надо решать. Ты в курсе, что Бен назначил опекуном меня. И у этой тётки ещё хватает наглости переть против воли усопшего? — Сам знаешь, Джо, как давно она хочет отобрать Карри у Бена, — испустил вздох шериф. — Всё началось, когда она нагрянула к ним домой с проверкой, а Бен послал её подальше. Ну, после того случая с Мэттом Кольсоном. Карри поставила ему фингал за то, что лез целоваться. Суд ни в жизнь не даст десятилетке жить с шестидесятилетним бобылём. Ну не сделается так, исчезни хоть Эндора с белого света. Да и твои поползновения выкупить Джейка в обмен на какого-нибудь пони вряд ли делу помогут. Девчонка считает тебя чуть ли не картинным злодеем. Джо было открыл рот, чтобы возразить, но затрезвонивший телефон его перебил. — Обожди-ка, — шериф сделал жест пальцем и поднял трубку. Весь его осовелый вид будто рукой сняло; он, с глубокой озабоченностью на лице, выпрямился в кресле. — Давно? Говорите конкретнее. Лошадь в амбаре? Ну так пошлите кого-нибудь, пускай проверит, и мне перезвоните. Гриффит положил телефон и повернулся к Джо. — Карри сбежала. Не знают когда. Где-то спустя полчаса после похорон, когда все заметили, что её нет. — А я ведь этой тётке говорил, — насмешливо фыркнул Джо. — Тут уж не до смеха, Джо, — грубо оборвал шериф. — Прогноза не слышал? На нас идёт буря. За следующие двое суток обещают от двух до пяти футов снега. Времени у нас мало. Скрести пальцы, чтоб она сейчас сидела с Джейком в амбаре. Потому как если они уже полезли в горы, дело плохо. — Лесозаготовка, — выдал сразу посерьёзневший Джо и на вопросительный взгляд шерифа добавил: — У Бена было местечко в горах, где он рубил дрова на растопку. Последние два года брал Карри и Джейка, чтобы она училась управляться с конём и санями. Она только об этом и болтала: хотела занять первое место на осенней ярмарке в следующем году и утереть мне нос. В горах ещё есть избушка и стойло. Бен там хранил консервы и сено. Так что если она сбежала, то только туда. — Звучит логично. Если сбежала с лошадью, — снова затренькал телефон, и Гриффит подорвался ответить. — Да. Хорошо. Думаю, знаем куда. Перезвоните ещё, мы будем тут. Повесив трубку, он резво метнулся к входной двери и отработанным движением схватил пальто с вешалки. — Собирайся. Конь исчез. Поедем на мотовездеходах. Ты же знаешь дорогу, да? — Знаю. Давай-ка поспешать, пока эта дурочка не угробила их обоих к чертям собачьим. Не прошло и часа, а два мотовездехода круто затормозили у высокогорной избушки. Кружили снежные вихри, убивая видимость уже футах в двадцати. Джо еле сориентировался по зарубкам на деревьях, росших вдоль тропы, да банкам из-под кофе, прибитым к стволам на развилках. Он кое-как слез — старые кости недовольно заскрипели — и смятенно уставился на хибарку, не подававшую намёков на жизнь. — Может, свет потушила? — предположил шериф. Весь бледный, Джо покачал головой. Шмыгнул носом. — Даже если так, дым от огня она никуда б не убрала. На такой холодине она первым делом развела бы огонь. Ничего не чую. И Джейка ей тем более не спрятать, — он кивнул на стойло, сколоченное у подветренной стены избушки. Дверь стойла была чуть приоткрыта: даже пони не укрылся бы там от чужого взгляда, не то что зверюга вроде Джейка. Кроме того, дружелюбный конь уж не упустил бы возможности громко поздороваться и выклянчить яблоко-другое. Живот скрутило. Джо вгляделся в неистово метущую белую пелену. Но сколько ни всматривался, видимость всё ухудшалась. Старик обернулся к шерифу; они не двигались едва ли минуту, а снега на полях его шляпы набралось с добрый дюйм. И это только начало. В горах, если вьюга разбушуется на полную, может навалить десяток футов. Но буря не пугала его — Джо готов был ринуться хоть в пекло, чтобы отыскать Карри и Джейка. — Может, свернули не туда? А теперь услыхали наши вездеходы и вернулись на дорогу? — Гриффит, казалось, сам мало верил своим словам. — Если не пошли в другую сторону, — холодно отозвался Джо и уже хотел идти обратно к мотовездеходу, как вдруг шериф схватил его за руку. — Плохая идея, Джо. Нам лучше развести огонь и надеяться, что они выйдут на дым. Если нет… тут много сосен, под ними можно укрыться. Даже еловый бор кое-где. Джейк сам крупный, и согреет, и убережёт. А Бен научил её обращаться с валежником. Будем надеяться. Джо намеревался вырвать руку, как вдруг просеку озарил лунный свет. Старик потрясённо застыл. Каким образом? Но самое странное было не то: луна висела не на своём месте. Шериф её не замечал. Джо тупо уставился на ровный диск, разумом переместившись на шестьдесят лет назад. Диковинная луна была видна лишь миг, прежде чем растворилась бесследно. Джо оцепенел, не смея оторвать взгляда от того места, где только что сияло потустороннее светило. В памяти всплыла похожая луна, только с головой единорога, видной под правильным углом. То, чему не место в этом мире. Столько лет минуло с тех пор, как он видел её, посвящённый в Орден рыцарей Эквестрии. — А? — шериф проследил за его взглядом. — Заметил чего? Тот потряс головой, всё не отводя взгляда. — Нет. Ничего. Твоя правда, лучше б нам самим укрыться и развести огонь. Джо отвернулся к хибарке, живот потихоньку отпускало. Чудо, воистину чудо. Он ведь последний из ордена! Последний поборник их праведного долга. И в итоге, после стольких безуспешных попыток дитя их магистра возвращается домой без его помощи.

* * *

В отличие от людей, обитавших здесь оленей больше прельщал легчайший путь из доступных, а не то, как бы побыстрее попасть из пункта А в пункт Б. Результат — дорогу Джейка можно было назвать какой угодно, только не прямой. Она змеилась меж возвышенностей, огибала деревья и валуны. Только благодаря двум годам тренировок и практики сани со спящей Карри до сих пор не улетели в кусты. Если же смотреть с хорошей стороны, еловые лапы и непроходимая стена деревьев неплохо защищали тропинку от ветра. Пускай снег на открытых полянках становился всё глубже, Джейк этого практически не замечал. Мощным мышцам не составляло труда пробираться через сугробы, а волочить сани стало только легче: полозья легко скользили по свежевыпавшему снегу. Один шаг оборачивался десятком, десяток — сотней, сотня — тысячей. Они взбирались всё выше и выше в горы; сделав последний рывок через просеку, жеребец пробился сквозь шестифутовый сугроб и вышел на голый, продуваемый ветрами утёс. Во влажных лошадиных глазах блистала луна. От края утёса к сверкающему диску тянулась дорожка из мягкого белого света; Джейк грузно ступил на неё. Веки наливались тяжестью, слипались, но он из последних сил не давал им сомкнуться. Коня и сани объяло тусклое свечение. Была только белая дорожка — он на автомате устремился по ней, даже не заметив, как под ногами не стало камня и копыта коснулись облаков. Конь шёл навстречу луне, которая становилась шире и шире. Всё вокруг пропало, осталась лишь луна. Он шагнул вперёд. Сияние вокруг Джейка и Карри сплелось с лунным, они слились воедино… и медленно растаяли в пустоте. Всё, что осталось — снежинки, что плясали в пурге, искрясь, пока окончательно не растеряли блеск. Мир погрузился во тьму. И лишь ветер завывал свою нескончаемую песнь.

* * *

Луна, принцесса Ночи, госпожа Луны и Звёзд и соправительница Эквестрии, невольно гордилась собой. Сегодняшним вечером она, по своему искреннему и беспристрастному мнению, постаралась на славу. Месяц взошёл гладко, будто по шёлку. Круглый диск изливал сияние на земные просторы, а мерцающие звёзды аккуратно добавляли небесной композиции блеска. Просто сегодня за этим наблюдает одна особа, которая по достоинству оценит самые тонкие волшебные штрихи, превращающие банальное поднятие луны в искусство. И которая, в отличие от большинства, видит в Луне не только владычицу Эквестрийскую или, того хуже, исчадие ночи. Луна отвернулась и уже собиралась отправиться по вечерним делам, как вдруг что-то развернуло её обратно. На роге заплясали белёсые искорки; взгляд сам собой метнулся вверх, к месяцу. На краткий миг лунный диск будто раздулся вдвое, но тут же возвратил привычные очертания. Мгновением спустя принцессу захлестнула волна магической энергии, ослепительно-ярко вспыхнул рог, и её ночное зрение померкло. Она сморгнула слёзы, не веря в то, что сейчас произошло. — Быть того не может. После стольких лет... Надо сказать Селестии! Это же всё меняет!

* * *

Твайлайт Спаркл всегда любила ранние сумерки. Ещё до переезда в Понивилль, в Кантерлоте, она частенько забиралась на самый верх башни-обсерватории и созерцала красоту ночи. Внизу солнцелюбивые пони отправлялись на покой от дневных забот, а серошкурые ноктюрны, таясь в тенях, покидали дворец и незримыми фантомами заступали на стражу. Тогда-то было легко представлять, что вся ночь принадлежит ей — только ей и небесным светилам. Но с недавних пор порядки поменялись: звёздное небо с ней делила ещё одна пони. И это нисколько не умаляло удовольствия — напротив, приносило только больше. Твайлайт могла пребывать за многие мили от Кантерлота, но ничто не мешало ей просто закрывать глаза и представлять, как Луна стоит рядом, глядит ввысь и повелевает небесами. Обычными вечерами Твайлайт закутывалась в тёплый клетчатый плед, потягивала горячее какао и, прильнув глазом к телескопу, вглядывалась в звёзды. Сегодняшним вечером какао и плед никуда не делись, однако вместо телескопа она избрала иной способ для наблюдения за небом. Такой, на который понадобилось разрешение от самой принцессы Луны. Твайлайт прикрыла глаза и простерла магию, пытаясь ощутить и луну, и звёзды, и даже чары самой принцессы, занятой своим сакральным долгом. О чудо! Она почувствовала Луну, почувствовала, как струится колдовство, направляемое божественной волей. Её охватил благоговейный трепет. Даже когда Луне пришлось отвлечься на другие обязанности, Твайлайт не ослабила магических чувств и до последнего смаковала капли волшебства, витающие вокруг луны и звёзд. Так, в полудурмане, она и была застигнута врасплох: внезапный порыв энергии сшиб её с табурета и вздыбил гриву так, будто это Рейнбоу Дэш бахнула молнией из тучи. — Какого сена сейчас было?! Опрокинутая на спину, Твайлайт с круглыми глазами долго таращилась на небо. Потом неуклюже утвердилась на копытах. — Луна! — потрясённо, со страхом в голосе прокричала она. На миг оцепенела. Луна ведь так далеко, добираться до неё долгие часы, а Твайлайт даже не ведает, что это с ней сотворило. — Нужно спросить принцессу Селестию. На ватных ногах Твайлайт вихрем влетела в библиотеку. — Спайк! Спайк, а ну просыпайся. Надо отправить письмо. Сейчас же! ___________________________________ [1] подарок от Пинки — им с Лирой как новосельцам и молодожёнам. Надпись гласила: «Если стены ходуном, не тревожьте этот дом», — что вызывало у взрослых понимающие смешки и бурю острот. А жеребята ещё не раз наведывались в лавку, надеясь увидеть, как стены ходят ходуном, но, к своему разочарованию, никаких привидений не находили. Хотя жутковатые стоны и завывания оттуда порой доносились. [2] пони относятся к сладостям серьёзно. Основателя сей организации посвятили в рыцари, когда его трюфель-крем «чёрная ночь» успешно рассудил мирную конференцию, а стороны и правда подписали обоюдный договор, попутно утопая в блаженстве вкуса. [3] после того, как Лира отправила с полдюжины писем обратно, накорябав на лицевой стороне «Ошиблись получателем». [4] ту, где лежала макулатура на растопку. Для компостной кучи письмецо было слишком ядовито.