Наперегонки со смертью

У Клайва Клэптона выдался очень тяжёлый день. Уже двадцать лет он занимался медициной, двенадцать из которых работал как самостоятельный специалист. И за это время он так и не смог смириться с фактом человеческой смерти. Каждую смерть своего пациента он тяжело переживал на глубоком эмоциональном уровне, и его всегда страшно коробило понимание того, что он не может ничего сделать. Что он сделал со своей стороны всё, что мог, но пациенту это всё равно не поможет. Поэтому зачастую он упрямо продолжал что-то делать и придумывать новые пути решения проблемы, и упорно пытался вытащить больного, даже когда коллеги качали головами и говорили ему, что дело бесполезное, всё что могли, уже сделали и поможет только чудо. И иногда благодаря своему упорству Клайву удавалось совершить настоящее чудо. Когда все опускали руки, считая пациента безнадёжным, Клайв в одиночестве мог просидеть над ним до глубокой ночи, а то и двое суток, без сна и еды… А итогом была спасённая жизнь, счастливые слёзы и объятия от родственников чудом выжившего. За такую преданность своему делу Клэптона безмерно уважали коллеги, буквально боготворили воспитанники-интерны, а пациенты и их близкие просто молились на него. А Клайв просто очень любил людей. Но, к сожалению, случаи чудесного спасения были единичными, хотя нельзя не отметить, что если бы не Клайв, этого бы не случалось вовсе, потому что никто, кроме него, не стал бы столько возиться с пациентом, которого все признали безнадёжным, и он просто умирал бы. Но чаще природа оказывалась сильнее врача, как он ни старался. И это было тяжелее всего: собрав всё своё мужество в кулак, идти рассказывать близким о случившемся. Или даже разговаривать с взволнованными, а то и плачущими родственниками, расписывать ситуацию, чем это грозит, что и как можно сделать… Зная, что твой пациент буквально на грани, выглядеть спокойным и уверенным в благополучном исходе, когда у самого внутри всё буквально переворачивается. Клайв никогда не перекидывал это обязанность на других, всегда сам разговаривал с посетителями, был очень мягок и обходтелен и всегда говорил им всё, как есть. Он считал, что быть откровенным и честным с пациентом и его родственниками крайне важно. Люди должны знать, что происходит на самом деле. И к тому же, нельзя не учесть, что и помимо чудес, на счету Клэптона был не один десяток спасённых жизней. Тот пациент, который поступил к нему вчера вечером, был для Клайва особенно важен, но при этом мужчина понимал, что жить этому парню осталось считанные дни, если не часы. Врач, конечно, постарается сделать всё, что его силах, он придумает, что можно ещё попробовать, но медицинские познания навязчиво свербели в голове Клэптона: чувак, как бы ты не пыжился, тут уже даже чудо, скорее всего, не поможет. Чудом был уже сам факт того, что с такими травмами парень ещё жив! Увидев его, коллеги просто впали в недоумение — он должен был умереть на месте! Но нет, этот пациент даже дотянул до того момента, когда его доставили в больницу — впрочем, скорая была весьма оперативна. Разговаривать с его женой было невероятно тяжело — Клайву было до ужаса жаль несчастную девушку, да и двоих сыновей этой пары. При мысли о том, что эти очаровательные мальчишки совсем скоро останутся без отца, сжималось сердце. Выйдя из отделения реанимации, Клайв с тяжёлым вздохом плюхнулся на ближайшую скамейку и закрыл лицо руками.  — Эй, ты как? — рядом с ним тут же опустился его коллега и близкий друг — худощавый, светловолосый Сид.  — Я-то нормально, — Клэптон печально улыбнулся другу, подперев щёку рукой.  — Всё возишься с тем парнем?  — Да.  — Ну и как он? Клайв снова тяжело вздохнул.  — Никаких изменений. Он пока довольно стабилен, никаких ухудшений нет, но и улучшений тоже. А ты прекрасно знаешь, что это значит. И знаешь, это так страшно… Потому что я понимаю, что как бы я не изворачивался, он всё равно умрёт, и скоро. С такими травмами… Никаких ресурсов у организма не хватит. Я… Я просто ненавижу своё бессилие. Как бы я хотел суметь что-то изменить! — врач в отчаянии закрыл лицо ладонью.  — Бессилие? — всплеснул руками его собеседник. — Да ты, должно быть, шутишь, Клайв! Ты полночи проторчал с ним в операционной, потом ещё полночи просто крутился вокруг. Слушай, ты вообще спал?  — Ну, после того, как я понял, что идеи у меня закончились, подремал часок в ординаторской.  — Клайв, — вздохнул Сид. — У тебя сегодня выходной! Почему ты вообще до сих пор здесь? Клайв отнял руку от лица.  — Ты прекрасно знаешь, почему, Сид, — улыбка Клэптона сделалась виноватой. — Я никуда отсюда не уйду, пока всё так или иначе не закончится.  — Слушай, дружище, тебе пора понять, что люди имеют свойство умирать. Никто не вечен, и рано или поздно это случится с каждым из нас. Ты же врач — ты как никто должен понимать, насколько хрупка человеческая жизнь.  — Да, это я понимаю. Это одна из главных вещей, которые я усвоил за время учёбы. Но помимо того, что жизнь очень хрупка, я понял ещё кое-что — она поразительно сильна, всегда держится до последнего, и сражается изо всех сил. И знаешь, если ей можно чем-то помочь и хоть что-то сделать, что, возможно, спасёт человека, я не могу оставить это так. Ведь Билли Джо всего тридцать семь лет. Это совсем не тот возраст, чтобы умирать. Ему бы ещё жить и жить… Очень это всё грустно.  — Господи, Клайв, ты сумел спасти столько жизней, а переживаешь об одном-единственном мужчине.  — Но ведь если бы я не переживал о каждом отдельном пациенте, вряд ли я бы сумел вытащить стольких людей, верно? — развёл руками Клайв. — Знаешь, Сид, таких талантливых людей, как этот самый мужчина — единицы. Ты только представь — его смерть будет оплакивать весь мир. Помяни моё слово, сам увидишь. А я даже не могу ничего сделать. И знаешь, что самое смешное? Мой сын — большой фанат Green Day. У него вся комната завешана плакатами с ними. Куча футболок. Он мне не простит его смерти, зная, что именно я занимался лечением его кумира.  — Ну он же должен понимать, что иногда даже врачи просто бессильны.  — Тиму всего десять, — Клайв с улыбкой посмотрел на друга. — Он, слава Богу, не знает, что такое смерть, потому что никогда не сталкивался с ней, и до сих пор думает, что папа — волшебник, и сможет сделать что угодно. Да и, честно говоря, мне и самому очень нравятся некоторые песни Армстронга, — добавил он смущенно, слегка отводя взгляд. — И близких его очень жалко. Жена сейчас у него, дети тоже здесь. Двое мальчишек, один подросток, второй ровесник моего, такие оба хорошенькие. Бедная девушка совершенно разбита. Знаешь, она ведь и в самом деле очень любит мужа. И я уверен, что он её тоже любит не меньше.  — Да уж, — покачал головой Сид, поднимаясь. — Да, это всё очень грустно, но не убиваться же теперь бесконечно. Ты завтракал? Клайв покачал головой.  — О боже. Тебе не напомни — вообще забудешь про существование чего-либо, кроме работы. Пойдём, хотя бы кофе выпьешь.  — Хорошо. Только я сейчас проведаю Армстронгов ещё раз и постараюсь уговорить девушку вернуться домой. — с этими словам он поднялся на ноги. Джозеф сидел на жёстком, неудобном стуле в коридоре больницы, низко опустив голову и запустив пальцы в волосы. Ему категорически не верилось в происходящее. Он не хотел, он не мог поверить в то, что его отец, который столь многим вещам его научил, которым он так восхищался, который вёл его буквально за руку в непростую взрослую жизнь и всегда был рядом в трудную минуту, мог так серьёзно пострадать. Что теперь он может скоро его покинуть навсегда. Нет, нет же, такого не может быть! Только не папа! Наверное, это чья-то злая шутка! Пожалуйста, пожалуйста, скажите, наконец, что это глупость, и нас просто разыграли! Странно, но мальчик чувствовал только гнетущую пустоту внутри. Будто из него всё высосали. Воспалённые, расчёсанные глаза болели, он очень устал и жутко хотел спать: вчера они, все трое, легли очень поздно, а сегодня мать разбудила их рано утром, и они снова потащились в больницу,. Джозефу отчаянно, до дикой боли в груди хотелось, чтобы вот сейчас из-за угла вышел привычный, весёлый, улыбающийся, со здоровым румянцем на щеках, отец, и со своим заразительным смехом поддразнил: «Что испугались, карапузы, а? Какова шутка оказалась, правда ведь!». Чтобы он сел рядом, привычно погладил по голове, руке, спине и мягким, успокаивающим баритоном сказал, что вот он, здесь, рядом, что всё будет хорошо и никуда он не денется. Парень так сильно размечтался, что уставился на тот самый угол, даже почти веря, что именно это сейчас произойдёт… Но вместо Билли к нему вылетел отчаянно заливающийся слезами Джейкоб.  — Боже мой, Джейк! Что с тобой? В чём дело? Тот плюхнулся рядом и прижался к брату, уткнувшись лицом в его плечо.  — Нет, нет, нет! — всхлипывал Джейк. — Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это неправда!  — О чём ты? Что неправда?  — Я… я слышал, как доктор, который занимается папой, разговаривал со своим товарищем…  — Ты что, подслушивал?! — эта сцена начинала злить Джои.  — Он сказал, что папе уже ничем нельзя помочь! Они сказали, что он всё равно… — следующее слово парнишка выдавить не смог, хотя тут и так всё было понятно: он лишь подавился очередной порцией рыданий.  — Джейкоб, в чём дело? — строго осадил его старший брат. — Прекрати истерики сейчас же, ты здесь не один! Мужик ты вообще, или кто?  — Ты ничего не понимаешь! — голос Джейка сорвался на отчаянный визг. — Это значит, что папы больше не будет с нами, никогда!  — Приди в себя! — рявкнул Джозеф, у которого начали окончательно сдавать нервы. — Пойми, наконец, что ты тут не единственный, кому сейчас плохо! Джейк какое-то время молча стоял и смотрел на брата. По зарёванному лицу мальчика струились слёзы, плотно сжатые губы дрожали. И неизвестно, чем это всё закончилось бы, вполне возможно, братья даже подрались бы, если бы в этот самый момент к ним не вышла Эдриенн.  — Мальчишки, идите сюда, — позвала их мать, изо всех сил стараясь говорить как можно более мягким и ровным тоном. — Вам тоже стоит побыть с папой. Джои бросил на брата холодный взгляд, первым встал и направился в отделение. Джейкоб зажмурился и шумно сглотнул, приказывая себе собраться. Попытался вытереть лицо рукавом рубашки — но, конечно, у него ничего не получилось, мальчик только размазал влагу по лицу. На плечи ему легла рука матери, и только после этого он решился войти в палату. Джои уже стоял у изголовья кровати, хотя большую часть времени он смотрел в окно. Джейк дрожал всем телом. Ноги его не слушались и передвигались с трудом, то и дело подкашивались, из-за чего парень боялся грохнуться на пол. Отец выглядел точь-в-точь так, будто просто спит. Прилег отдохнуть. Ничего не говорило о том, что на самом деле он в глубокой коме, из которой, скорее всего, ему не суждено выйти. Если бы, конечно, не это безумное количество трубочек, обвивающих его, и не писк аппарата, отсчитывающего удары сердца. Джейк прислушался к мерзкому писку и сравнил со своим собственным сердцебиением. Даже учитывая то, что несчастное сердце мальчика брало бешеный темп, по сравнению с ним сердце у отца билось очень медленно. — Скажите ему что-нибудь хорошее, — едва слышно прошептала Эдриенн, чья рука все еще лежала на плече Джейка. — Пусть знает, как мы его любим. Джейкоб подошел к кровати, глотая слёзы, и взял Билли за руку.  — Такая холодная, — произнес он. Голос мальчика дрожал, ему все еще никак не верилось в происходящее.  — Этому есть сразу две причины, мой юный друг, — раздался от двери мягкий, успокаивающий голос. — Конечности бледные и холодные, потому что кровь к ним не поступает. А не поступает она потому, что из-за серьезной травмы нарушено кровообращение и повреждены сосуды. Вторая причина — организм сейчас бросает все силы на борьбу с тяжелыми травмами, кровь гонит преимущественно туда, потому что ему не до поддержания в тонусе конечностей, когда надо бороться за жизнь. Все обернулись на голос и увидели Клайва Клэптона.  — Миссис Армстронг, можно вас на пару слов? Давайте пока оставим мальчиков, пусть они побудут здесь, скажут всё, что хотят. Эдриенн кивнула, и последовала за врачом в коридор.  — Присядем? — Клайв кивнул на стулья. Эдриенн с тяжёлым вздохом плюхнулась на стул.  — Послушайте, — мягко начал врач. — Я прекрасно понимаю ваши чувства, но вам лучше сейчас подумать о себе и о мальчишках и пойти домой немного отдохнуть. Только посмотрите на них — они оба совершенно измучены. Им надо поспать. Поверьте, станет получше.  — Но я просто не могу уйти, — Эд снова тяжело вздохнула и зажмурила глаза, обхватив себя руками. — Я должна быть здесь.  — Миссис Армстронг, вы только мучаете и себя, и детей. Вы ведь ничего не сможете изменить, находясь здесь.  — Я просто хочу быть с ним рядом.  — Доверьтесь мне. Идите домой и отдохните, а я подумаю, что ещё можно сделать. Если будут какие-либо изменения, я вам позвоню. Я сделаю всё, что в моих силах. Эдриенн снова вздохнула и посмотрела на дверь. Вспомнила лица сыновей, и в этот момент ей почему-то стало жалко их обоих. Наверное, им действительно стоит побыть дома, в тишине и покое.  — Обещаете? — взгляд, который она послала врачу, был полон мольбы и отчаяния. Ей уже рассказали, какой этот мужчина замечательный врач, и поэтому, хотя она и понимала всю серьёзность ситуации, надежда всё ещё теплилась в её душе.  — Обещаю, — со всей серьёзностью кивнул Клэптон. — Тут слишком много факторов, которые совершенно непредсказуемы и не зависят от меня, но всё, что в моих силах, я сделаю.  — Спасибо большое, — кивнула Эд. — Тогда мы и правда пока лучше побудем дома. Она встала и направилась в палату за мальчишками.