broken hearts/bones

Они познакомились в двенадцатом. У Богдана была лезущая в глаза черная челка, тяжелый взгляд и непрошибаемая уверенность в собственном я. Андрей почувствовал себя не в своей тарелке рядом с ним с первой минуты. Хотелось несмешно шутить и курить нервно, хотя ни тем, ни другим Бабич обычно не занимался. Богдан пожал ему руку, глядя куда-то сквозь него, словно Андрей был неинтересной голограммой. Андрей заталкивал неуместную обиду куда подальше и отчего-то не мог даже вдохнуть. Он не пытался сойтись ближе со странным первокурсником — все внутренние сенсоры кричали, что ничем хорошим это не закончится. Конечно, они много писались вместе, смеялись тоже, орали друг на друга от души, но Андрей старался держать расстояние между ними, потому что стоило ему забыть об этом, как они уже сидели рядом на диване, Лисевский сонно утыкался ему в плечо, бормоча какую-то чушь и щекоча теплым дыханием, а Андрей не мог угомонить мурашки. Когда из университетской команды остались только они, Богдан повернулся к нему — Андрей как сейчас помнит белый принт на его черной футболке, тот самый, пробирающий до дрожи взгляд, на это раз направленный только на него, и улыбку самыми уголками губ, как мог улыбаться только он — и сказал: «Ну что, дальше только мы с тобой?» «Только мы с тобой,» — мысленно согласился Андрей, и те самые внутренние сенсоры дали сбой и затихли. Конечно, они подружились. Со временем. С Богданом было иногда весело, иногда нервно. То выбешивало до дрожи, то окутывало теплым одеялом спокойствия, когда тебе и море по колено, и зал на тысячу человек как узкий семейный круг. Андрей сопротивлялся изо всех сил, но уже не мог представить себя выходящим на сцену Балтики, Лампы, черт возьми, Вышки без него. Да и не хотел. И лишь одно все так же не давало нормально дышать, тугим комом засев в груди… Они познакомились в двенадцатом. У Богдана была лезущая в глаза черная челка, тяжелый взгляд и непрошибаемая уверенность в собственном я. Андрей влюбился в него с первой минуты.