Бойтесь своих желаний

Бывают неудачные дни, тяжелые недели или месяцы. Бывает даже трудный год. Но у Генджи Такии, кажется, не задалась вся жизнь. По крайней мере, к этому выводу пришел он сам рождественским вечером 2007 года. Не то чтобы Генджи любил Рождество или понимал суть этого праздника. Он не слишком-то верил и в родных богов, что уж тут говорить о чужих. Просто Рождество – это такой идиотский день, когда все дарят друг другу подарки, несут всякую благостную чушь и, собравшись всей семьей вокруг стола, объедаются, а вокруг елочки, огонечки, Санта-Клаусы – тошнит. Но домашние ужины в семейном кругу никогда не входили даже в топ-100 любимых развлечений семьи Такия, красиво говорить Генджи тоже не умел, а что касается подарков – самому ему ничего особенно не было нужно, а выбор подарка для кого-то другого был столь же мучителен, как и публичные выступления. Но сегодняшний день побил все рекорды. Все началось утром за завтраком. Генджи жевал бутерброд и листал мангу, когда в кухню вошел Хидео. – Послушай, Гэн, – сказал он, садясь рядом, – переночуй сегодня у кого-нибудь из друзей. – Это зачем? – без особого интереса спросил Генджи, перелистывая страницу. – У меня важная встреча, не нужно тебе здесь быть. – А с чего вдруг дома? – Так надо, – Хидео явно не горел желанием развивать эту тему. – Так переночуешь? – Переночую. Ночевать он собирался у Чуты. За последние месяцы они сдружились по-настоящему. Конечно, это было не то, что с Токио, но в общем Генджи нравилось дружить с Тамурой. Хотя большинство парней считали, что Чута всего лишь его верный пес и не имеет своего мнения, их отношения вне стен и дел Судзурана были фактически равноправны. Конечно, чаще всего они делали то, что хотел Генджи, то, что было интересно Генджи, но Чута не так уж смотрел ему в рот, как могло показаться со стороны. Мог и осадить, когда Генджи слишком заносило, и высказать все, что думает о необдуманных действиях своего короля. Генджи злился, но признавал правоту друга. А вот бывать в гостях у Чуты ему нравилось куда больше, чем в свое время – у Токио. Семья Чуты владела кондитерской лавкой, и они жили над магазином. В маленьких комнатах всегда было тепло и уютно, здесь можно было не бояться неловким движением разбить дорогую вазу или испачкать пушистый ковер. И здесь не обязательно было изображать из себя воспитанного мальчика: никто не кидал на него оценивающих взглядов. По какой-то причине родители Чуты прониклись к мрачному неразговорчивому другу их сына вполне искренней симпатией, и Генджи чувствовал себя в их доме так же свободно, как в своем собственном. – Очень жаль, что твоему папе пришлось уехать по делам, – сказала госпожа Тамура, когда он пришел к ним. Она была уверена, что отец Генджи занимается посредническим бизнесом. Формально это так и было, но ни Чута, ни сам Генджи никогда не объясняли ей, какого рода услуги оказывает Хидео. Отец же Чуты, если о чем-то и догадывался, то мысли эти предпочитал держать при себе. – Все-таки праздник. Но, надеюсь, с нами ты не будешь очень скучать. – Бедный мальчик, – Генджи, шедший из ванны, где мыл руки, остановился у кухонной двери. – О чем только думает его отец? – нож со стуком ударял по разделочной доске. – Уехать и оставить его одного. – Если у него была работа, он ничего не мог поделать, – отозвался отец Чуты. – И все равно – он же совсем один. – Перестань. Подросткам только того и надо, чтобы родители оставили их одних. Если бы мы с тобой уехали, Чута был бы на седьмом небе от счастья. – Может быть, – на кухне что-то зашипело. – Но каждый раз, когда я смотрю на Генджи, у меня сердце кровью обливается. Он так искренне радуется любой малости, как будто о нем никто и никогда не заботился по-настоящему. – У тебя слишком богатое воображение. – Эй, Гэн-сан, куда ты? – удивленно спросил Чута, глядя, как его предводитель завязывает шнурки. – Рука позвонила, зовет зачем-то, – Генджи торопливо наматывал на шею шарф. – А, ну хорошо повеселиться, – понимающе закивал товарищ. – Извинись за меня перед предками, – Генджи кубарем слетел по лестнице. «Бедный мальчик! Рад любой малости!» – стучало в голове в такт шагам. Щеки и уши у Генджи полыхали – и совсем не от быстрой ходьбы. Как унизительно. Вот, значит, как про него думают – что он несчастный, никому не нужный, жалеют, как убогого, как какую-то дворняжку, которая рада любой подачке. А он сам? Неужели он действительно выглядит таким жалким? Да, ему очень нравилось проводить время у Чуты, ему нравилось, что госпожа Тамура вполне искренне заботилась о нем – подкладывала лучший кусок за ужином, могла заштопать порванную вещь. Поначалу его это ужасно смущало, а потом он привык и расслабился. Но неужели со стороны он выглядит бедной сироткой, пригревшейся у чужой семьи? Но он приходил к Чуте в гости совсем не за этим. В конце концов, у него есть его собственный дом и его собственная семья. Да, пусть она состоит только из Хидео, и тот постоянно занят своими делам и таскает в дом этих ужасных девок, но все-таки… Генджи остановился и похлопал себя по карманам куртки в поисках пачки сигарет. «Он даже не поинтересовался, есть ли тебе к кому пойти, – сообщил ему противный внутренний голос. – Просто предложил убраться, чтобы не мешался под ногами, – колесико зажигалки щелкнуло несколько раз, прежде чем Генджи прикурил. – И тебя это даже не удивило, – продолжал зудеть внутренний голос. – Ты привык, что ему все равно, удобно тебе или нет. Ему все равно, чего ты хочешь. У него своя жизнь и свои дела, а ты всегда ему только мешал и знаешь это». – Твою мать! – окурок под тяжелым ботинком превратился в пыль. Идзаки жил в нескольких кварталах от Чуты в трехэтажном многоквартирном доме. – Привет, – Идзаки явно был удивлен его визиту. За время их знакомства Генджи заходил к нему раз или два и всего на пару минут. – Пошли прошвырнемся. Идзаки кинул взгляд на часы. – Я сегодня не могу. – Чего так? Идзаки вышел на открытую лестничную площадку и достал сигарету. – У меня свидание. Думаю, на весь вечер. А там как пойдет. Генджи кивнул. Ничего удивительного, что у Идзаки свидание. Наоборот, было бы странно, если бы ему нечем было заняться в праздничный вечер. В конце концов, он не обязан быть верным генералом и разрабатывать хитроумные планы круглые сутки. У всех своя жизнь. А если почти-королю Судзурана некуда податься, то это проблема почти-короля, а не его помощников. Только все равно было как-то тоскливо. Пойти к Макисе было жестом отчаяния, но когда Генджи услышал от его отца, вытиравшего ветошью испачканные машинным маслом руки, «а Такеши ушел с час назад. Вроде бы свидание у него», то понял, что дела его плохи. Если уж Макисе ходит на свидания… Оставался последний, зато самый действенный способ справиться с хандрой. – Прости, Генджи, сегодня я тебе налить не могу, – сказал Усияма, когда Такия уселся перед ним за стойку. – Это еще почему? – Говорят, тут проверяющий ходит. Увидит, что в клубе несовершеннолетний, проблемы потом будут. Иди-ка на сегодня. – Да что он, у каждого удостоверение личности спрашивать будет? – начал закипать Генджи. – Будет-не будет, а рисковать не нужно, – отрезал Усияма, – завтра придешь. Выйдя на улицу, Генджи испытал огромное желание побиться головой о железную дверь клуба или разнести всю конструкцию в щепки. Да что же это такое, как будто все сговорились и пытаются от него избавиться. Ноги сами привели его к знакомому школьному двору. На крыше было холоднее, чем на земле, но Генджи все равно плюхнулся на диван и уставился в темнеющее небо. Ну что за жизнь. Ничего не получается, все идет наперекосяк – даже домой вернуться нельзя. Взгляд его, блуждающий по окружающим предметам, зацепился за черное пятно на стене: Токио замазал его имя. Почему-то за прошедшие месяцы ни у кого не дошли руки вернуть надпись – «Генджи Такия – король Судзурана». Генджи скривился, мысль о Серидзаве опустила его настроение, и так болтающееся ниже уровня моря, куда-то на уровень океанского дна. Чертов коротышка, мало того, что отказывается признать его, Генджи, победу и ходит по школе так, как будто ничего не произошло, так, небось, у него-то нет проблем куда или к кому податься. Сидит где-нибудь со своими прихлебателями, жрет лапшу и играет в очередную идиотскую игру. А Токио смеется и… При мысли о Токио внутри неприятно что-то заныло, как будто потянул мышцу. Никому нельзя верить: были лучшими друзьями и что теперь? Глазом не успел моргнуть – нашел нового, и еще так улыбается, как будто ничего не произошло. Генджи чуть ли зубами не скрипнул – так бы и въебал по его довольной роже. Хотя чего тут удивляться, Генджи сказал, что пойдет в Судзуран, а сам не пошел – и чего он после этого хотел? Что Токио будет ходить, как буддийский монах, одинок и молчалив? Конечно, он завел новых друзей, а теперь, когда Генджи приперся, на хрена он ему сдался? Мало ли что в средней школе было. Может быть, Токио даже рад, что больше не приходится общаться. В конце концов, и правда, ну кому он такой нужен – вечно хмурый, толком ничего сказать не может, мать Чуты вон вообще его каким-то убогим считает. Генджи улегся на диван и, закинув руку под голову, уставился на солнце, начинающее клониться к горизонту. Старик всегда занят своими делами. Он бы первый обрадовался, что не нужно отвлекаться на его проблемы, у Чуты и без Генджи все нормально было. Идзаки себе на уме и по-любому не пропал бы, Серидзава бы так и сидел на крыше, играл в маджонг и делал вид, что его не интересует борьба за власть. Нет, мысль о смерти никогда не приходила в голову Генджи, по крайней мере, всерьез – детские обиды «вот умру и пожалеете, но будет поздно» не в счет. Самоубийство всегда казалось ему трусостью, а уж кем-кем, а трусом Генджи никогда не был. Но сейчас он вдруг задумался: что было бы, если бы он исчез? И приходилось признать, что все осталось бы по-прежнему. Отец бы все так же занимался кланом и таскал к себе баб, Идзаки бы все так же плел свои интриги, Токио бы все так же стоял по правую руку Серидзавы – и не на правах пусть и генерала, но подчиненного, а лучшего друг. А Кен… Вот про Кена он вспомнил зря, стало как-то совсем хреново. Не будь Генджи, все в жизни Кена было бы нормально, носил бы свой белый плащ, травил бы байки, а теперь – где он, что с ним, жив ли он вообще? С весны ничего о нем не слышно. И все из-за того, что повстречал его Генджи. – Какой от меня вообще толк, – пробормотал он и стукнул ногой по подлокотнику. – Если бы меня не было, всем было бы только лучше.