Мой кровавый Валентин.

Дорогой Уилл!

      Наше расставание было спонтанным. К моему глубочайшему сожалению, я не мог раньше извиниться за то, что мы не смогли попрощаться, как это следует добрым друзьям.       Надеюсь, ты простил меня за те шрамы, которые получил по моей вине? Я бы сказал, что искренне сожалею, но тем самым солгу. Такова цена - ты желаешь видеть меня поверженным, я желаю быть свободным от пут и оков, пусть даже в мире, в котором нет тебя. Наши шрамы – это доказательство, что прошлое реально, прикасаясь к зажившей ране, я думаю о том, что это твой выстрел, и меня переполняют противоречивые чувства.       Приближается День Св.Валентина. Я заготовил подарок, надеюсь валентинка настигнет тебя в срок. В этом я напоминаю себе герцога Орлеанского – пытаюсь развеять скуку. Прошу не беспокойся, подарок безобиден и поможет тебе в затянувшемся процессе расследования. Иногда, временами, я скучаю по нашим беседам и совместной работе.       Скажи мне при встрече, хотя думаю в данном случае скорее «ответь себе», читая это письмо, с какими чувствами ты борешься в большей мере: чувством Долга перед Бюро, которое вынуждает тебя передать благую весть о моей свободе как вещественное доказательство, или же с желанием выследить меня самолично?       Я смею надеяться на последний вариант. P.S.: Интересно, если бы ты поймал меня, чтобы ты сделал?

С наилучшими пожеланиями, Ганнибал Лектер, доктор медицины.       Слова легко легли на бумагу, а как иначе, ведь это письмо Ганнибал хранил в одной из комнат своего Дворца памяти уже очень давно. Первые строки родились уже через несколько часов, как только он пересек границу, но необходимо было выждать определенное время, дабы шумиха возникшая после его побега улеглась. Практически целый год он был в скитаниях. Внушительная сумма наличных, как и несколько паспортов, которые он заготовил давно, на экстренный случай, помогли ему. Пересекая границы, меняя страны он в основном пользовался чартерными рейсами, либо туристическими группами, где мог затеряться в толпе. Водрузив солнцезащитные очки на нос, повесив фотоаппарат на грудь он беспрепятственно летал из страны в страну отдаляясь все дальше и дальше от тех границ где его разыскивали спецслужбы. Ночной перелет в Мексику был отправной точкой побега, еще несколько месяцев он летал по Южной Америке, после чего решился на Европу. Италия – как место жительства существовала в его мыслях уже очень давно, хотя конечно были опасения, что там его могут ждать, но и представить себя в другом месте он не мог. Флоренция была финалом пути, но до нее еще было много остановок.       Прошедшие после побега месяцы помогли Ганнибалу изменить внешность не прибегая к услугам специалистов - отросшие волосы спадали на глаза, а аккуратная борода скрывала линию подбородка. Уже в таком виде Лектер пересек воздушную границу и спустился по трапу. Успешные финансовые вложения и аккуратная игра на бирже обеспечили Ганнибалу более чем достойное проживание. Имея квартиру во Флоренции и дом на побережье недалеко от Неаполя Лектер придался безмятежному отдыху. Иногда он следил за полицейскими сводками из-за рубежа, покупал в Риме периодические печатные издания, в которых могли упомянуть его дело, но все выглядело так, либо задумано таким образом (в надежде на его промах), будто его дело закрыли.       Лето он проводил на побережье под палящим южным солнцем, от этого кожа приобрела бронзовый загар, борода и волосы выгорели и посветлели. Маленькая яхта с гордым названием «Беатриче» швартовалась рядом с домом, на ней он часто выходил в открытое море. От штурвала и канатов его руки огрубели, а хватка стала еще крепче. Временами, видя свое отражение, ухмыляясь собственным мыслям, Ганнибал думал что осталось только заняться ремонтом лодочных моторов. По окончании теплых сезонов, он закрывал дом и перебирался во Флоренцию, где наслаждался всеми дарами, что мог предоставить цветущий город.       Время шло. Ганнибал упивался покоем и свободой. Он был один, и он был счастлив, ничем и никем не сдерживаемый он был волен ехать куда угодно, посещать театры, ужинать в ресторанах, ничто не вставало на его пути, и лишь воспоминания о профайлере и их совместной работе периодически, подобно скоростному поезду, проносились в его голове, ослепляя вспышками полузабытых образов. Иногда он возвращался к «извинительной записке», которую составлял в своей голове для Уилла Грэма, но на тот момент она и правда была «запиской» в пару строк.       Все изменилось спустя три года, когда однажды, будучи в Риме, сидя в баре американского ресторана, попивая кофе и смотря через стеклянную витрину на улицу заполненную прохожими и туристами, он обдумывал планы на текущий день и в его поток мыслей ворвался чей-то громкий английский окрик: -Эй! Бармен! Сделай громче! Уже тише, но все так же раздражающе мужчина продолжил: – Я уже месяц торчу здесь, и это единственный нормальный бар, где можно получить хороший бургер к пиву.       Посетитель и дальше продолжил возмущаться итальянским сервисом и кухней, что вызвало в Ганнибале волну раздражения. Наслаждаясь одиночеством последних месяцев, которые он провел на побережье, доктор Лектер забыл каково это, находится среди людей. Где-то в глубине его тела монстр встрепенулся ото сна и неторопливо начал продумывать способы расправы, как вдруг отражение знакомого лица мелькнуло в зеркале бара. На одно кратчайшее мгновенье Ганнибал решил, что его настигли. Вот так, бесшумно и внезапно, посередине безмятежного итальянского дня, над чашкой прекрасного кофе. Мгновенье длилось секунду, и в то же время было подобно вечности, но уже в следующий миг знакомое лицо сменила миловидная дикторша какого-то канала. Оказалось, что это был репортаж о работе Бюро в последние годы, а отраженная в зеркале плазма взирала на него усталым взглядом Грэма. Передача была, до зубного скрежета, скучной, но он досмотрел ее, заказав еще одну чашку кофе. Мелькнуло несколько знакомых лиц, и уже, ближе к концу, вновь показали Уилла. Он был все тот же – очки, взъерошенные кудри, которые судя по всему пытались привести в подобающий вид перед эфиром, легкая щетина и отрешенный, немного затравленный взгляд. Попивая кофе Ганнибал все не мог отделаться от мысли кто и как заставил профайлера выступить для записи этой передачи, так как публичность тяготила Уилла больше всего. Пару раз Грэм во время ответов репортеру бросил взгляд в объектив камеры, что создало впечатление, будто запись была именно для того и сделана, чтобы психиатр увидел его. Планы были забыты и весь день, гуляя по вечному городу, Ганнибал посвятил воспоминаниям о минувших днях. Слова и жесты вновь оживали в его сознании.       Тот день стал тем самым моментом, когда Ганнибал начал, против воли, составлять свое послание Уиллу. Он думал о тексте письма постоянно: гуляя по городу, вечером перед сном, утром за завтраком, днями напролет. Письмо все ширилось и разрасталось, обрастая новыми деталями, темами, которые Лектер хотел поднять, и каждый раз оно было немного иным, иногда ироничным, иногда снисходительным, временами сентиментальным. Отправить его обычным способом Ганнибал не мог, а потому с течением времени у него в голове сложился план, как выслать письмо и не быть разоблачённым. Но все это были лишь мысли, которые теснились в голове, до тех пор пока на рождество среди подарков он не обнаружил увесистый сверток перевязанный красной лентой - знакомый владелец антикварного магазина, с которым они сошлись на почве любви к старине и реликвиям ушедших времен преподнёс ему многотомник репродукций старинных гравюр. Углы книг были обиты медью, страницы пожелтели, но оттиски картин были все так же хороши, и именно там, в одной из книг, на полустертой гравюре, среди лиц он увидел знакомый разворот головы, буйные кудри и обреченный взгляд профайлера Грэма. Книга, раскрытая на этой странице, долго стояла на пюпитре фортепиано. Писал ли он письма, ужинал ли, читал ли книги сидя в глубоком кресле, его взгляд периодически падал на картину. Именно тогда он и понял, что письма не избежать.       Лучшая бумага, зеленые чернила, замысловатый росчерк в конце письма, плотный конверт, который он купил в венецианском магазине писчих принадлежностей, и брус пурпурного сургуча.       Лектер был аккуратен, он не хотел оставлять больше зацепок для Уилла, чем было задумано, лишь письмо и больше ничего, ни отпечатков, ни штемпеля почтовой службы. Запечатанное сургучом послание, было запаковано в оберточную бумагу, и отправлено с подробными инструкциями экспресс-почтой доверенному в Киото. Письмо должно было обогнуть весь мир и найти свое пристанище в почтовом ящике Грэма ровно в срок, потому что он сам хотел присутствовать при этом моменте лично.