Мой кровавый Валентин.

      После получения письма Уилл находился в нервно – возбужденном состоянии – вздрагивал от каждого звонка, постоянно бегал проверять почтовый ящик, который стоял у дома и никак не мог отделаться от впечатления, что кто-то пристально следит за ним, будто чьи-то проницательные глаза наблюдают за каждым его шагом. В канун Дня Святого Валентина его личная истерия достигла такого размаха, что испытываемые ощущения он мог бы сравнить с тем, что происходило по молодости в канун экзаменов, или при намеке на первую близость – нервозность и тошнота. Уж лучше бы доктор Лектер не присылал ничего, потому что все становилось только хуже. Его состояние не укрылось от коллег, которые глядя на него всерьез переживали, зная о особенностях психики Грэма, и о том насколько он неустойчив. По мнению большинства, он вновь был близок к срыву, который может обернуться катастрофой для всего отдела.       В последний, перед праздником, день все валилось из рук, и, наплевав на текущие дела, Уилл, уже в обед, покинул офис сославшись на недомогание. Желания ехать домой не было от слова «совсем», потому Грэм гулял по улицам, и все думал о своей жизни, и о том, куда она его ведет. - Ведь все было так хорошо! – в отчаянии произносил он глядя в серое небо.       Детство, перспективная работа, он на хорошем счету, любимец руководства, когда все поломалось? Когда все началось?! Взвалить все на Ганнибала – бесчестно, началось все раньше. Видно был в нем изначально порок, который развивался постепенно, но со временем все стремительней и стремительней, как разгоняющаяся карусель, и лишь где-то в середине этой свистопляски к нему подсел Лектер, и ведь, по сути ничего такого ужасного он с ним и не делал, просто смотрел и был рядом, но от его присутствия Грэм окончательно слетал с катушек, чудил больше чем обычно, и главное, всегда хотел продемонстрировать психиатру, что именно он лучший из лучших, мучаясь демонами рвал себя, чтобы быть первым, кто придет к Кроуфорду с решеной задачей, после чего слушать лестные отзывы о себе из уст Лектера. Потому винить Ганнибала было бы клеветой, но и признать перед всеми, что его безумства – лишь желание быть оцененным одним лишь человеком, он тоже не мог. Ноги сами принесли его по знакомому адресу к дому доктора. Дом находился в частной собственности, а потому после побега хозяина он стоял как напоминание всему району о монстре, что жил бок о бок с рядовыми гражданами. Здание возвышался над Уиллом темной скалой, взирая черными провалами окон, которые были заколочены листами фанеры в ряду первого этажа, дабы избежать мародёрства. Первое время порог этого дома был местной достопримечательностью – богато украшенная дверь часто фигурировала в статьях посвященных Лектеру и его преступлениям. В некоторые дни, чтобы сфотографироваться на ступенях, выстраивались очереди из туристов и зевак. Все это злило Грэма, хотелось разогнать праздношатающуюся публику окатив их водой из брандспойта, казалось что каждый, кто взбирался на ступени вытирает ноги о Ганнибала. Лектер сбежал, а дом остался, и был подобен человеку прикованному к столбу позора, в которого летят гнилые фрукты – это причиняло Уиллу ощутимую боль.       Скрипнула кованая решетка, и он, скрытый кустарником, обойдя дом, подошел к боковому входу, через который раньше поставляли продукты. Уилл редко пользовался этой возможностью за последние годы, но еще с давних времен, к брелоку, рядом с ключами от его дома, был прикреплен еще один ключ. Никто и не знал, что все это время Грэм носил ключи от дома Лектера в общей связке.       Внутри было пыльно, пусто и темно. И хотя вещи пробуждали воспоминания, это больше не был дом Ганнибала, что-то ушло из него безвозвратно вместе с хозяином, будто обстановку детально, вплоть до мелочей, воссоздали в стенах голливудского павильона, или подсмотрев в журнале по декору какой-то человек решил обставить свой дом так же. Рассматривая запыленные предметы обстановки, бродя по первому этажу Уилл добрался до кабинета, который был его целью. Здесь в ряду стеллажей, он всегда искал и находил одну определенную книгу, которая была чуть выдвинута из ряда.       Когда-то давно он увидел ее раскрытой на столе Лектера, с пометкой, которую тот сделал фиолетовым карандашом. С тех пор, особенно когда доктор сбежал, Грэм часто вспоминал тот разворот и слова, чтобы были обведены цветом. Сейчас книга лежала у него на коленях, и он безошибочно, раскрыл ее на нужной странице. Положив ладонь на разворот, всматриваясь вдаль, ту даль, которая была за пределами кабинета, Уилл шепотом, нараспев, будто пробуя слова на язык и восхищаясь их неповторимым, оригинальным вкусом продекламировал: - ..по всему миру, в той его половине, что теперь скрыта мглою ночи, я должен искать и найти существо, что живет слезами других.*       Цитата громыхала в голове Грэма как сотни барабанов, как тысячи медных тазов, обрушившихся на пол с жестяным звуком, предчувствие каждого слова было как раскат грома, который неторопливо раскачиваясь громыхает вдали, и взрывается прямо над головой. Уилл знал каждое слово, и то которое последует за ним, и все равно, каждый раз, читая он испытывал острое чувство волнения, и волосы шевелились на затылке и руки покрывались мурашками. Эта цитата давала ему опору в жизни и рассказывала о нем всё, потому она ему и нравилась, почему же она нравилась Ганнибалу, сказать было трудно, ответ мог бы дать только сам доктор, но что-то подсказывало Грэму, что именно по тем же самым причинам. Успокоив дыхание Грэм взглянул на страницу, всё было по прежнему, тот же росчерк карандаша, замятый угол. Эта книга, единственное, что несло отпечаток бывшего владельца дома, из всех многочисленных вещей. Именно она, и эти пару строк, были отражением хозяина в полной мере.       В разное время Уилл находил эту цитату и в интернете, и в других изданиях этой книги, выпущенной ранее, в отличии от экземпляра, который хранил в своей библиотеке Ганнибал, но не смотря на то, что слова были все теми же, они не производили на Грэма такого же впечатления, которое он испытывал здесь - сидя в кабинете исчезнувшего психиатра, окруженного пылью и тенями воспоминаний.       Собственный дом встретил его радостным собачьим лаем, шумная свора была единственным, что оживляло его жилище. Думая о «валентинке» Грэм бесцельно слонялся по дому, но дела не шли, и сосредоточиться на чем – либо он тоже не мог, мало того ощущение невидимого присутствия не покидавшее его в последние дни только усилилось. И хотя вещи были на местах, и все было как обычно, что-то было не так, но стакан виски сделал свое дело – подозрения и все те мысли, которыми Уилл накручивал себя в последнее время, скрыли в дымке алкоголя и сон внезапно подступил к нему.       Во сне Грэм терзался образом мучительного падения в бездну, в которую он соскальзывал, да никак не мог соскользнуть. Провал под его ногами был наполнена густой глянцево - черной темнотой, вовсе не такой, какая бы возникла при глубине, а какой-то осязаемой, которая подступала к ногам и была подобная гладкой поверхности черного масляного моря. Цепляясь за выступы, шероховатости и неровности, Уилл задыхаясь, исходил страхом и потом, раздирал себе ладони в кровь, обламывал ногти, и все равно, медленно, дюйм за дюймом, сползал в абсолютную тьму из которой доносились мучительные, полные боли и отчаяния крики. **       Пробуждение настигло профайлера, так же внезапно как и сон накануне. Он проснулся ровно в тот самый момент, когда сорвался с изгиба стены, поскользнувшись на потеках собственной крови. Его ноги уже исчезли в плотной черноте провала, в ужасе Грэм потерял дар речи и только раскрыл в немом крике рот, и уже в следующим миг, задыхаясь, путаясь в влажных от пота простынях, проснулся в собственной постели. - Сон, сон, это был всего лишь сон – шептал он охрипшим голосом в темноту спальни.       Было раннее утро, и чернота за окном напомнила ему провал, который он только что видел во сне, а потому, стараясь не поддаваться панике Уилл метнулся к выключателю, чтобы в следующий миг наполнить комнату желтым свечением ламп, который разогнали утренний сумрак царящий в спальне.       Грэм чувствовал себя еще более разбитым, чем накануне, бонусом шла ужасающая головная боль. Мучимый мигренью, скрипя зубами и пошатываясь, он спустился на первый этаж. Каждое движение, каждый поворот головы был подобен удару молота бившего его прямо в затылок, и волны боли, подобно кругам на воде, сходились у висков и застилали алым маревом взор. Собаки видимо чувствовали его состояние, а потому не бросились, как обычно, ему под ноги, а лишь виляя хвостами и тихо поскуливая семенили следом. И тут, проходя мимо арки ведущей в гостиную он увидел это.. эту инсталляцию, экспозицию, расстановку предметов на столе. И явно, сервировкой занимался не он. Удивление, сменилось шоком, потому как авторство всего этого убранства, было мгновенно узнано. Все было очевидно. И вроде ничего не изменилось, и мигрень была все та же, но она как-то отступила на второй план перед тем, что увидел Уилл.       На столе, накрытом какой-то неведомой Грэму скатертью, перед окном, освещенным скромной розовой полосой рассвета, который только- только занимался, были расставлены подсвечники, свечи в них давно прогорели и воск красивыми полу-прозрачными каплями растекся по столу и обхватил ножки подсвечников. В центре, на каком-то невозможно огромно блюде, были разложены документы, в них Уилл узнал материалы дела, которые были у него в кабинете, а поверх всего этого был расположен конверт с знакомым росчерком. Дрожащей рукой, Уилл снял с груды документов письмо, все так же пребывая в шоке попятившись он упал в кресло и вскрыв конверт достал сложенный напополам лист бумаги.

Дорогой друг!

      Я не без интереса наблюдал за ходом расследования, в котором погрязло Бюро. Во время нашей совместной работы мне стало очевидно, что не смотря на незаурядный талант, тебя необходимо направлять, без четко заданного направления ты теряешься в своих образах и возможностях, которые предстают перед тобой.       Подобно старателю оказавшемуся в заброшенной шахте – ты стоишь на развилке дорог, одна из которых может привести тебя к сокровищу (в нашем случае – это поимка преступника), но страх заблудится на неверно выбранном пути, удерживает тебя на месте, и ты, в нерешительности, можешь бесконечно долго стоять перед указателем, так и не определившись с направлением.       В то время как наш достопочтимый мистер Кроуфорд воспринимает тебя как лучшего скакуна в своем загоне, холя и лелея, он не допускает твоего участия в мелких незначимых процессах, но выставляет в серьезных забегах, как своего фаворита.       А теперь, объедини эти два образа – ты стоишь и в нерешительности переминаешься с ноги на ногу, а Джек в это время подгоняет тебя, естественно, в панике, ты можешь ошибиться и выбрать ложный путь. И вот, ты летишь в неверном направлении, которое не дает никаких результатов, а мистер Кроуфорд изо всех сил работает хлыстом. Мне жаль тебя. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?***       Потому позволь мне вручить «валентинку» - я лишь укажу тебе путь, с остальным ты справишься сам. В документах, который я одолжил у тебя, отмечены особо интересные моменты на которые стоит обратить внимание.       Ты выглядишь в последнее время крайне опечаленным, надеюсь увидеть тебя в ближайшее время приободренным. С наилучшими пожеланиями, Ганнибал Лектер, доктор медицины. P.S: Не смог удержаться, взял из твоего дома безделушку на память о нашей «встрече». Пока. Ганнибал       Уилл еще долго сидел, забыв про головную боль, и смотря, невидящим взглядом, в окно где на фиолетовом зимнем небе раскинулся золотисто-розовый рассвет, и лишь спустя несколько часов, очнувшись от мыслей, приступил к изучению, множества раз прочитанных ранее, документов.       Спустя несколько месяцев, которые были наполнены напряженной работой, расследованием и торжественным завершением дела, которое обелило Бюро в глазах общественности, однажды вечером, присев за стол, чтобы довести до ума наживку, которую он начал делать еще в январе Уилл Грэм обнаружил, что на подставке была установлена старая, потрепанная приманка. Будучи занятым все это время, он даже и не замечал этого, хотя в первые дни, после получения «валентинки» проверил практически все вещи, которые могли бы иметь ценность для доктора Лектора.       Откинувшись на стул он усмехнулся и достал новый крючок. *- перефразированная цитата из книги Томаса Харриса «Молчание ягнят» ** - образ навеянный короткометражкой «Изгиб» (2016) *** - название романа Хораса Маккоя, а так же одноименного фильма.