Как спасти нормандского наследника

      Франция — страна, где сказка размывает все границы и мощным потоком устремляется в реальность. Мифы здесь бережно передаются от поколения к поколению и выглядят настолько правдиво, что в них нельзя не уверовать. Да, они полны упоминаний о мифических созданиях, потому кто-то смело выскажется: «Это всё навеяно суевериями Средневековья, никак иначе!» Существовал ли дракон из Тараскона? «Нет, с точки зрения эволюции драконы произойти просто не могли!» Скакали ли по ночным улицам призрачные всадники Дикой Охоты? «Пф, это же глупости и кривотолки необразованных крестьян!» Кем же был в действительности Зверь из Жеводана? «Конечно же волком, просто очень большим и необычайно кровожадным!» Подобные скептики, закостеневшие в своих предрассудках, не обратят внимания на то, что даже Церкви, всемогущей во времена мрачного Средневековья, не удалось искоренить эти «кривотолки». Разве её бессилие не есть доказательство хоть какой-то правдивости мифов?       Конечно, судить Вам, дорогой читатель, но позвольте мне рассказать одну легенду, так тесно сплетённую с историей, что вместе они воспринимаются как незыблемый рассказ-монолит. Быть может, в этом бренном материалистическом мире он снова возродит веру в чудо…              

***

             Первые события этой истории принадлежат осени 1035 года. В те времена Францию можно было лишь с натяжкой назвать единым королевством — чуть ли не каждый день она дробилась на всё более и более мелкие территории, а герцоги и графы часто не подчинялись королевской власти вплоть до того, что сами чеканили монеты и возглавляли суды высшей инстанции. Шла ожесточённая борьба за власть, которая не обошла даже отдалённую Нормандию, раскинувшуюся на крайнем северо-западе страны. О ней и пойдёт моё повествование.       Сердце нормандского наследства билось в мальчике по имени Вильгельм или, как его звали взрослые, в «le petit Guillaume», что означает «маленький Вильям». Нет, он не был пока ни гением, ни великим полководцем, хоть и мечтал стоять с ними в ряду почёта, чтобы быть достойным сыном своего отца, герцога Роберта II Великолепного. Он был обычным мальчишкой с хулиганскими наклонностями и тоже смерть, как не любил учёбу. Его чуть волнистые русые волосы всегда норовили встать гребнем, как бы он их не укладывал, находясь в изысканном обществе, а чуть раскосые шоколадные глаза содержали искру детского задора, которая вспыхивала наперекор вселяемой окружающими серьёзности. Говоря о мальчишеской типичности, стоит упомянуть сбитые колени, стёртые о грубые скалы ладони, оцарапанные локти и даже рассечённую бровь, полученную в драке с оборванцем. Между тем, его отчасти благородное происхождение подарило ему сильное тело, а также черты красавца, которым только предстояло выточиться.       Недавно, пару дней назад, Вильяму стукнуло целых восемь лет, и гуляния тогда были под стать герцогскому званию — поистине знатными. Он перепробовал все блюда а-ля лучшие деликатесы Франции (ему даже дали попробовать кальвадос — нормандский яблочный бренди!), принял множество пышных подношений, которыми была завалена его комната на третьем этаже донжона*. В основном это были игрушки — деревянные мечи, фигурки рыцарей, шахматы — или одежда, например, церемониальные плащи. Граф Бургундский привёл ему великолепного французского рысака, а опекун из Бретани* одарил полным комплектом альпинистского снаряжения. Но больше всего мальчик желал получить подарок от отца, который давно отбыл в путешествие навстречу Святой земле, но обещал прислать «самую необходимую вещь» с гонцом.       Маленький Вильям сидел на самой высокой башне Фалезского замка*, что в центре Нормандии, свесив ноги с парапета обзорной площадки. Его не волновало, что с минуты на минуту сюда притопает на вахту ворчливый дозорный. Он устремил взгляд за горизонт в ожидании долгожданного зрелища — во весь опор скачущую лошадь с лоснящимися от пота боками и смертельно уставшего гонца с подарком наперевес. Он долго гадал, что же это за «необходимая вещь», но вдруг его бдение было прервано. На его глазах тучи сокрушили солнце и собрались в тёмную стаю стервятников. Нормандия потускнела. Вдалеке тихо зарычал гром. Ветер захлестал с такой силой, что мальчик чуть было не полетел на скалы у подножья замка. До смерти перепуганный резким гневом природы, он нырнул под защиту толстых стен башни.       Вильям дожидался гонца в своей комнате, перебирая и выбрасывая обёртки, а когда его чуткий слух уловил лошадиное ржание, он тут же сорвался с места, оседлал перила винтовой лестницы и со свистом понёсся на первый ярус донжона.       На широком крыльце он услышал звонкий стук каблуков. У открытых настежь ворот встал его тёзка и дядя по совместительству, граф Вильгельм Талвас — высокий плечистый воин с осанкой кавалериста. У Вильяма, как у необычайно близкого к природе аристократа, он ассоциировался со степным орлом — так восхищала мальчика пронзительность взгляда этого бравого человека. Дядя расправил «крыло», чтобы преградить путь своему нетерпеливому воробьеподобному племяннику.        — Стоять, Вильям, — скомандовал он, глядя свысока. — Нужно поговорить.       — Нет, ça alors! * — пролепетал тот, с горечью осознавая своё бессилие. — Разве это не может подождать?       — До сих пор выражаетесь, как простолюдин, — вздыхая, подметил дядя. — Неисправимы, весь в мать…       Вильям покраснел от гнева — что он никогда не терпел, так это насмешки над своей родословной. Да, он был рождён кожевенных дел мастерицей, стоящей на самой низкой ступени сословной лестницы, ибо дубильщики для обработки кож использовали нечистоты животного происхождения. Пусть так, но отец его был одним из сильных мира всего, атлантом, на плечах которого покоилась целая страна! Почему его сын не заслуживал хоть какого-то уважения? Вильям поднял испепеляющий взор, готовясь излить поток простонародных поношений, прекрасно зная, что за это его ждёт заключение в сыром подземелье замка. Однако прежде, чем он успел наломать дров, дядя выпалил новость, которая потрясла мальчика до глубины души.        — Как это? — опешил Вильям. Он сильно побледнел, а глаза его остекленели. — Мой отец… умер?        — Приношу мои соболезнования, — склонил голову Вильгельм, беря племянника за руку. — Я понимаю вас, ибо Роберт был мне братом… Смерть настигла его в Никее*. Последней его просьбой было передать вам это письмо. Его и доставил гонец.       Вильям выхватил конверт, как голодный воробей хлебную крошку, но руки его так задрожали, что он не смог вскрыть восковую печать. Дядя поднял его на руки, словно пушинку, отнёс в комнату и уложил в постель. Сиделки, обеспокоенные состоянием подопечного, кружили вокруг Вильяма, как пчёлы вокруг улья. Скоро отрезвлённый терпким запахом бренди мальчик встал на ноги, но остался таким же потрясённым и раздавленным.        — Вечером состоится оммаж*, — сухо сообщил Вильгельм. — Мой брат завещал вам Нормандию, и ваше присутствие как единственного наследника герцогства обязательно. Приведите себя в порядок.       Он цокнул каблуками, поклонился с какой-то мрачной уступчивостью, а затем скрылся за порогом. Холодность слов дяди не тронула Вильяма. Всё ему показалось бессмысленным. Он хотел было потянуться за письмом, которое одна из сиделок переложила на тумбу, но не почувствовал ни желания, ни сил. Вдруг мальчик понял, что любой подарок был бы ему безразличен, кроме самого отца. Он ждал, пока служанки прихорашивали его траурно-парадную одежду, и услышал голоса на лестнице. Один из них, по-орлиному звонкий, точно принадлежал Вильгельму, а другой отличался высоким тембром. В нём Вильям без труда узнал своего учителя, Алена III, герцога бретонского. Незаурядным был тот человек. Что-то мышиное читалось в его повадках и внешности — быть может, миндалевидные светло-серые глаза или же большеватые уши. Для рыцаря он был слишком худ и долговяз, однако в отваге, как считал Вильям, он мог дать фору многим. Вот, к примеру, сейчас он, мышь рыцарского мира, вступил в словестную перепалку с орлом того же звания.        — Что вы сделали с бедным Вильямом, — возмутился сэр Ален с явным бретонским акцентом. — Вы сообщили ему с ходу о смерти отца! Как француз может быть настолько бестактным?!        — Когда это, простите, бретонцы лезли в чужие семейные дела? — парировал Вильгельм. — Мой племянник должен научиться принимать удары судьбы.        — Он же всего лишь мальчик!        — Он герцог, и это обязывает его быть сильным!       Затем разговор перешёл на рычащий шёпот, который не поддавался разбору.       Вечером под сводами просторного Зала Собраний, богато расписанного темперой*, собрались бароны, бывшие вассалами Роберта Великолепного, чтобы воздать последние почести ушедшему владыке и присягнуть на верность новому герцогу. Вильям взошёл на парадные ступени, покрытые жилами мрамора, — так он оказался на одной высоте с множеством разнообразных лиц. Мальчик трепетал перед строгими минами высоких особ. Чтобы хоть как-то призвать уверенность, он придавал им некую «животность» — со зверьми он всегда ладил лучше, чем с людьми. Вот, к примеру, двор Бомона — чем не лисы со своими острыми носами и хитрыми глазами? А Монтгомери… ну вылитые вороны — такие же чёрные и умные. Граф Анжуйский, как и его сын, были почётными гостями — их из-за косматых бурых волос мальчик принял за росомах.       Вильям вытянулся и поправил плащ с изображением красного щита-герба своего рода, пестревшего двумя золотыми львами. В сердце его зияла дыра, но он постарался скрыть блестящие от слёз глаза, чтобы не показывать слабость целой стае хищных зверей.       Молитва обозначила начало церемонии. Говорить за всех вассалов было поручено графу Вильгельму Талвасу. Согласно обычаю, он встал на колено перед Вильямом, вложил соединённые ладони в маленькие ручки сеньора и стал произносить обещание вассала. Вильяму уже так наскучили формальности, что он слушал его в пол уха, ожидая финальную часть торжественного акта.       -…и видит Бог, даю Вам клятву, — пропел Вильгельм. Мальчик вдруг ощутил, что ладонь дяди выскользнула из его рук. Он округлил глаза. Под плащом его родственника в свете закатного солнца блеснуло лезвие охотничьего ножа. Вильгельм рывком притянул к себе племянника и перешёл на шёпот. — Я избавлю Нормандию от герцога-бастарда*!       Громовой крик «к оружию!» разнёсся по Зале. За ним последовал лязг мечей — две стороны сошлись в бою, но Вильям заметил, что его сторонников набралось ничтожное количество. Лёжа на плече предателя, он уже готовился к смерти, подбирая слова для встречи с отцом и Всевышним. Взгляд его пал на призрачного незнакомца, продиравшегося сквозь бурю сражения… И вот! Он почувствовал удар ножа в живот! Только почему-то не ощутил потока тёплой крови… Вильгельм в замешательстве отпрянул и взглянул на нож — его оружие подменили на совершенно тупое, неспособное прорезать даже шёлковое одеяние жертвы! На рукояти жирными буквами значилась надпись: «TRAITRE»*. Тогда, воспользовавшись замешательством, незнакомец в чёрном плаще налетел на Вильгельма, повалил его на мраморные плиты и с силой ударил кулаком по челюсти. Затем вскочил, протягивая руку юному герцогу.        — Идём за мной, va mabig!       Только два человека называли Вильяма «сынок мой», но только один из них говорил на бретонском языке. Мальчик с облегчением вздохнул, узнав герцога Алена, и, не раздумывая, вверил свою судьбу мудрому наставнику. Тот увлёк его к витражному окну и достал из-под необъятной мантии страховочный трос и шлем. Вильям опасливо огляделся. Зал Собраний напоминал бурлящий котёл, где в муках умирали его верные вассалы, пронзённые мечами предателей. Вот-вот последняя стена защиты могла пасть! От потрясения Вильям не мог думать. Всё что он чувствовал — страх. Потом, вспоминая эти моменты, он стыдился того, что пёкся только за сохранность своей жизни, когда гибли его преданные сторонники.        — Пригодился же мой подарок, — мрачно усмехнулся сэр Ален, выбивая локтём витраж. Вильям посмотрел вниз, куда разноцветным ливнем посыпались стеклянные осколки. Там было по меньшей мере три перша высоты*. Сэр Ален закинул петлю на тяжёлый, богато украшенный трон и вручил подопечному шлем и трос, которые подарил пару дней назад. — Давай, быстро спускайся! Я следом!       Вильяму не было в новинку скалолазание — он часто, порой без страховки (за что получал заслуженную оплеуху от наставника), карабкался на крыши домов и утёсы, чтобы обобрать гнёзда птиц и даже драконов. Не для пропитания, конечно, чисто ради забавы. Сейчас он делал всё на автомате — надел шлем, перекинулся через угол, железной хваткой держась за трос, и принялся прыжок за прыжком достигать земли. За ним на безопасной дистанции следовал ловкий сэр Ален. Когда он дошёл до середины стены, в выбитом окне показался разъярённый Вильгельм. Вильям, достигший земли, с ужасом заметил, как сверкнул полуторный меч, обрушившись на пеньковый трос. Сэр Ален чуть было не сорвался. Он больно обжёг руки, хватаясь своими длинными узловатыми пальцами за страховочный верёвки, но с присущей самоотверженностью кричал мальчику «Беги! Беги со всех ног к воротам!»       Впервые Вильям заколебался — в нём вдруг проснулись ум и храбрость, характерные для мужчины, однако суровый взор сэра Алена снова пробудил в нём мальчишескую податливость. Он понёсся во внутренний двор сломя голову через клумбы пионов и аллею романских статуй. Слеза брызнула из его глаз, когда последний крик наставника канул в шум битвы. На хвосте разгоралась погоня. Грозный орлиный клич Вильгельма Талваса обозначал начало охоты. Ему аккомпанировали вороний гвалт Монтгомери и жалкое лисье тявканье Бомона, а надрывное рычание графа Анжуйского так вообще претендовало на соло. Будто испуганный воробей, мальчик стал метаться по конюшне в поисках своего красавца-рысака. Наскоро оседлав коня, он ринулся к вратам. Нет, не скрыться — стража начала заполонять внутренний двор. Лязг цепей возвестил о поднятии моста. Западня! В отчаянии Вильям пустил коня в галоп. Путь вдруг преградил человек, и необъезженный рысак поднялся на дыбы, сбросив незадачливого наездника. Упавший навзничь Вильям ощутил, как удар об пол вышиб из него дух. Он поднял взгляд и не поверил своим глазам.        — Сэр Ален? Слава Богу! — только и выдавил мальчик.        — Так ты ни за что не убежишь, — протараторил наставник, хлопнув рысаку по крупу. Тот взмахнул хвостом и покорно скрылся в конюшне. — Следуй за мной! Разногласия среди графов дало нам короткую передышку! Грех ей не воспользоваться! Они уверены, что ты из замка не выберешься, если мост поднят. Но мы бросим им вызов, не так ли?       Бодрость духа наставника поразила Вильяма.        — Как вы…        — Сейчас увидишь, va mabig.       Сэр Ален подвёл мальчика к беседке сада, рядом с которой стояла странного рода повозка из древесины бука. Сумрак не скрывал от зорких глаз мальчика ни округлые формы, ни ряд ажурных выдвижных колёс, ни украшенные резьбой широкие полозья. Сама упряжь была скрыта под специальной маскировочной сетью.        — Я приехал сюда на лошадях, а уеду на…       И он сорвал сеть. Вильям обомлел. Перед ним расправила серповидные крылья шестёрка флейтовранов, чрезвычайно шустрых и красивых, хоть и небольших, драконов. Их зовут «ласточками драконьего мира», ибо мало таких, кто может сравниться с ними в скорости и маневренности. Вильям с ними не понаслышке знаком — когда-то флейтовраны были настоящим бичом Фалезского замка. Эти «le parasite» любят селиться на отвесных скалах, чем и послужил им однажды донжон нормандской крепости. Говорят, что ласточка под крышей — к счастью, но, конечно, не в том случае, когда она достигает целый перш в длину и своими флейтовыми песнями вгоняет в сон и стар и млад, и днём и ночью. Тогда Вильям и полюбил скалолазание — он воровал яйца, а сами гнёзда, сделанные из драконьей слюны, посылал на ярмарку, получая солидный доход. Не секрет, что драконья слюна или драконье молоко, как его чаще называют, имеет успех у гурманов, но, чтобы достать его, необходима ловкость. Иначе, либо сорвёшься со скалы, либо обожжёшься литиевым пламенем, либо получишь острыми когтями или загнутым клювом по лицу. Скоро вылазки настырного Вильяма, открывшего в себе иммунитет к «сонным песням», утомили флейтовранов, и они улетели на запад.       Сейчас же, стоя перед прирученными драконами, мальчик испытывал такой трепет, что не переставал хлопать глазами. На каждом флейтовране под мягкими покровными чешуями краснела шлейка и узда! Немыслимо в природе такое, чтобы человек сжился с рептилиями! Вильям попятился, вспомнив о силе драконьей памяти. Он-то помнил эту злосчастную стаю флейтовранов, особенно ту особь, которая стояла во главе упряжки и держалась вожаком. Мальчик называл её Гекатой по имени мифической ведьмы. Вся чёрная с красными пестринами на рулевых и маховых чешуях, она была крупнее, сильнее и агрессивнее остальных. Узнав в загнанном мальчике Вильяма, Геката распушила чешуи, сделавшись втрое больше своих настоящих размеров, и навострила угольные когти.        — Тише, Геката, — прошептал сэр Ален, погладив её по щеке. — Вильяму нужна наша помощь. Если ты поможешь ему, то поможешь и мне.       Геката фыркнула с присущей флейтовранам мелодичностью и не стала складывать покровные чешуи. Она сверлила мальчика испепеляющим взором своих пламенно-жёлтых глаз.        — Проси прощения, — тихо приказал Вильяму сэр Ален.        — У дракона?! — удивился тот.        — Да, у него самого. Или ты хочешь, чтобы тебя поймали?       Топот стражников приближался. Факелы, словно огненные светлячки, описывали дуги в поисках притаившегося в обширном саду беглеца.        — Ну, хорошо, — сдался Вильям. Он даже не счёл за труд театрально поклониться, отбросить плащ за спину и снять шлем в знак почитания. — Прости меня, Геката.       Только тогда «ведьма» позволила мальчику забраться в повозку. Как только два пассажира провалились в мягкие меховые сидения, она издала флейтовый призыв, и тут же её собратья встрепенулись. К слову, лапки флейтовранов чрезвычайно слабы, как у стрижей, почти редуцированы, поэтому драконы не ходят, а всю жизнь проводят в небе и на скалах — так и повозка не была предназначена для наземного передвижения. Тем временем, стражники, завидев среди пышных яблонь упряжь, кинулись в конец сада. «Там!», «Вон они!», «Хватай беглецов!» — ревели они во всю глотку. Полетели стрелы.        — Вильям, держись покрепче, — предупредил сэр Ален, увлекая мальчика под защиту бортов повозки и пристёгивая ремнём безопасности. — Мы полетим к единственному спасению.       Вильям кивнул, набрасывая на голову шлем. Тогда наставник перешёл на крик и скомандовал громогласное «Uhel!»*. Тут же драконы взмыли почти вертикально вверх так, что ветер от их крыльев сорвал все плоды близстоящих яблонь. Вместе с ними в необъятные небеса унеслась и сказочная повозка.