Попутчица

      Высокое здание вокзала впускало посетителей как будто неохотно. Скрипучие двери открывались медленно и тяжело: входящему приходилось очень постараться, чтобы попасть внутрь. И на этом испытания не заканчивались — необходимо было пройти сквозь арку металлоискателя и тщательный досмотр багажа под строгим взглядом молодого, но очень серьезного полицейского. В современной Британии очень заботились о безопасности своих людей.       Хрупкая девушка лет тридцати, в светлом кардигане, с растрепанной копной темных кудрей, волокла за собой по перрону чемодан, который, по виду, превосходил весом свою хозяйку. Тяжелое, сбитое дыхание, покрасневшие щеки, тусклые от усталости глаза — она выглядела так, словно очень долго и упорно работала физически. А сейчас тяжеленная поклажа только добивала её.       Тяжело кряхтя, девушка рухнула на ближайшую скамейку и потерла лицо руками. Бедняга тащила свою ношу от самого такси и рук уже почти не чувствовала.       Наконец-то на глаза ей попался носильщик, и она смогла войти в поезд, почти не запыхавшись, но всё ещё чувствуя болезненную пульсацию в руках. Быстро пригладив торчащие во все стороны кудри, девушка поймала своё отражение в темном окне вагона и принялась тщательно вытирать послюнявленным пальцем размазанную тушь и светлую помаду.       Это было очень кстати — в её купе сидела женщина уверенно-делового вида. На столике перед ней лежал раскрытый ноутбук, а рядом дымилась чашка, распространяя великолепный аромат кофе. Перед такой дамой было бы очень стыдно выглядеть неопрятной. — Добрый вечер, — смущенно произнесла девушка и снова попыталась пригладить торчащие волосы, ведь предыдущая попытка особым успехом не увенчалась. — Добрый, — кивнула женщина, не прекращая печатать, даже не подняв глаз.       Девушка смутилась ещё больше и присела на самый краешек сидения напротив. Не отмечая никакой реакции от попутчицы, она огляделась и решила попросить старшего по вагону принести кофе и какой-нибудь десерт. Она встала, но тут же, испугавшись, села обратно. — Твою же мать, черт! Черт!       Женщина громко выругалась и, резко захлопнув крышку ноутбука, закрыла лицо руками. — Я полнейшая бездарность, — убито проговорила она и жалобно всхлипнула. — Ну что вы, — девушка, чувствуя дискомфорт от неловкой ситуации, попыталась поддержать попутчицу, но та резко подняла голову и уставилась на неё совершенно безумным взглядом. У женщины были очень темные глаза, как будто без зрачков. Смуглая кожа и черные, идеально прямые волосы, уложенные в аккуратном каре, явно указывали на восточную национальность. Несмотря на то, что ей было явно слегка за сорок, выглядела она отлично. — Ты кто? — не моргая, как сова, выпалила женщина. — Я? — растерялась девушка, — Я… Я поздоровалась, когда вошла. У меня билет в это купе. — Я тебя не заметила, извини, — моргнула, наконец, женщина и улыбнулась, — Лаура Адела, очень приятно. — Гермиона Грейнджер, взаимно, — девушка пожала протянутую ладонь и тоже улыбнулась, — Вы тоже поздоровались со мной, когда я вошла. — О, это не удивительно, — рассмеялась Лаура, — Я ничего не замечаю вокруг, когда работаю. Кофе будешь? — Да, я как раз хотела… — Не стоит, он сам придет, — подмигнула женщина, — Джонни! Через пару секунд в купе заглянул симпатичный молодой мужчина, сверкая белозубой улыбкой. — Мисс Адела, звали? — Принеси моей подруге кофе, дружок. И десерт. Ты же хочешь десерт? — Да, пожалуй, — ошарашено выговорила Гермиона. Шокировала каждая мелочь — то, как попутчица разговаривала с проводником. Он словно знал её хорошо или даже был её поклонником. Или то, как сама Лаура говорила с ней. Как со старой знакомой. Женщина явно не жила в Англии — здесь не принято общаться с незнакомыми подобным образом.       Когда проводник вернулся в купе, попутчицы уже вместе смеялись над какой-то шуткой. Мужчина расставил посуду на столике и растерянно замялся. — Простите, мисс Адела, а можно ваш автограф? — Конечно, дружок, — мило улыбнулась Лаура и поставила подпись в протянутом блокноте.       Проводник вышел, а Гермиона удивленно посмотрела на новую знакомую: — Автограф? — Да это так, — отмахнулась женщина, — Книги я пишу. Не читала? « Убийство розой»? Или «Кровавое веселье в полночь»? — Извините, нет, — смущенно улыбнулась Грейнджер, — Я постоянно работаю, и читать новую маггловскую литературу времени совсем не остается. — Как ты сказала? Маггловскую? Гермиона мысленно отвесила себе подзатыльник. — Нет, вам послышалось. Я сказала «интересную». Но Лаура только широко улыбалась, глядя на девушку. — Так ты из наших, боже, какое счастье!       Женщина моментально достала из кармана волшебную палочку, и, повинуясь взмаху хозяйки, та начала творить чудеса. Ноутбук сам залетел в большую дорожную сумку, за ним отправилась и толстая тетрадь, а кофе снова задымился, вмиг став обжигающе-горячим. — Неужели хоть эту поездку я проведу спокойно, — тараторила Адела, — А то, знаешь, иногда попутчики обращают внимание, что компьютер мой не «садится», или кофе я заказываю один раз, а пью весь вечер!       Гермиона, неожиданно для себя, облегченно рассмеялась. Ей, сверх меры вымотанной после переезда, и самой не хотелось расставаться с магией даже на ближайшие двенадцать часов, проведенных в поездке. — А я-то думаю, почему твоё имя мне показалось знакомым, — продолжала говорить Лаура. — Ты же участвовала в войне? У нас в Италии много писали об этом, хоть страны этот ужас и не коснулся. — Верно, — улыбнулась девушка, — Мой лучший друг победил Лорда Волан-де-Морта. Но это было очень давно, двенадцать лет прошло. — У писателей отличная память, — подмигнула женщина, — Тем более, твоё имя очень необычное. Вот как зовут твоего друга, я точно не вспомню. Гарольд, кажется? — Гарри, — засмеялась Грейнджер, — Гарри Поттер. — Точно, — Лаура щелкнула пальцами, — Мальчик, который выжил. Знаем.       Девушка горько улыбнулась, и прикрыла глаза, вспоминая последний взгляд лучшего друга, провожавшего её из Норы. Он не звонил ей уже два месяца, так и не простив развода с Роном.       Распахнув ресницы, Гермиона тут же встретилась с обеспокоенным взглядом писательницы. — У тебя проблемы, да? — тихо спросила Адела, склонив голову к плечу. — Простите, — встрепенулась Грейнджер и выпрямила спину, — Все в порядке. Но предательская слеза уже скатилась по впалой скуле. — Детка, ты знаешь, чем хороши ночные поездки в поезде? — мягко начала женщина, — Тем, что ты проводишь с попутчиком время вместе, но это единственный ваш разговор. Вряд ли вы когда-нибудь встретитесь снова. Но за это время ты можешь сделать очень важную вещь — выговориться. Я не буду настаивать, конечно, но поверь моему жизненному опыту: иногда простой разговор с незнакомцем — это очень много. Это мужчина, да? Он разбил твоё сердце? — Это было очень давно, — прошептала девушка и взялась обеими ладонями за горячую чашку с кофе, — Он сломал мою жизнь. — Будем разговаривать? — улыбнулась Лаура и облокотилась локтями на столик.       Гермиона кивнула, улыбаясь, и достала из сумки большое портмоне. Раскрыв, она передала его женщине: — Это моя семья.       Адела вгляделась в фотографию, вставленную в прозрачный кармашек. С карточки улыбались трое: счастливая девушка с пышной каштановой шевелюрой, молодой, ярко-рыжий мужчина солидного вида в дорогом костюме, и мальчик лет десяти. — Прости, что говорю откровенно, — растерянно произнесла Лаура, — Но ваш сын не очень похож на родителей. — Это мой сын, — тихо ответила девушка, — Только мой. Не Рона.       Женщина снова посмотрела на фото. Абсолютно белые, гладкие волосы мальчишки даже с карточки казались шелковыми. Серые глаза светились счастьем, а шальная полуулыбка говорила о том, что ребенок — тот ещё бандит. — Его зовут Оливер. Оливер Альфред Уизли. — Оливер Альфред? Необычно, — выгнула бровь женщина. — Да, — улыбнулась Гермиона, — Я всегда любила имя Оливер. А Альфред — в честь наших близких, погибших на войне. Альбус Дамблдор, директор нашей школы Хогвартс, и Фред Уизли, родной брат моего мужа. Это Рон придумал.       Девушка вздохнула, отпила кофе, и продолжила: —Здесь Оливеру десять, мы отправляем его в Хогвартс впервые. Он довольно умён для своего возраста, и его пригласили в школу раньше, чем других детей. Как оказалось, мне нужно было отказаться от этого. Как только Ол уехал, в доме начался ужас. Рон просто изводил меня упреками, ревностью, обвинениями. Но он любит сына, хоть ему и не родной по крови. Более того, это сын его врага. Знаете, я даже не знаю, с чего лучше начать. — Начни с начала, — посоветовала Адела и приготовилась слушать историю такой молодой, и уже такой несчастной, Гермионы Грейнджер. Девушка глубоко выдохнула, закрыла глаза и перенеслась в прошлое.

***

      Она понимала, что война рано или поздно закончится. Всей душой верила, что они победят. И вот, все позади. Чудовище мертво, дорогой Гарри лично расправился с ним. Её любимый друг, один из лучших людей на свете, теперь — национальный герой. Она так им гордилась! Но внутри все равно что-то тряслось, и хотелось плакать. Потому что они потеряли слишком много.       Ей хотелось выплеснуть злость и отчаяние. И усталость, такую страшную усталость; когда хочется просто взять и голыми руками вырвать её из сердца. Ей нужно было забыть.       Под ногами то и дело попадались камни разных размеров — фрагменты стен любимой школы, так варварски разрушенной ненавистными Пожирателями. И в ней снова просыпались ужасающие желания — убить, растерзать, сделать очень больно, мучительно больно. Отомстить за невидящие больше глаза Фреда, за бездыханных Римуса и Тонкс, за Сириуса, Дамблдора — за каждого, чья жизнь оборвалась из-за войны. Слишком несправедливо.       Она знала, что её уже давно ждут в Большом Зале. Точнее, в том, что от него осталось. Но она не могла найти в себе силы войти сейчас туда. Конечно, тел погибших там уже не было, но ей казалось, что там всё ещё витает дух смерти. И больше всего хотелось, чтобы сейчас её просто никто не трогал. Ей нужно было убежище.       Решение быстро появилось в голове, тем более, что она уже была на нужном этаже. Сюда сейчас точно никто бы не пришел — незачем.       В подземельях всегда было холодно. Зимой тут вообще невозможно было находиться, но и сейчас, в начале мая, было довольно зябко. Но она упорно шла вперед, не обращая внимания на холод. Она искала такое помещение, где никому даже в голову бы не пришло искать её.       Проходя всё глубже по коридору, она с удивлением отмечала, что все двери распахнуты настежь. Хотя, чему удивляться — детей эвакуировали отсюда в экстренном порядке, кому было дело до запертых кабинетов...       Дойдя почти до конца коридора, она разочарованно вздохнула и уже хотела развернуться, но последняя дверь привлекла внимание тем, что была закрыта. Рядом, отведенный, висел пустой портрет. Она нашла вход в гостиную Слизерина, и он был открыт.       Большая, витая, серебряная ручка поддалась, и дверь открылась без единого скрипа, впустив ученицу другого факультета на запретную территорию.       А она даже никогда не думала, что у слизеринцев так уютно. Несмотря на холод и практически полную темноту, она увидела, что здесь была такая же располагающая обстановка, как и в их гостиной. Только, разумеется, другие цвета. Серебряно-зеленые. Змеиные.       Заставив себя перестать думать о неприятном, она уверенно прошла к большому креслу и забралась на него вместе с ногами. Повинуясь взмаху её палочки, камин разжёгся, и она смогла внимательнее разглядеть большую комнату. Ничего примечательного она так и не нашла, и всё же погрузилась в невеселые мысли.       Подумать, разрывая душу воспоминаниями, ей так и не удалось. На тихое покашливание её тело даже не среагировало должным образом — только пальцы чуть сильнее сжали палочку.       Он вышел из тени, встав так, чтобы она его видела, при этом сам не смотрел на неё, не отводил глаз от горящего камина. — Что ты здесь делаешь?       Ей не хотелось отвечать на дурацкий вопрос. Хотелось только, чтобы её просто оставили в покое, дали побыть одной. И его присутствие она бы хотела чувствовать меньше всего. — Тебе лучше уйти отсюда, — только проговорила она, — Я никому не скажу, что видела тебя. — Нет, — он резко вскинул голову, — Я вернулся, сам. Я не преступник, я ни в чем не виноват. Я сам пойду в Аврорат, и пусть они решают. — Тебя всё равно осудят, — разговор ей уже надоел, пустота всё больше поглощала мир вокруг. Не оставалось чувств, одно лишь равнодушие. — Плевать. Но я не буду скрываться. — Ждёшь одобрения? — Нет. Просто говорю. — Тогда иди в Большой Зал. Все там. Только, думаю, до суда ты не доживешь, Малфой. — Значит, судьба, — он пожал плечами и замолчал. Медленно обернулся, и подошел к ней ближе. Остановился, словно пытаясь решиться, и сделал ещё два уверенных шага, встав рядом с креслом.       Она убрала руку с правого подлокотника, и он тут же сел на него, вновь уставившись на пламя в камине. — Почему это случилось? Почему никто его не остановил? Зачем это всё произошло? Его вопросы она оставила без ответа, потому что просто не знала, что сказать. — Куда уж мне, грязнокровке, понять его мотивы, если даже ты их не понимаешь. — Я очень хочу понять мотивы хотя бы своих поступков. Или твоих. Или Поттера. Почему вы вытащили нас из Адского огня? Зачем я отдал очкастому свою палочку? Лорд мог убить меня в тот момент, но я просто об этом не думал. Или мама... Ты знаешь, что она сделала?       Она кивнула, чувствуя, как ком поворачивается в горле. Снова слезы. Так не хотелось... — Я пытаюсь понять что-то другое. Не то, что я считал верным всегда.       Он говорил тихо, сидел, не шевельнувшись. Было не привычно видеть всегда гордого блондина сейчас таким — сгорбленным, усталым, тихим. Наверное, все они потеряли больше, чем могли вынести. — А я пытаюсь почувствовать что-то другое. Не усталость, не страх, не боль. Что-то большее. А не чувствую вообще ничего. Это плохо, да?       Она не понимала, зачем говорила это ему. Человеку, который был врагом. Наверное, до сих пор. Но слова вылетали сами собой.       Он развернулся, и она увидела в его глазах то же самое. Он был так же потерян, сломан, выжат. Ледяная ладонь накрыла её руку, но она не смогла одернуть её, как сделала бы раньше, из боязни увидеть отвращение на его остром лице. — Я тоже не чувствую. Наверное, плохо.       Отвращения не было, только усталость. Растерянность. Его лицо приближалось, и краем сознания она это понимала, но не шевелилась. Ей просто было все равно, хочет ли он ударить, или прошипеть ей прямо в лицо какую-нибудь гадость — плевать. Она просто смотрела и осознавала, насколько глубокие его глаза.       Поцелуй, сухой, изнеможденный. Его губы были даже холоднее пальцев, уже сжимающих её ладонь. Никакой реакции, которой она ждала от себя, не последовало. Только закрыла глаза, и тут же почувствовала новое касание льда его губ.       После месяцев, проведенных в бегах, практически в постоянном голоде, ему не составило труда поднять её на руки. Теперь он сам сидел в кресле, а она — сверху на нём. Ему пришлось самому положить её руки себе на плечи, потому что его действия она никак не воспринимала.       Только до тех пор, пока его ладони не обожгли холодом голую кожу её спины. Она резко открыла глаза, и всмотрелась в его. В них что-то изменилось, они больше не были пустыми. Словно где-то глубоко внутри них зажглись лампочки.       И она понимала, что с её глазами произошло то же самое. Она чувствовала другое, наконец-то. Она ощущала физически его руки, его губы, язык, глубоко проникающий в её рот; а внутри чувствовала напряжение. Другое, не такое, как от страха во время Битвы. Напряжение в животе, от которого хотелось сильно свести ноги, потереться бедрами, сжать что-нибудь пальцами. Его волосы пришлись идеально кстати.       Он глубоко застонал, когда она сделала это всё одновременно. Пальцы зарылись в белых волосах, слегка натягивая; бедра заёрзали, в попытке избавиться от тянущего чувства в животе. Она понимала, что с ней происходит, и не чувствовала ни стыда, ни, наоборот, какой-то похоти. Она пыталась разобраться.       Но окончательно перестала соображать, когда почувствовала твердость под собой, упирающуюся прямо в промежность. Словно электрическим разрядом, её тело затрясло странное удовольствие, впервые ощущаемое. Она непроизвольно сжала зубами его нижнюю губу, и издала тихий стон. Она испугалась этого ощущения.       Но он не дал ей додумать — снова глубоко поцеловал, так глубоко, что остатки разума вылетели из её головы. Наскоро завязанный ещё с вечера «хвост» из темных волос оказался в его кулаке, и сейчас он тянул его вниз, открывая себе доступ к её шее. Прикосновения его губ не были очень нежными, скорее, жаждущими. Такими же были его руки, сдирающие с неё одежду, и гладящие везде, где доставали.       Ей хотелось двигаться, хотелось его силы, давления на тонкое тело — очевидно, инстинкты подсказывали ей, как действовать. И совсем скоро они оба были полностью обнажены.       Они стояли, обнимая друг друга, не говоря ни слова. Она чувствовала, что он смотрит, ищет согласия в её лице, но не могла ему помочь. Она и так в ту ночь отдала себя ему.       Спиной она ощущала твердый ворс ковра, но это чувство не доставляло ей дискомфорта. Наоборот, она тихо стонала от удовольствия — губы Малфоя ласкали маленькую грудь, а его длинные пальцы гладили промежность, именно в той точке, в которой сладкая боль ощущалась сильнее всего.       Ей не было больно. Только чувство наполненности внутри, и жар между их холодными телами. Она задыхалась от этого жара; от того, как его ледяные пальцы впивались в кожу её ног, удерживая, двигая себе навстречу. Она царапала его спину, пытаясь дать выход тому, что разрывало её изнутри. Всем тем чувствам, которые бурлили в ней в тот момент, когда мир сжался до двух одиноких подростков, пытающихся найти и почувствовать что-то друг в друге. Его тело содрогалось в такт с ней, губы неистово целовали её, пальцы сплетались с пальцами, удерживая руки над головой. В тот момент она узнала, как хорошо может быть с мужчиной. Наконец-то её наполнили чувства, другие.       Через несколько минут, успокоившись, он скатился с неё, и устроился рядом. Повернув голову, она увидела его взгляд, блуждающий по её лицу. И он сказал то, что она запомнила навсегда. — Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить. Мне жаль, что я не смогу доказать тебе, что могу быть другим. Жаль, что этого больше никогда не повторится между нами. Прости, Грейнджер.

***

— Значит, ты забеременела от Малфоя, но твои друзья тебя простили? Невероятно!       Лаура изумленно смотрела на попутчицу, улыбаясь совершенно восторженно. — Именно так, — кивнула Гермиона, доливая вино в бокалы, — Когда Рон сделал мне предложение, я чуть с ума не сошла. Ну каково: я, с младенцем на руках, по которому сразу понятно, кто его отец, шагаю к алтарю с Роном Уизли. Но к его чести надо сказать — Оливер никогда не знал недостатка в отцовской любви. Я была уверена, что Рональд будет смотреть на повзрослевшего Ола, как на Малфоя. Но нет, он смотрит на него, как на родного сына — гордо и с любовью.       Женщины помолчали, улыбаясь. Первой вновь заговорила Грейнджер: — Поэтому я и не хотела выходить за него. Все шушукались за нашими спинами, называя его рогоносцем, и это самое приличное слово. Но в глаза, конечно, улыбались — мы ж Герои войны, мать её!       Девушка отсалютовала бокалом и залпом выпила вино. Сморщившись, она продолжила: — Если бы я смогла ещё иметь детей, если бы родила маленького Уизли — всё было бы иначе. Я почти уверена. Но и Рона я понимаю, и никогда его ни в чем не обвиню. Виновата во всем только я. — Это не так, — Лаура мягко улыбнулась и накрыла её руку своей ладонью, — Здесь нет ничьей вины. Ты не была связана отношениями, когда случился твой первый раз. Этот Малфой тоже, по сути, не виноват — неопытность, и как следствие — беременность. Сколько вам было, по восемнадцать? Смешно сказать. И мужа твоего я понимаю. Был бы отцом Оливера кто-то другой, но враг, в прямом смысле, ещё и в таких ситуациях... Короче говоря, никто не виноват, но плохо всем. Типичная книжная сюжетная линия. Только вот одно дело придумать такое, написать; и совсем другое — пережить. Мне искренне жаль тебя, детка.       Гермиона, слушая собеседницу, смахивала слезы и кивала, благодаря за поддержку. Но легче ей не становилось, ведь вместе с разводом она потеряла семью, которая больше одного только Рона. Гарри, Джинни, все Уизли, их дети — все были одной семьей много лет. А теперь у неё нет никого, кроме сына. — Ладно, — кивнула Адели, — С этим разобрались. А что с Малфоем? Где он? — Не знаю. Я больше никогда его не видела. Вообще, его должны были судить, но не нашли. Да и не особо искали, если честно. Оправдан Визенгамотом заочно. Проще говоря, дали парню второй шанс. — И ты его даже не искала? — удивилась Адела. — Зачем? — хмыкнула Гермиона и посмотрела в окно, — Чтобы помешать ему начать жить заново? Повесить на шею ненужного ребёнка? Это не мой метод. У меня, слава Мерлину, отличная работа, я в состоянии справиться с любой проблемой сама. Вот, купила дом, Оливер в Хогвартсе, жизнь только начинается. Я все смогу сама.

***

      Гермиона проснулась от стука пальцев по клавишам. Взглянув на наручные часы, девушка с чувством потянулась. — Доброе утро, соня, — улыбнулась Лаура, выглянув над экраном ноутбука, — Вставай, сейчас нам принесут завтрак. — Спасибо, — зевнула Грейнджер, чувствуя себя великолепно отдохнувшей, — Спасибо вам за все. — Я же тебе говорила, что иногда разговор — это очень много, — усмехнулась женщина.       На перроне народу было немного. Из вагона прибывшего поезда вышли две женщины и тепло попрощались, обнявшись. — Имей ввиду, детка. Я всегда на связи, помогу, чем смогу, в любое время суток. — Спасибо, мисс Адела, это взаимно. Я вбила свой номер в ваш мобильный. — Ну что ж, до свидания, Гермиона Грейнджер. Будь счастлива. А вот и мой агент.       Гермиона посмотрела на стоящего спиной высокого мужчину в пальто и шляпе, помахала попутчице рукой, и пошла к переходу.       Лаура, дождавшись, пока девушка покинет платформу, подошла к ожидающему её человеку. — Ну что, дружок, у тебя есть шанс. Если ты не будешь идиотом, то сможешь её вернуть. Драко обернулся и обнял женщину: — Спасибо, тетя. Просто дай мне её адрес, и я всё сделаю.       Адела протянула племяннику листок бумаги с адресом и телефоном Грейнджер, хитро ухмыляясь. — Мой внук — настоящий красавец. Твоя полная копия. Оливер Альфред, о как! — Спасибо тебе, дорогая, — мужчина обнял Лауру, задумчиво улыбаясь. — Да ладно, вот она — дорогая. Сможешь завоевать её — перепишу на тебя всё своё наследство.       Они рассмеялись, смотря в ту сторону, куда ушла Гермиона. В голове банкира Драко Люциуса Малфоя начинал зреть план, как заслужить доверие одной из лучших женщин в мире.