***
Меньше месяца до выборов — эта фраза с самого утра прозвучала, как приговор. Гермиона с тоской смотрела, как волшебники её предвыборной команды носятся между кабинетами с бесконечными документами, папками и свитками пергаментов, и чуть не застонала. Конечно, хандра не была вызвана боязнью перед основным голосованием — Грейнджер прекрасно понимала, что шансов стать Министром Магии у неё на порядок больше, чем у остальных кандидатов. Предварительные выборы уже прошли, и её отрыв от второго кандидата был гигантским — почти пятьдесят процентов. Да ещё и пока действующий Министр, Кингсли Бруствер, во всеуслышание говорил, что сам будет голосовать за неё, да и вообще представлял Гермиону, как свою преемницу. И это было на самом деле так — девушка начинала работать в команде Министра тринадцать лет назад, в Отделе внутреннего контроля, но уже тогда Кингсли говорил, что рано или поздно она сядет в его кресло, и готовил Гермиону для этого. Десятки заграничных командировок, долгая и упорная работа в самых разных сферах, постоянное продвижение по карьерной лестнице — и у всего этого был результат. Но сейчас сильнее всего девушку беспокоило другое. Предвыборные кампании должны вот-вот начаться, и её главный помощник, Джереми, настаивал на семейной съёмке. Молодой, младше самой Гермионы, Джереми постоянно твердил о пользе семейной линии в кампании. Мол, люди будут охотнее доверять новому Министру, если увидят простую, человеческую жизнь — дом, ребёнка и прочее. Грейнджер до хрипоты спорила с парнем, объясняя, как ей казалось, очевидные вещи — что ни черта она не обычная мамаша. Что родила ребенка в девятнадцать, а через десять лет ушёл муж; что получила образование без должной учёбы, заочно — писала конспекты с маленьким Оливером на руках, а экзамены сдавала вне очереди, сама себя ненавидя за эти поблажки. Гермиона искренне считала, что подобные вещи только оттолкнут избирателей — некоторые и так говорили, что удача сама падает ей в руки, и всё в жизни даётся слишком легко. Действительно, где это видано, чтобы девушка(!) избиралась в Министры в тридцать четыре года! Но Кингсли не просто так назначил шебутного Джереми ей в помощники — парень чётко знал свою работу. И все эти моменты легко оборачивал в плюс, даже если самой Грейнджер это не нравилось — где-то вызывал у избирателей лёгкое чувство сострадания, а где-то даже и гордости за неё саму. Гермиона молчала и терпела до последнего — до сегодняшнего утра, когда Джереми назначил фотосессию в её доме, вместе с Оливером, пока мальчик на каникулах. Девушка заперлась в своём кабинете, обдумывая эту ситуацию. Конечно, помощник не знал правды. А правда в том, что Грейнджер просто боялась. Летом в «Ежедневном Пророке» появилась статья о том, что некогда пропавший из Англии Драко Люциус Малфой вернулся в Лондон. Да ещё как вернулся — основателем и владельцем серьезного предприятия «Малфой-банк». Все были в шоке — раньше этот банк назывался иначе, и многие хранили свои сбережения именно там, не зная владельца. Банк переименовали с возвращением Малфоя в Лондон, очевидно потому, что мужчина перестал скрываться. И Гермиона отчаянно боялась, что Драко увидит фотографии её сына. Увидит, и всё поймет. И это станет настоящей катастрофой. Малфой никогда не отличался покладистым нравом и спокойным характером, и девушка не без оснований боялась, что бывший слизеринец попросту убьет её, узнав, что у него есть сын, о котором он не знал столько лет. Поэтому сейчас основной задачей мисс Грейнджер было — переубедить Джереми, и заставить его отказаться от идеи совместной съёмки с сыном для буклетов. И выход был только один — рассказать парню правду. Гермиона вышла из кабинета и встала у двери, оглядывая огромный холл, разделенный на отсеки, где работала её предвыборная команда. Джереми нигде не было видно, и девушка обратилась к своей секретарше, чей рабочий стол стоял прямо у дверей кабинета: — Ханна, найди Джереми. Скажи, что это срочно. — Он в Атриуме, мисс Грейнджер, разговаривает с колдографом о вашей съёмке для буклетов, — спокойно ответила девушка. Грейнджер застонала от досады, прикрыв глаза. — Всё в порядке, мэм? — Ханна поднялась со стула, и подошла к начальнице, — Вы плохо себя чувствуете? — Нет, нормально, — шатенка помотала головой, «натягивая» на лицо улыбку, — Пусть он зайдет ко мне сразу, как появится здесь. Это срочно, не забудь. Секретарша рассеянно кивнула, глядя, как Грейнджер возвращается в кабинет. Ханна работала её помощницей уже больше трёх лет, и впервые видела женщину такой потерянной. Гермиона безуспешно пыталась заниматься текущими делами, стараясь отвлечься, но неприятные мысли не давали сосредоточиться. Она думала о том, как без максимальных потерь устроить всё так, как хотел Джереми, но в голову ничего путного не приходило. Всё в любом случае сводилось к одному: она буквально видела картину, как Малфой, сидя в своём особняке, открывает свежую газету и давится утренним кофе, глядя на колдографию с первой полосы, где Гермиона Грейнджер сидит в обнимку с Оливером, который как две капли воды похож на него самого. И здесь представляемые ей события расходились: вот он, со злостью отбрасывает «Ежедневный Пророк», и в ту же минуту нанимает какого-нибудь мага-киллера, типа Мистера Перо, которого Аврорат не может поймать уже лет пять. Или узнаёт её домашний адрес, и со всех ног мчит туда, чтобы разобраться с Грейнджер лично. Или наоборот, отправляется в Визенгамот, и пишет прошение, чтобы отобрать у неё сына. От всех этих размышлений голова разболелась так, что казалось, будто сейчас лопнет. Хлопнувшая дверь кабинета отозвалась в пульсирующих висках новым приступом боли, и Гермиона сильно зажмурилась, уже ненавидя того, кто вошёл. — Мисс Грейнджер, вы искали меня? Девушка с трудом разлепила глаза, оглядев смутные очертания помощника: — Пожалуйста, возьми у Ханны что-нибудь от головной боли, — прошептала Гермиона, снова опуская ресницы, — И вернись, есть разговор. По тому, как дверь закрылась в разы тише, шатенка поняла, что Джереми осознал состояние начальницы. Оставалось только молить Мерлина, что он так же поймет всю невозможность своей задумки. Парень вернулся в кабинет через несколько секунд, и передал Грейнджер маленький флакончик со светлым зельем. Залпом опустошив его, и чувствуя, как в голове проясняется, Гермиона оглядела настороженного парня напротив: светло-русые волосы были взъерошены, как всегда, руками хорошего парикмахера. Ярко-синий костюм выгодно подчёркивал такие же синие глаза, сейчас наполненные искренней тревогой за свою начальницу. Вообще, Джереми был настоящим красавцем, и мечтой всех девушек команды Грейнджер, если бы не одно но: сам он предпочитал совсем не женское внимание. Конечно, открыто парень этого не показывал. Но от Гермионы не укрылось, какие взгляды он бросал на молодых министерских мужчин, при том совсем не флиртуя с девушками. Не нужно быть мудрецом, чтобы сложить в такой ситуации два и два. И сама Грейнджер не была против, даже наоборот — она была противницей романов на работе, так что находила в парне всё больше плюсов. — Мэм? Вам лучше? — с искренней заботой поинтересовался Джереми, сложив руки на столе. — Я же просила тебя, — Гермиона аккуратно покрутила головой, проверяя, ушла ли боль совсем, — Не «выкай», когда мы наедине. — Конечно. Ты хотела поговорить? — Да. Джер, насчёт этой съёмки... Пойми меня правильно, я верю тебе, как специалисту, и когда ты говоришь, что это необходимо — я понимаю. И согласна, что это и правда важно. Но есть один момент, о котором ты не знаешь... Посмотри. Гермиона развернула к парню лицом большую рамку с колдографией, где были запечатлены трое: она сама, Рон и Оливер, на заднем дворе Норы, во время празднования дня рождения Гарри, два года назад. То лето было последним, когда Ол близко общался с отцом, и когда сама Гермиона нормально общалась со всеми Уизли. Отогнав эти мысли, она следила за реакцией помощника. — Это Оливер? Что ж, он красавец. Поздравляю. — Спасибо, — хмыкнула шатенка, привыкшая к комплиментам сыну, — А теперь посмотри вот сюда. Выдвинув нижний ящик стола, девушка достала вырезку из газеты двухмесячной давности, и протянула парню. Взяв листок, Джер просиял: — Да-да, мистер Малфой. Знаю эту историю, он необычный волшебник, да и красавец, к тому... Джереми прервался на полуслове, переведя взгляд с газеты на колдографию, и обратно. — Кхм... ваш, то есть, твой сын чем-то напоминает его. Даже, я бы сказал, слегка похож. — Не нужно пытаться сейчас быть тактичным, — Гермиона потёрла виски пальцами, чувствуя, как головная боль возвращается, — Он не слегка похож, а пратически копия Малфоя. И ты уже понимаешь, почему. Парень сглотнул, не переставая бегать взглядом по двум изображениям. Паззл в его голове сошёлся, и он поднял шокированные глаза на женщину напротив: — Вот же чёрт, блин! — Вот именно, — кивнула Грейнджер, — Именно, блин, чёрт. Теперь ты понимаешь, почему этой съёмки не должно быть в принципе? — Погоди, — Джереми прищурился, пронзительно посмотрев на неё, — Он что, не знает? — Они оба не знают. Ол думает, что его отец — Рон. Малфой вообще пятнадцать лет не появлялся в Лондоне. И нельзя допустить, чтобы они узнали друг о друге. — Но, Гермиона, — парень запнулся, подбирая слова, — Это невозможно! Нам нужен твой сын, в любом случае! Перед выборами нам нужно показать избирателям твоё «человеческое» лицо. Все и так, конечно, знают, что Оливер существует, и нам нужно показать его людям. Показать, что после работы ты — обычная мама хорошего мальчика... — Который десять месяцев в году проводит в Хогвартсе, — жестко закончила за него Грейнджер, — И показывать его нет необходимости. Упоминать о нём — да, я согласна. Но мы можем обойтись без его лица на каждой листовке. — В том-то и дело, что не можем, — тихо произнес Джер, — Люди подумают, что ты скрываешь Оливера. Это не прибавит доверия, уж поверь. Нам нужны ваши совместные фотографии. Волшебники должны знать, что ты точно такая же, как и остальные волшебники — с семьёй, с хлопотами об этом, и прочие сомнительные радости жизни, понимаешь? — Да... Мерлин, я понимаю! — воскликнула Грейнджер, чувствуя, что начинает злиться, — Это ты не понимаешь! Я родила ребёнка в девятнадцать лет, что в принципе не делает меня лучше в глазах людей. Ладно, если бы он был похож на меня, хоть немного! Но у него на лбу — бегущая строка, что его биологический отец — Драко, мать его, Малфой! Бывший Пожиратель Смерти, мой школьный враг! Ты понимаешь, что это может сыграть самую плохую шутку с моей кампанией? Джереми молча смотрел на начальницу, не зная, что ещё сказать. Зато прорвало Гермиону: — Малфой всё испортит, Джер, поверь мне. Ты его просто не знаешь. Такой характер... Как минимум, он подаст на меня иск, чтобы забрать Ола. И он его выиграет, потому что, технически, я скрывала от него сына, а по нашим законам это запрещено, сам знаешь. А как максимум — он меня убьет. И я абсолютно серьезно. Он злой, и мстительный человек. И он явно научился расправляться с недругами за столько лет. Боже, он сколотил целую империю за это время! Его банк практически вытеснил с рынка «Гринготтс», а такого не было ни разу за всю историю магии, чтобы кто-то «подвинул» гоблинов! А теперь представь, каких минимальных трудов ему стоит стереть в порошок мою карьеру, и жизнь в целом! Резко закончив, девушка вскочила, и налила себе воды. Руки тряслись так, что она пролила половину графина на пол. — Так, спокойно, — Джереми материализовался рядом, отбирая у неё графин, — Сядь! Сама не зная, почему, Грейнджер послушно уселась в своё кресло. Она всегда держала дистанцию с подчиненными, не позволяя даже намека на панибратство; но сейчас, открыв помощнику свой большой секрет, они словно сблизились. — Давай сделаем вот что, — парень протянул ей стакан, вставая рядом, — Мне нужно пару часов, чтобы всё обдумать. Я обязательно придумаю выход. А ты езжай домой, и ложись спать — всё равно работать сейчас не сможешь. Я приеду к тебе вечером, и мы всё ещё раз обсудим, хорошо? Гермиона кивнула, судорожно глотая воду. Ситуация выходила из-под контроля, наверное, впервые в её жизни. Хотя, нет, уже во второй раз. В первый раз это было, когда она узнала о беременности. И сейчас эмоции были примерно теми же: растерянность, чувство собственной беспомощности, и постоянное желание плакать. Вот только тогда у неё был выбор — она могла и не оставлять ребёнка. Но оставила, и дала себе слово никогда не жалеть об этом. И сдержала его. И сдержит, чтобы не случилось в жизни, потому что именно Оливер и делает её жизнь лучше.***
Гермиона бродила по опустевшему дому, рассеянно заглядывая в каждую из шести комнат, проверяя их на наличие забытых Оливером вещей. Сын уже давно не позволял ей проверять свой чемодан перед отъездом в Хогвартс, и далее всё происходило по одинаковой схеме — Ол садился в Хогвартс-Экспресс, и уже через пару часов Гермиона получала маленькую сову Марка, лучшего друга сына, с длинным списком забытых вещей, которые срочно нужно было выслать. Иногда это довольно сильно злило Грейнджер — были моменты, когда Ол совсем уж не был похож на мать. Нет, он был очень умным и ответственным. Только когда дело касалось учёбы. Зато с бытом мальчик всегда был на «вы». Гермиона старалась сделать всё, что бы сын вырос максимально самостоятельным — в их доме никогда не было домовых эльфов, и, приезжая на каникулы, Оливер вполне мог самостоятельно приготовить себе еду, пока мама пропадала на работе. Да и не только себе — в тринадцать лет он впервые встретил мать с работы горячим ужином. Зато о том, что нужно помыть за собой посуду, нередко забывал. Или, к примеру, заправить свою постель, с раннего утра уносившись на задний двор с метлой наперевес. Или включить стиральную машину, нажав пару кнопок. Девушка злилась, но потом успокаивалась, вспоминая себя в его возрасте — она была не способна даже на соответствующие заклинания. Ситуация изменилась только, когда ей пришлось быстро повзрослеть, став матерью в юном возрасте. И рядом с учебниками Международного Института Управления Магии всегда лежал толстый том «Волшебные секреты домохозяйственной магии». Название книги всегда смешило девушку, но секреты в ней были и правда волшебными. Ещё будучи беременной, Гермиона не сомневалась, что ребенок вырастет очень способным, ведь и она, и Малфой всегда были в числе лучших своего курса. Не учла она только того, что у сына проявится огромная тяга к полетам, как и у отца. И, конечно, все восемь месяцев, когда уже знала о беременности, она молила Мерлина, чтобы ребенок был похож на неё. Создатель магии услышал её в одном — глаза сына были очень-сильно-темно-серыми, но всё же не карими. По крайней мере, не почти прозрачными, как у Драко. И это, по сути, было единственным их отличием. Оливер получился высоким, худощавым, с аристократически-узким лицом, и таким же аристократичным тонким носом. Самым жутким сходством были, конечно, волосы. Иногда, гладя по голове подросшего сына, Грейнджер вспоминала ту самую ночь, и бегом уносилась в ванную, пытаясь унять дрожь в руках теплой водой — даже на ощупь волосы её ребенка были точно такими же, какими она запомнила волосы Драко. Как бы она не хотела забыть то ощущение гладкости под пальцами — попросту не могла. Даже спустя столько лет. И сомневалась, что когда-нибудь вообще сможет. Она практически заставила себя прекратить тяжёлые мысли, спускаясь на первый этаж, в гостиную. Джереми прислал сову с запиской, что прибудет к восьми часам, и стрелки часов уже подбирались к этой цифре. Гермиона точно знала, что предстоящий разговор будет едва ли легче утреннего, и не была уверена, что готова к нему. Но и деваться было некуда, так что девушка затянула себя в узкое чёрное платье, «нарисовала» на своём потухшем, с огромными синяками под глазами, лице — новое, почти-что-радостное-и-красивое, и побежала открывать двери. Открыла, и оторопела. За дверью стоял не Джереми, а Гарри Поттер. — Привет, — смущенно улыбнулся мужчина, — Давно не виделись. — Гарри, — удивленно выдохнула Гермиона, — Не ожидала тебя здесь увидеть. Проходи? Поттер вошёл в холл и огляделся: — Да, здесь многое изменилось. Теперь намного уютнее. Мужчина провел пальцем по большому портрету Оливера, стоящему на круглом столике, рядом с вазой с живыми цветами. Окинул взглядом стены, обшитые светлыми обоями, и ещё с полдюжины разных комодов и шкафчиков по всему холлу, заставленных рамками с фотографиями и колдографиями разных временных отрезков — здесь было и «Золотое Трио» примерно на пятом курсе, и большая колдография самой Гермионы в свадебном платье, и всё их огромное семейство — Уизли, Поттеры, и близкие друзья, на праздновании чьего-то дня рождения. Взгляд брюнета особенно зацепился за последнюю карточку. — И времени прошло немало, — тихо произнесла Грейнджер, проследив за его взглядом, имея ввиду явно не его реплику о том, как изменился её дом, — Два года, серьезный срок. Поттер обернулся к ней, посмотрев на старую подругу самыми виноватыми глазами. — Герм, я... — Не надо, Гарри. Я всё понимаю. — Нет, ты не понимаешь, — уперся брюнет, — Я хотел зайти к тебе, и не раз. Или позвонить. Просто, обстоятельства... они иногда сильнее наших желаний, ты сама знаешь. — Конечно, — девушка тепло улыбнулась другу, взяв его за руку, — Не о чем беспокоиться. Джинни не знает, что ты здесь? — Нет, но догадывается, — мужчина глубоко вздохнул, проходя в гостиную, — Мы серьезно поссорились сегодня. Я сказал ей, что хочу тебя навестить. И началась обычная ерунда... — Гарри, не нужно, — Гермиона нахмурилась, протягивая ему стакан с огневиски, — Джинни этого не заслуживает, да и она права, по-своему. Это я ведь тогда отказалась от её помощи, сама. Грубо говоря — послала её, поддавшись эмоциям и своим принципам. И ни разу не извинилась, за почти три года. Даже не поговорила с ней... — Вот именно, Герм, её, — покачал головой Поттер, — Ты послала её, а не меня. Да, она моя жена, и я её люблю. Но и тебя я люблю, и ты стала мне сестрой задолго до того, как мы с Джинни стали близки. Я не имел права тебя бросать. Ты никогда меня не бросала. Прости, Гермиона, я настоящий урод. — Ты не урод, не говори чепухи. Я тебя извиняю, конечно, раз тебе это так нужно, хоть и считаю, что прощать тебе нечего. И да, я справилась, как видишь. Брюнет улыбнулся, тепло глядя на подругу. Подходя к особняку семьи Грейнджер, он сомневался, примет ли его Гермиона. Частично, он думал, будто предал её, оставив одну в тяжёлой ситуации, пойдя на поводу у Рона и Джинни. И если жена чувствовала свою вину, искренне любя подругу, и подолгу плакала, запершись в ванной, после разговоров о Грейнджер, то Рон был настроен более, чем решительно. Он не желал ни видеть бывшую жену, ни слышать о ней. Если вдруг разговор заходил про Оливера — Уизли начинал психовать. И Гарри знал, что не даёт покоя другу — он одновременно очень любил мальчика, и видел в повзрослевшем сыне всё больше... Малфоя. То, чего так боялась Гермиона, когда малыш родился, случилось только, когда он подрос. Четыре года назад, когда Рон окончательно ушёл от Гермионы, отправив Оливера впервые в Хогвартс, мужчина много пил. Он почти два месяца провалялся в одном из гостиничных домов в старой части Косого переулка, забив на работу, и на свою развалившуюся жизнь. Пьяный, он рыдал рядом с лучшими другом, обвиняя всё и вся в своих бедах. Гермиону, которую беспочвенно подозревал в постоянных изменах с сотрудником её отдела; родителей, которые, по его мнению, не должны были разрешать ему жениться на ней — матери чужого ребёнка. А потом, упиваясь окончательно, винил только себя за то, что идиот, и сам разрушил свою жизнь. В тот период Гарри не лез к Рону, решив, что нужно дать другу время очухаться и прийти в себя. И, когда Уизли прекратил пить по-чёрному, они серьёзно поговорили. Поттер смог убедить его поговорить с Гермионой, по-человечески развестись, и продолжать нормально общаться с сыном. И Рон послушал его, и два года всё было в относительном порядке. Но потом... всё снова пошло наперекосяк. И здесь была вина только Рона — вся семья встала на защиту Гермионы. Вот только девушка решила не принимать ничью помощь, и оттолкнула всех. Даже Гарри и Джинни, ближе которых у неё никого не было. — Так что, ты... одна? — поинтересовался брюнет, внимательно оглядывая подругу. — Сейчас, или вообще? — Гермиона выгнула бровь, но тут же заулыбалась, — Теперь я могу быть замужем только за работой, ты же знаешь. Никакие мужчины, кроме рабочего стола, меня не интересуют. — Ну, да. Наверное. Хотя, мне не нравится, что ты проводишь вечера здесь одна, Герм. Так и с ума сойти не долго! — Оу, ну, с рассудком я скорее расстанусь как раз на службе, — хмыкнула девушка, — Лучше расскажи, как дети? Как вообще Джинни? Ответить Поттеру не дал стук в дверь. — О, это Джереми. Посиди минутку, — Грейнджер пошла к двери, а Гарри, недоумевая, смотрел ей вслед: — Джереми? Какой ещё нахрен Джереми? Девушка вернулась в гостиную, ведя за собой невысокого молодого человека. — Ребята, познакомьтесь. Это Джереми Уэлс, мой помощник, начальник моего предвыборного штаба. Джер — Гарри Поттер. — Мистер Поттер, рад знакомству, — парень первый протянул руку, дождавшись, пока брюнет очнется, и пожмет её. А Гарри будто только сейчас заметил, что одета Гермиона совсем не по-домашнему. Платье, даже небольшие каблуки, макияж — когда вечер она собиралась провести дома. Мужчина сразу почувствовал себя очень неуютно. Джереми непонимающе посмотрел на Гермиону, когда Поттер совсем уж явно глянул на свои часы. Девушка быстро заговорила: — Гарри, оставайся на ночь. Мы быстро решим с Джером кое-какие дела и... — Нет-нет, я не буду мешать! — он схватил своё пальто с кресла. — Мистер Поттер... Джереми не просто так в столь молодом возрасте считался лучшим в своём деле — у парня была отличная способность видеть людей практически насквозь. — ...вы всё не правильно поняли. Я, действительно, просто помощник, и пришел сюда по работе. Честно говоря, кхм, вы мне нравитесь намного больше, чем Гермиона. Поттер оторопел, медленно понимая, что только что сказал ему этот парень. Пока он приходил в себя, глядя, как подруга неудачно маскирует смех кашлем, Джереми густо краснел. Гермиона, успокоившись, показала помощнику дверь в кабинет, и когда он ушел, заговорила: — Гарри, я же сказала — мужчины меня сейчас не интересуют. А Джеру действительно нравятся парни. Успокойся, посмотри пока телевизор. Я быстро вернусь. Не дав ему опомниться, Грейнджер убежала в кабинет, давясь смехом. Закрыв за собой дверь, шатенка дала волю эмоциям, громко рассмеявшись. — Ну, что? Переборщил? — парень с опаской смотрел, как начальница успокаивается, усаживаясь за стол. — Прости, Джереми, но ты опоздал — у него трое детей. — Да я знаю, — Уэлс виновато улыбался, — Просто я видел, что он начинает про нас думать. Пришлось выкручиваться. — Ага, — Гермиона выдохнула, становясь серьёзной, — Ну, давай. Что ты придумал? — В общем, так. Ситуация кажется неразрешимой только на первый взгляд. Я крепко подумал, и нашел два оптимальных варианта, как мы можем сделать всё, что нужно для блага кампании, при этом без серьезных последствий. Вариант первый — делаем всё, как я и предлагал с самого начала — съёмка с Оливером, и целая ветка кампании о твоей прекрасной семье. Всё, что ты говорила, как минусы — оборачиваем в плюсы. Ты знаешь, это я умею. При этом мистер Малфой может подать на тебя иск, но! Да, технически, ты скрывала от него ребёнка. Вот только есть один маленький нюанс — ты очень, очень сильно хотела сказать ему о своей беременности, но не смогла его найти. Ты не знала, куда он уехал, и где вообще его искать! И, скрепя сердце, ты приняла предложение руки и сердца от твоего надутого Рональда-Макдональда. Конечно, подобный исход событий сулит нам грандиозный скандал в магическом сообществе, но и на этом мы сыграем — все женщины будут точно на твоей стороне. Гермиона тяжело сглотнула, но промолчала. Проглотив все свои возражения, желая услышать второй выход, придуманный неугомонным Джереми. — И есть второй вариант, которой, как по мне, попроще будет. Но тебе это не понравится, сразу говорю... Короче, мы можем просто с ним поговорить. Ты можешь рассказать ему правду до того, как кампания пойдет полным ходом, и... — Погоди-ка, — Гермиона обрела потерянный было дар речи, и шокировано посмотрела на Джереми, — Ты предлагаешь мне встретиться с ним? Серьёзно? Я ведь уже объяснила тебе, почему я хочу избежать любого контакта с этим человеком! — Да, вот только ты упускаешь главное, — начал злиться Уэлс, — Ты думаешь, что можешь выиграть по двум фронтам так, как ты задумала, но нет. Так не получится. Если в кампании не будет ни слова о твоём сыне, о котором все и так знают — есть большая вероятность проигрыша в выборах. Покажешь Оливера — и тут же получишь проблемы от красавчика-банкира, верно? Так вот — ни фига. Я предлагаю убить обоих зайцев одним лишь разговором с Малфоем. Ты думаешь, что это может закончиться плохо, но наверняка ты этого не знаешь. В самом худшем случае... — Он меня уничтожит, — закончила за него Грейнджер, — Причём, самым страшным и некрасивым способом. Растопчет мою семью, карьеру и жизнь. — Или... — настойчиво протянул Джереми, — Он примет тебя с распростертыми объятиями. Извини, но... как-то же Оливер получился! Сомневаюсь, что вы дрались насмерть, в процессе раздеваясь, а потом начали неистово заниматься сексом, одновременно пуляя друг в друга Круциатусы для остроты эмоций, господи! Гермиона громко фыркнула на слова парня. Она уже много лет не вспоминала о той ночи. По крайней мере, пыталась просто выкинуть произошедшее в гостиной Слизерина из головы. Сейчас, невольно вспомнив, она вдруг подумала, что Джереми может оказаться прав. В голове сами собой зазвучали последние услышанные слова от Малфоя... «надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить. Мне жаль, что я не смогу доказать тебе, что могу быть другим. Жаль, что этого больше никогда не повторится между нами. Прости, Грейнджер»