luv u

Так томительно и умело прятать такие нужные слова не может никто, кроме этого паршивца – Хань уверен. Он смотрит хитрым и убивающим взглядом, сжигая воздух и землю под ногами, что Хань еле держится и почти задыхается. Но он должен выдержать эту невидимую и такую болезненную пытку, пока под потолком противно скрипит одиноко качающаяся обуглившаяся лампа, а умирающий цвет луны нарочно слепит глаза. Минсок – тот самый паршивец – подходит ближе и выжидающе смотрит на злого и одновременно растерянного Ханя. Хань был уверен в своих силах, когда вычислял самого главного мафиози южнокорейской волны – тогда его было просто не остановить. Он рвал на себе волосы, кусал губы до крови в процессе таких мучительных и изнуряющих поисков, а через пятнадцать дней с огромными черничными полумесяцами под глазами и со стопкой бумаг в трясущихся руках наконец-то озвучил всей своей банде то, что так давно хотел произнести. Минсок тогда был почти найден, оставалось только произвести глубокий анализ всей имеющейся информации и вычислить его местоположение. Ну а Ханю это было нетрудно – его дело начать, остальное за него могут выполнить его шавки, которые были готовы сделать что угодно, чтобы сохранить свое доверие главного мафиози всея КНР. - Ты обещал мне вернуть долг. Где он? - как можно злее старается выглядеть Хань, когда произносит эти слова и приближается к все такому же невозмутимому Минсоку ближе, жестом останавливая встрепенувшихся и поспешно обнажающих клинки членов своей группировки. - Да в гробу я видел твой долг. Я могу идти? - скучающе спрашивает Минсок и осматривает ничем непримечательную обстановку большого, но пустого полигона – Ханю надо еще поучиться выискивать подобающие места для такого величества, как он. Хань только молча дает ему отрицательный ответ и думает о том, чтобы прямо сейчас совершить безумный поступок. Он решает остаться с все таким же неприступным и неподдающимся его уговорам Минсоком наедине. Кто знает, возможно, таким образом ему удастся расшевелить его и развязать этому паршивцу язык? Громкий хруст от щелчка пальцев раздается в темноте почти пушечным выстрелом, и вся группировка Ханя послушно покидает полигон, даже не спросив у главаря, почему он так решил – они давно уже привыкли к его совершенно неординарным поступкам, да и доверяли ему больше, чем кому-либо. Минсок тоже отзывает свою группировку – хоть и в мафии все играли по грязным правилам, но поступить подобным образом с Ханем было бы попросту нечестно. - Ну что, Минсок, сыграем? - хитро ухмыляется Хань и достает из кармана фирменного костюма револьвер. Минсок только довольно улыбается от предвкушения и уже воображает себе такой глупый и некрасивый проигрыш Ханя, окрашенный в кроваво-красный. Как же Минсок обожал эту игру. - В русскую рулетку. Согласен? - Условия? Хань уверенно и весело поглаживает курок; ему нравится такой настрой Минсока, который чувствует себя сейчас абсолютно в своей тарелке. Впрочем, как и Хань, которому было достаточно легко придумать правила их будущей игры. - Ну если умру я, ты можешь забрать все, что у меня есть. Если умрешь ты, я забираю все твое. Ну что, предельно ясно? - улыбается Хань и любовно осматривает револьвер. - А если мы оба останемся живы? Хань только пожимает плечами и неуверенно произносит: - Просто потом что-нибудь придумаем. Должны же мы как-то разобраться с этой проблемой. - Абсолютно согласен, - Минсок подходит, горделиво вздергивает подбородок и пожимает руку Ханю – вот так решаются дела между двумя ведущими мафиози почти что всей Азии. Хань показательно достает патроны из барабана и стряхивает вниз – пять металлических капель с сочным звоном осыпаются на пол холодным дождем. Минсок показательно кивает, давая право первого хода немного замявшемуся Ханю, который неслышно, но точно тяжело вздыхает и крутит барабан, поднося обжигающее холодом дуло к виску. И Минсоку становится в этот момент как-то по-своему хорошо – это было бы здорово, если бы он забрал все наследство Ханя, который так глупо попрощался бы с жизнью из-за патрона, вылетевшего с глухим свистом из дула револьвера. Хань уверенно крутит барабан, щелкает им и жмет на курок – назад пути уже нет, а показаться полным идиотом перед Минсоком, который пристально смотрит и ощутимо съедает глазами как-то не хочется. Дыхание спирает и непроизвольно перехватывает, когда Хань нажимает на спусковой крючок. Но потом в сдавленном светом шатающейся лампочки на потолке полумраке слышится пустой щелчок холостого выстрела, и Хань довольно улыбается. Удача всегда была на его стороне, и он не уверен, захочет ли она поддаваться Минсоку, когда тот забирает у него револьвер и злобно сверкает глазами. - Ты же хочешь, чтобы я сдох? Хочешь забрать свой долг, да? - нахально говорит Минсок, а Хань почти сходит с ума, когда видит, как нетерпеливо и грязно пляшут огнем блики в глазах напротив. Курок – крючок – выстрел – и ничего дальше, а Минсок подносит дуло к шее, обводя самым кончиком линию подбородка, как-то совсем нехорошо облизываясь. Ханю становится не по себе. - Думаешь, я какая-то шавка, чтобы вот так глупо подыхать? А я далеко не шавка и, тем более, не твоя прислуга, чтобы умирать тут по желанию какого-то там самого влиятельного мафиози Китая, - Минсок хохочет и нажимает на спусковой крючок, а холостой выстрел становится уже чем-то ожидаемым, но все же по большей части это превращается в безумие, которое застревает в горле горьким комком предвкушения. Минсок так бездумно и легко уже два раза избежал прямого попадания пули, словно знал наперед, когда Хань сможет задохнуться невидимым дымом от выстрела и насладиться видом падающего на колени безжизненного тела. Дразняще и совсем развязно Минсок сначала хитро улыбается, а потом качественно вылизывает весь короткий ствол револьвера – после такого Ханю и умирать не хочется от этой глупой русской рулетки, которую он сам и предложил. Минсок с чувством причмокивает – так громко, чтобы обалдевший Хань услышал точно, и выпускает ствол с громким влажным звуком, нагло пихая револьвер китайскому мафиози в руки. Губы Минсока блестели от слюны в этой тесной темноте полигона ярче, чем луна наверху, и Ханю уже становится не до рулетки – он уже далеко от этих сквозящих нахальностью правил и условий игры. - Если хочешь – выживи. И я подумаю над тем, чтобы отдать тебе все, что задолжал, - ставит короткое, но вполне понятное новое условие Минсок, и Хань не верит, что все это происходит с ним. Что тот долг в виде одного миллиарда евро и поцелуя от такого с виду неприступного и грозного Минсока может все-таки исполниться. Да, Минсок задолжал ему еще и поцелуй. И пусть это были не какие-то материальные средства, Ханя вполне устраивало. Тем более, Хань не уверен, какую бы цену он приписал этим мягким губам – для него они всегда были бесценны и дороже любых денег. Хань сглатывает и крутит барабан, спустя нескольких глубоких вдохов от перенапряжения приставляя дуло к виску и не решаясь нажать на спусковой крючок. Все-таки это так прекрасно, когда кто-то соглашается играть по твоим правилам, особенно если это Минсок. Минсок, который управляет чуть ли не всем криминальным южнокорейским потоком, а по вечерам играет в русскую рулетку на поцелуи и деньги. Возможно, это смешно – разыгрывать собственные жизни, но им нравится жить по таким правилам. Нравится, когда жизнь не ползет умирающим лебедем, а течет быстрым ледяным потоком неожиданных событий и резких поворотов. Нравится придумывать свои правила, владеть самим собой и быть независимым от других. Все азартное настроение исчезает напрочь, когда Хань безвольно падает на пол и роняет из рук револьвер после выстрела. Ошеломленный Минсок почему-то ничего не услышал – а может, так и надо? Может быть, когда через несколько секунд погибнет дорогой тебе человек, у тебя вырубаются все чувства и ты становишься бездушным и ничего непонимающим? Минсок все еще ничего не осознает и кидается к Ханю, у которого тень от балки наверху разливается дегтем по всему лицу, и в этом случае до сих пор противно скрипящая тусклая лампа не помогает разглядеть даже свежие капли крови. - Боже, Хань, я... Я не думал, что так получится. Я не хотел... - Ого, повтори еще раз. - Я правда не... Стоп, что? - все мрачное настроение улетучивается вмиг, и Минсок сразу же начинает неимоверно злиться, когда видит наглую ухмылку Ханя, который еле сдерживается, чтобы не заржать в полный голос. - Ха-а-а-ань! Ханю нравятся крики Минсока, но только тогда, когда он находится в его постели, поэтому это явно не тот случай, чтобы выслушивать его сбивчивые истеричные ругательства. И Хань целует Минсока, забирая остаток гневных высказываний прямо себе в рот, и перекатывается сверху. Нашаривая где-то рядом с собой ствол револьвера, Хань отмечает для себя, что пока что самым лучшим решением в его жизни было тем, чтобы зарядить барабан только пятью патронами. Ну а потом нечестно выиграть себе самый последний и такой недостающий, который ощущается на губах живой сталью и целует в ответ слишком нетерпеливо.