Симфония ночных кошмаров

Хизаки не очень уверенно вышагивал по узенькой грязной улочке, которая напрямую вела к остановке 243-го автобуса. Каждый день Хизаки приходилось отдавать водителю по три с половиной билетика на то, чтобы спрыгивать со ступеньки в перерывах между остановками. Он похлопал по карману пиджака для того, чтобы убедиться, что билетиков там достаточно. На мусорной свалке сидел большой жирный альбатрос, колотил клювом сразу по трём банкам, лежащим перед ним, и умудрялся выводить начало "Марсельезы". Хизаки остановился, но альбатрос сфальшивил и, взмахнув грязными крыльями, улетел, ругаясь сквозь клюв нехорошими птичьими словами. Хизаки пошёл дальше, насвистывая продолжение мелодии, но тоже сфальшивил и разразился руганью. Улица перед Хизаки лоснилась и блестела - на асфальт кто-то пролил масло и ему пришлось идти боком, чтобы не поскользнуться. На дороге вырастали женщины с мусорными вёдрами. Их пеньюары развевались на ветру, открывая полное отсутствие целомудрия. Женщины высыпали мусор себе под ноги и начинали ритмично постукивать ладонями по днищу ведёр. Хизаки приободрился и попытался идти в такт с постукиваниями, но сбился и расстроенно плюнул в сторону. На месте плевка тут же выросла финиковая пальма и женщина, стоявшая рядом с ней, пригрозила Хизаки ведром. Мусор поднимал в воздухе клубы пыли. Хизаки чихнул и понял, что он уже на остановке. Здесь стояли пять человек, которые тут же ступили в салон первого 243-го автобуса. Хизаки кондуктор впустить отказался, хотя тот протянул ему бумажку, благодаря которой и дураку было понятно, что это действительно шестой пассажир. Но автобус уехал без него, так как свободных мест было всего пять. Прямо перед носом Хизаки пропыхтел второй 243-й, забитый доверху людьми. Из него вышла внушительных размеров немолодая дама и искусственная рождественская ёлка, которую тащил на себе хлипкий плешивый старичок. Хизаки тут же протянул билетик кондуктору, но тот указал ему на дверь: - Мест нет. - Но только что вышли два человека! - возмутился Хизаки. - Это был перевес, - доверительно прошептал кондуктор, склоняясь к его уху и отвратительно гримасничая. - Неправда! - закричал Хизаки. - Нет, правда! Двери автобуса закрылись. Хизаки раздражённо топнул ногой. За его спиной уже выстроилась внушительная очередь, среди которой был толстяк, которому посчастливилось стать тысячным клиентом автобусной Компании. Ему причиталось целое ведро парфюма в качестве премии, которым его оросили тут же, у билетной кассы. По остановке пронёсся вопль: парфюм оказался чистым спиртом и, попав бедолаге в глаз, нанёс ему болезненную травму. Толстяк, схватившись за глаз, выбежал на дорогу и был тут же услужливо задавлен третьим 243-м, дабы прекратить его страдания. Все увидели, что недавно он ел клубнику. Хизаки посмотрел на часы и недовольно протянул: - У-у-у! Стрелки тут же начали вращаться в обратную сторону, кроме секундной - она вообще застыла на месте, иногда подрагивая от волнения. Между тем подъехал четвёртый 243-й, буфер которого сильно толкнул Хизаки сзади. Он упал, а водитель проехал немного дальше, чтобы автобус оказался прямо над Хизаки. Открылся кран с горячей водой и кипяток хлынул ему на шею. Тем временем двое ожидающих, пришедших позже Хизаки, сели в автобус, и, когда он поднялся с земли, 243-й уже несся вдаль. Ошпаренная шея пылала, и Хизаки охватило чувство негодования: теперь он уже точно опоздает на работу. Подъехал пятый 243-й. В нем было несколько свободных мест, и какая-то женщина, которая появилась на остановке позже Хизаки, протянула свой номерок кондуктору. Кондуктор начал выкрикивать: - Миллион пятьсот тысяч девятьсот третий! - У меня девятисотый… - Ладно, - сказал кондуктор. - Первый есть? Второй? - У меня четвертый, - сказал какой-то господин. - А у нас пятый и шестой, - откликнулись двое других. Хизаки уже было сел в автобус, когда рука кондуктора крепко схватила его за шиворот. - Небось чужой номерок подобрали? Выходите! - Да! Да! - заорали остальные. - Мы все видели! Он под автобусом лежал! Кондуктор набрал воздуха в легкие и скинул Хизаки с задней площадки автобуса, пронзив презрительным взглядом его левое плечо. Он взвился от боли. Четверо с остановки сели в автобус, и тот отъехал, немного ссутулившись от легкого чувства стыда. Шестой был набит битком, и все пассажиры автобуса разом показали язык Хизаки и остальным ожидающим на остановке. Кондуктор и тот плюнул в их сторону, но инерция не пошла плевку на пользу, поскольку он так и не смог приземлиться. Хизаки попытался щелчком сбить его на лету, но промахнулся. Он весь вспотел от бешенства, и, когда ему не удалось вбиться ни в седьмой, ни в восьмой 243-й, принял решение пойти пешком. Он попытается сесть в автобус на следующей остановке, где обычно выходит много народу. Хизаки шёл чуть подбоченившись, чтобы всем было понятно, что он вне себя. Спустя несколько минут он был уже у зелёного магазинчика, и, не доходя трёхсот метров до остановки, увидел пару собачников, что выгуливали своих любимых питомцев. У первого на поводке была болезненного вида такса, а у второго - большой белоснежный питбуль, который тут же обратил свой заинтересованный взгляд на Хизаки. Хозяин питбуля считал ворон. Питбуль ринулся на Хизаки и тому пришлось пригнуться, чтобы собака до него не добралсь. Однако, собачник успешно досчитал ворон и потянул питбуля за собой, к магазинчику. Хизаки не удержался на ногах и, испустив тяжелый вздох, упал на асфальт. Хизаки встал на ноги. Он был весь в грязи и не знал, стоит ли являться в таком виде на работу. Но в любом случае надо было отметиться. Он почувствовал сильную боль с правого борта и всадил себе в щеку булавку, чтобы боль стихла: на досуге он изучал иглоукалывание по трудам доктора Акабыла Здохла. К несчастью, он не совсем правильно определил точку и вылечил себя от нефрита коленной чашечки, которым, правда, не успел еще заболеть, но время было потеряно. Когда он попал на следующую остановку, там опять же было полно народу, и люди грозной стеной окружили автомат с номерками. Хизаки, почтительно держась на расстоянии, воспользовался минутой затишья, чтобы привести свои мысли в порядок. С одной стороны, если он пройдет еще одну остановку, то садиться в автобус не имеет смысла, поскольку он уже так опоздает, что... С другой стороны, если он пойдет назад, то обязательно опять наткнется на каких-нибудь питбулей. С третьей стороны, ему хотелось покататься на автобусе. Он очень громко хмыкнул, поскольку, чтобы напрасно не торопить события, он намеренно лишил свои рассуждения какой бы то ни было логики. Затем он направил свои стопы к следующей остановке. Шел он уже совсем боком, и было совершенно очевидно, что гнев его не столько утих, сколько возрос. Очередной 243-й пропыхтел у Хизаки над ухом, когда тот поравнялся с фонарным столбом, где автобуса никто не стал бы ожидать. Он поднял руку, но было поздно: автобус уехал. - Вот же чёрт! - воскликнул Хизаки в сердцах. - И в самом деле, - поддержал его какой-то господин, тоже подошедший к остановке. - А ведь это они всё специально! - продолжил Хизаки. - Ах-ах! Неужели специально? - Голову даю на отсечение! - Вы действительно так считаете? - переспросил господин. - Готов биться об заклад! - подтвердил Хизаки. - А поклясться Вы могли бы? - Разумеется, чёрт возьми! Холера! Ёлки зелёные! - сказал Хизаки, - Тысяча чертей! Конечно мог бы! Ладно, надоело это всё. Он совершенно очевидно решил идти домой. - Клянусь! - сказал Хизаки и плюнул по галльскому обычаю господину прямо в руку, которую тот поднес к губам. - Свинья! - взревел господин. - Вы дурно отозвались о водителе 243-го. Вы будете оштрафованы. - Что, правда, что ли? - сказал Хизаки. Понадеявшись на Бога, он позабыл о том, что плевать в колодец - дело опасное, ибо вылетит - не поймаешь, и сам оплошал. - Я - государственный служащий: я был приведен к присяге, - сказал господин и повернул свою фуражку козырьком вперед. Это был инспектор 243-го маршрута. *** Хизаки дёрнулся и проснулся. У него ужасно болела голова. Всё было оттого, быть может, что, пока он спал, он бился лбом об оконное стекло. Дорога была неровная и автобус подскакивал на ухабах. Гитарист снова ударился лбом о стекло и перевёл взгляд в сторону. На его плече посапывал Теру. Разволновавшись под действием широкоформатного эротического сна, он метался из стороны в сторону и закусывал губы. Хизаки подумал, что жизнь Теру, должно быть, ужасно изнурительна и погладил его по голове. Не каждый день у тебя на плече так трогательно дремлют.