Мой маленький Кёнсу

Невезучесть — это неотъемлемая часть меня. Вся моя жизнь шла по проложенной дороге из неудач. Но я не жаловался на жизнь. Каждый раз я вставал с колен под гнетом окружающих, не обращал внимания на слова, которые безжалостно плюют мне в спину. Подумаешь, рожей не вышел. Додо — пучеглазая рыбка, в аквариуме одиноко плавающая. Плевать. Называйте, как хотите. Вам все равно меня не сломать, ведь я уже привык ко всем этим колкостям, что всегда ранили больнее ножа в сердце. Друзья у меня были, если их можно так назвать. Один Бён Бэкхен стоит называться моим другом. Почему? Возможно, потому что он — единственный, кто поддерживает меня в трудную минуту и не избивает до полусмерти, в отличие от других. Я часто ночую у него дома, а иногда на улице, когда ненавистные одноклассники видят во мне боксерскую грушу, на которой можно выпустить пар из своих прогнивших душонок. Я привык к боли, постоянным побоям и натирающим кожу бинтам, прикрывающим огромные темно-синие гематомы. Родители знают об этом, много раз обращались в школу с жалобами. Все это понимают, но ничего не предпринимают, а тем временем на моем теле расцветает ещё несколько болезненных отметин. Я не умею давать отпор, предпочитаю бежать, как последний трус, поджав хвост, а если поймают, то позволяю бить себя, пинать и кидать в стену, как тряпичную куклу. Моё имя До Кёнсу, мне семнадцать лет. И это моя история. Звучит пафосно, не правда ли? Но такова моя жизнь. Я родился в обычной семье с интересной болезнью, такой, как астигматизм. Приходится носить линзы, потому что очки часто ломаются, и носить тёмную одежду с капюшоном. Ночь для меня — безопасное время суток, так как нет всех этих учеников, которые захотят меня побить. Поэтому я часто хожу гулять именно в это время только для того, чтобы покормить бездомных кошек и собак в переулке за домом. Как обычно, взяв с собой рюкзак, в который напихал несколько консерв кошачьего и собачьего корма, я вышел из дома через окно, имея неосторожность рухнуть в кусты. Как хорошо, что моя комната на первом этаже, иначе выходить через дверь было бы проблемно. У отца великолепный слух, а мать — чертов параноик, по ночам ходит по квартире в поисках несуществующего вора или убийцы. Хотя понять её можно — недавно начали шептаться, что в городе объявился маньяк, убивший за одну ночь десятерых. Я особо в это не верил. Как один человек может завалить столько людей? Хорошо. Я бы согласился, если бы он убивал выстрелом в голову. Но в новостях говорили, что тот использовал нож. Следовательно, это не убийца, а именно убийцы. По другому и быть не может! Мне нравится рассуждать и говорить с самим с собой. Так никто не сможет узнать, о чем я думаю. Я не привык делиться своими мыслями, даже с Бэкхеном, хоть мы и друзья. Я говорю ему то, что считаю нужным. Минуя улицы, я, наконец, под покровом ночи добираюсь до этого несчастного переулка, освещенного одиноким фонарем. Животные мои шаги уже успели услышать, а когда высунули мордочки и увидели знакомое лицо, тут же подскочили ко мне, окружив. — Привет, привет, — искренне улыбаюсь, оглядываясь по сторонам, и, присев на одно колено, раскрываю рюкзак. Этот переулок за два года стал мне роднее дома. Здесь я могу пообщаться с собаками или кошками, не боясь критики. Животные эти очень даже преданные, умеют выслушать, подбодрить. Чешу за ухом чёрного бигля, который от удовольствия чуть не плавится в одну сплошную лужицу по холодному асфальту, параллельно открываю консервы, зная наперед, что ни одно из животных не набросится на еду. За долгое время они научились ждать, ведь знают, что каждому достанется. У меня никогда не было домашних питомцев, хотя я очень хотел и, будучи ещё маленьким пухлячком, умеющим радоваться жизни, просил родителей завести кого-нибудь. Губы неосознанно растягиваются в улыбке, когда маленький котёнок ластится о мою ногу и тихо мяукает, прося ласки. Каждому из зверей я подарил клички. Например, вот того чёрного добермана, который чем-то похож на Бэкхена, зовут Чанг. Пёс уныло плелся за мной, когда я возвращался из школы, как лучший друг. Я бы забрал его к себе, вот только нельзя, родителей ослушаться не могу, слишком люблю их. — Чанг, ко мне. Для тебя тоже есть. Что самое интересное, цвет шерсти Чанга такой же, как и цвет моих волос. Помнится, кто-то из любезных одноклассников сказал, что меня от обычной псины не отличить. Не знаю, почему он так решил из-за моей внешности или же запаха. Точно. Мама часто спрашивает, почему я воняю собакой, но ответа не получает. Ну, не буду же я ей говорить, что под покровом ночи иду кормить дворняжек, когда по улицам бродят не совсем адекватные люди. А если бы и сказал, то точно назвала бы меня психом и заперла бы в доме на три замка. В этом переулке собралось много животных. Все они знают меня, как своего хозяина, или же доброго человека-кормильца, а потому относятся вполне ко мне покорно и терпеливо. Улыбаюсь, наблюдая за ними, но улыбка быстро исчезает, когда животные внезапно замирают и прячутся за мусорными баками или же вообще убегают. — Что это с ними? — тихо спрашиваю сам себя, а потом слышу громкий вскрик недалеко, отчего сердце пропускает удар. Что-то во мне щелкает, отчего я с испуганным выражением лица припадаю спиной к стене, осторожно высовываю голову из-за угла и вижу, как чей-то силуэт невысокого роста мелькает по плохо освещенной улице. Успеваю заметить в голубых глазах панику и страх темноволосого парня лет так восемнадцати-двадцати. Парень медленно бежал, постоянно оглядываясь назад, а за ним из внушительной раны на ноге по асфальту растекался красный ковёр. Мой нос сразу учуял запах железа, а во рту машинально появился металлический привкус, от того, что я так сильно прикусил язык, пытаясь понять, что вообще сейчас происходит. Парнишка стонет, хромает на подкосившихся ногах, плачет, пытаясь от чего-то убежать, но падает, захлебываясь в рыданиях. Мне хочется подбежать к нему и помочь, как некто высокий выглядывает из темноты, откуда шёл раненый парень. Глаза мои в ужасе раскрылись, когда в руках мужчины, чьё лицо было скрыто за маской волка, блеснул больших размеров нож. Его спокойная походка пугала, и парень взвыл отчаянно, пятясь назад. — Пожалуйста…н-не убивайте меня…прошу, — молит он. А меня, словно к стене пригвоздило. Я шокированно наблюдал за происходящим, приложив ладонь ко рту. Страх сковал меня с ног до головы, ноги отказывались держать, и я осел на землю, стараясь слиться с холодной стеной заброшенного клуба. Как же удачно я спрятался, когда за углом всего в нескольких метрах от тебя стоит маньяк и жертва! — Прошу, прошу! Не надо! Пожалуйста! — отчаянно вопит парень, прикрываясь руками, и мужчина, недовольно хмыкнув, вонзает острие ножа ему в плечо, отчего раздается ещё один душераздирающий крик. Кровь хлынула ручьем. Жертва кричала, а я наблюдал за этим, находясь в состоянии, близко к обморочному. Убийца наносил удары на разные части тело, чаще на живот, из которого уже начали вытекать внутренности. Моё тело моментально реагирует на эту сцену и пытается изъять из моего желудка ужин. Я стараюсь сдержать рвущиеся наружу рвотные позывы со слезами на глазах. Крики, перешедшие в предсмертные хрипы, затихли. Мужчина брезгливо вытер нож о чужую одежду, расслабленно вздыхая, в то время как я пытаюсь не дышать. — Маленькие мальчики ночью должны спать, не правда ли? — усмехается он, отчего моё тело замирает и не двигается. Не знаю, обращается он к трупу или же ко мне. Надеюсь, что к трупу, иначе мне хана, а испытать ту же судьбу, что и парень минутами раньше, не хочется. Убийца пинает труп несильно и замолкает, тихо смеясь. — Воняет псиной, — изрекает он неожиданно, развернувшись корпусом к повороту, за которым прятался я. Ну все, До Кёнсу, тебя благополучно спалили по запаху, как провинившегося ребёнка, утащившего банку с вареньем. Отчётливо слышу направляющиеся в мою сторону тяжёлые шаги и вжимаюсь спиной в стену. Надо было бежать сразу, когда услышал пронзительный крик, а не стоять столбом и смотреть, как убивают человека. Перед глазами вся жизнь пролетела, и я уже успел смириться с тем, что меня прикончат, как тяжёлый грохот железной подошвы вдруг прекратился. Я открыл глаза, уверенный, что передо мной стоит маньяк с занесенной над головой рукой с ножом, но вижу все тот же мусорный бак и выглядывающие из-за угла мордочки маленьких котят. Мужчины в маске нигде нет, только свежий труп под тусклым светом одинокого фонаря в луже крови и гробовая тишина. На ватных ногах выхожу на улицу, тихо шмыгая носом. Губы и руки дрожат, а в голове пустота. Я уже ни о чем не думаю, плетясь домой. Произошедшее обрушилось на меня, как гром среди ясного неба, и измотало до такой степени, что я готов прямо здесь ночевать на улице, лишь бы поскорее заснуть и забыть все это, как плохой сон. Надо же, я чудом остался жив, хотя чувствовал, как душа покидала тело. Я плакал молча и перелезал через окно, снимая с себя обувь и одежду. Холодная постель казалась тёплее температуры моего тела, так как дрожал я, как осиновый лист, но не от холода, а от страха. Я должен заснуть. Впервые за всю свою жизнь мне стало так страшно…