Связанные

Она стояла на том самом месте, где когда-то очень давно кинула сердце прямо вот в эту печь. Тайная кузница Гильдии Охотников, где они создавали оружие против Чистокровных вампиров, она была мрачной, хотя тут не было холода и темноты, наоборот, от печи исходил жар и свет, озаряющий её спокойное лицо. Мрачно тут было потому, что если прислушаться, можно было услышать чьи-то крики и мольбы – стоны её сердца, которое сжигается и восстанавливается раз за разом вот уже более десяти тысяч лет. На ней не было капюшона, и яркие краски пламени играли на её лице, светлых волосах и отражались в её задумчивом взгляде. Здесь ей почему-то было спокойно. Может быть, так она чувствовала себя более полноценной: она могла видеть, как бьётся её сердце, и от этого знала, что жива. – Саюри, – позвал её голос сзади. Обернувшись, она увидела возле себя Канаме, а возле массивных кованых дверей – Зеро, скрестившего руки на груди. Она улыбнулась, показывая, что всё в порядке. Её не может напугать вид собственного сердца. В конце концов, она сама сделала выбор и теперь ни капли не жалеет о нём. Было бы намного страшнее, если бы сейчас горело его сердце. – Неужели так приятно смотреть? Несмотря на свою напускную холодность Зеро переживает не меньше Канаме. За много лет она изучила его характер и пришла к выводу, что это последствия его раннего обращения в вампира, а так же особенность его самого, которая делала охотника.. привлекательным что ли. – Это же часть меня. – Ты вольна забрать его, когда захочешь. Каждый раз глядя на Канаме, Саюри вспоминала его: они были до боли похожи не только внешне, но и образом мышления. Безграничная вера в потенциал человека, желание закончить распри между их расами, постоянная привычка брать вину на себя и любовь к ней, к Саюри. Если бы она верила в перерождение душ у вампиров, она бы подумала, что перед ней и есть тот самый Канаме. Но это был сын Харуки и Джури, мальчик, проживший не более пятидесяти лет, когда он скитался по этому миру не одну сотню в поисках оружия против бессмертных. В глазах Канаме она не видела того одиночества и усталости, усталости от жизни. Это был какой-то другой новый Канаме, на которого она могла смотреть без сожаления. Ему вовсе не требовалась её помощь, отчего она чувствовала себя немного ненужной, хотя и знала, что это не так. Единственное желание у этого Канаме – защитить ту, которую тот не смог. – Не могу. Это сердце – символ надежды для всего человечества. И оно будет находиться здесь, пока не умрёт последний Чистокровный вампир. – Довольно долго, даже для вампира. – Я готова ждать столько, сколько потребуется. – Мы будем ждать вместе. Я буду ждать того дня, когда ты сможешь полюбить меня. – Могу точно назвать дату, – язвительно произнёс Зеро, – никогда. – Знай своё место, псина. Они взглянули друг на друга испепеляющими взглядами. Король вампиров и его охотник – прекрасный дуэт. Они бы ни за что не спелись вместе, если бы не она. У них просто не было выбора: или им придётся делить Саюри или она не достанется никому. Сейчас она не может кого-то любить, не может полюбить снова, пока её сердце сгорает в этой проклятой печи. Но когда наступит час.. она выберет одного. А пока.. – Мальчики, не ссорьтесь. Если вы хотите обойти его, вам придётся повзрослеть. Она улыбнулась им, прошла через открытые двери, и её каблуки застучали по винтовой лестнице. На их фоне она всегда выглядела слишком взрослой, но от этого ещё более притягательной. Жажда владеть этой женщиной горела в обоих, наверное, горела сильнее, чем этот адский огонь в подземной кузнице. Но, по правде говоря, они оба понимали: им не сравняться с тем мужчиной. Зеро всегда пил жадно, вспоминая о тех днях, когда ещё мог стать безмозглой тварью, ведомой только чувством голода. И каждый раз когда он отрывался от её горла, слизывая кровавые дорожки, ему безудержно хотелось целовать её: её шею, её губы, её выпирающие ключицы, её руки, которые всегда гладили его по голове. Саюри не противилась, снисходительно улыбаясь. А после он клал голову ей на колени, позволяя женщине перебирать свои волосы, отчего Зеро клонило в сон. – Ты снова измотал себя на задании. Это звучало как-то устало и с неким укором, будто она была его старшей сестрой, а не.. А кем она его считала? Или они оба, он и Куран, были для неё каким-то детьми? Унижало больше всего то, что он стоял на одной планке с этим Куран. – Но я же остался жив. – Дурачок. На тебе снова было много ран. Думаешь, я не знаю, почему ты такой голодный? – … – Зеро, ты совсем не заботишься о себе. – Для этого есть ты, – отрезал охотник. – Если ты уйдёшь, то будет некому, и я помру где-нибудь от истощения и жажды. – Шантажист. – Я же должен хоть как-то привязать тебя к себе. Этому хорошо, ты останешься с ним, потому что вы оба Куран. У меня таких привилегий нет. – Тебе нужна не я. – Я сам решу, кто мне нужен. Но она будто не услышала его слов. Саюри часто не воспринимала его всерьёз. – Тебе нужна милая наивная девушка, которую ты должен будешь защищать и оберегать даже ценой своей жизни, которая будет заботиться о тебе и чьи слезы ты не захочешь видеть никогда в жизни. Тебе нужна та, ради которой ты сможешь отречься от собственных желаний, чтобы она была счастлива. А не та, у кого была лишь одна мечта, которую она сама же и исполнила, а сейчас довольствуется результатами. Тебе нужен кто-то живой, Зеро, кто-то с тёплой кровью, согревающий тебя изнутри. Я лишь призрак прошлого, ошибочно появившийся в этом времени. Такая как я не должна жить: у меня уже нет желаний и мне уже ничего не нужно, разве только увидеть мир во всем мире. – Ты не ошибка, – твёрдо произнёс он, посмотрев ей в глаза строгим и хмурым взглядом, – и наша встреча тоже не ошибка. Думай об этом как о судьбе. А после, когда ты заберёшь своё сердце, я заберу тебя с собой. “Снова эта улыбка”. Саюри улыбалась мягко с каким-то родительским чувством. И это всегда заставляло его злиться. Она не принимала его чувств и считала, что рано или поздно это должно пройти. Она почему-то думала, что её судьба – тот умерший Чистокровный, Прародитель рода Куран, даже не смотря на то, что они не могли быть вместе. Саюри верила, что она не может любить и никто не может любить её так же, как любил он. И больше всего Зеро злился из-за того, что никак не мог доказать, что его чувства настоящие, что он их не придумал. Её кровь действительно утоляла жажду! И её же кровь хотелось выпить всю. Он знал, что если сделает этого, она не умрёт, но он даже не пытался попробовать, потому что ему страшно. Страшно потерять её. А она этого не понимала. Не понимала, что просто крови ему не достаточно. Не понимала, что у него есть ещё и другая жажда. Не понимала, что её слова ранят его. – Поцелуй меня, – эгоистично прошептал Зеро. Саюри погладила его по лицу и наклонилась, оставив лёгкий поцелуй на лбу. Она повернулась к открытому окну, где уже синел рассвет. Прохладный ночной воздух растрепал занавески. – С возвращением, Канаме. Он всегда появлялся из ночи так, будто его плоть ткала сама тьма. Чистокровный Король наклонился над ней, не обращая на Зеро внимания. Он нежно провёл пальцами по двум белым вздутым ранкам с красными точками посередине у неё на шее. – Пей аккуратнее, – приказал он. – Тебя забыл спросить. Зеро прикрыл глаза, снова кладя голову ей на колени. Они стараются игнорировать присутствие друг друга, чтобы снова не показаться в её глазах мальчишками. – Мне не больно. Саюри перехватила его пальцы. В его взглядах, которые он бросал на неё, всегда была нежность. Только эта женщина могла вызвать у него такие чувства. Он терпеть не мог Кирию за его беспечность, за такое грубое отношение с Саюри. С Саюри, которой больно сильнее, чем он мог себе представить. Благодаря этой боли она никогда не умрёт, она не почувствует жажды, она может сутками не спать, но эта боль никогда не оставит её. Сейчас Саюри лишь сосуд. Но Канаме не может позволить кому-то причинять ей вред. С детства он поклялся защищать её и беречь от всякой опасности. Он притянул её руку к себе и поцеловал. – Я вернулся, Саюри. Канаме отчего-то предпочитал не пить крови вообще. Особенно её крови. Вместо этого он по утрам, когда день вампиров заканчивался, сидел в кресле перед камином и пил вино, медленными и небольшими глотками, стараясь растянуть удовольствие. Но это было ничем по сравнению с удовольствием, приносимым её кровью. Саюри любила сидеть за пианино в такие часы (она никогда не засыпала одна) и играть тоскливые мелодии, от которых замирало сердце. О ком она думала, когда играла их? О ком из них троих? Зеро всегда облокачивался об инструмент, подпирал щёку рукой и с нежностью смотрел на женщину. Ему нравилось смотреть на неё, когда она была на чём-то сосредоточена. Такая красивая. Ему хотелось стать этим пианино, только чтобы почувствовать её пальцы на себе. Они втроём. И где-то на задворках сознания – четвёртый, призрак прошлого, чьё присутствие ощущается даже сейчас. Ей иногда так не хватает его ласкового голоса: – Саюри. Пальцы дрогнули, и в лёгкую мелодию влилось такое неподходящее “ля”. Она подняла взгляд на Зеро и зачем-то виновато улыбнулась ему, хотя он молчал. А Канаме прикрыл глаза от того, насколько ему было невыносимо. – Его тут нет. – Я верю, что он услышит её, где бы ни был. Даже если он сейчас лежит в своём гробу и видит бесконечный сон, длиною в десять тысяч лет. И сон этот наверняка о том, что она жива, об их любви, о том, что не случилось в реальности. Наверняка, сейчас он счастлив, пусть даже и в грёзах. А они.. Воистину был прав тот, кто сказал, что жить значит страдать, и мертвецы счастливее живых. – Хватит, – голос Зеро всегда заставлял её вспоминать о том, что есть другие мальчики. И хотя Кирию всегда вёл себя несколько эгоистично, Куран был благодарен ему за это. Так Саюри переставала думать о нём. – Я не хочу, чтобы ты тоже играла мне мелодии после моей смерти. Я хочу услышать их сейчас. Потому что сейчас она с ними, и она не должна возвращаться в воспоминания, забывая о настоящем. Пока она предаётся тому, что было, они продолжают жить и тратить свою жизнь на горькую безответную любовь. Проклятый Канаме Куран! Нет, проклятые! Оставьте Саюри, с вами ей слишком тяжело! Только с Зеро она сможет насладиться нынешней жизнью. Только с ним она, наконец, получит то, что заслужила за столько лет – долгожданный отдых, а не душевные терзания. – Что же хочет услышать мой Зеро? – Что-нибудь, что не нагоняет сплин. Она улыбнулась. В этом весь Зеро. Ему не нравится, когда Саюри грустит из-за других. Пусть уж лучше она будет грустной из-за него, тогда в любую минуту он может припасть к её коленям и выпросить прощения, после которого она обязательно улыбнётся. Лучше уж ему самому причинить ей боль, чем смотреть, как это делают другие. Почему же она ему это позволяет? Потому что он – её рыцарь, который всегда спасает её, когда ей это нужно. Над ней навис Канаме. Его горячее дыхание обожгло её ухо. – Я сыграю с тобой. Пальцы у мужчины изящные длинные, как раз для игры на пианино. Саюри не двигалась на пуфике, потому что знала, что Канаме не сядет. Ощущая его лёгкий запах горького шоколада и слабый привкус вина, оставшегося у него на губах, Саюри будет чувствовать себя в безопасности, так как слышит стук его сердца сзади. Он подарит ей своё тепло столько, сколько потребуется, лишь бы она ни в чём не нуждалась. Почему же она позволяет ему вредить самому себе? Потому что он – её пёс, который всегда будет рядом, даже если весь мир будет против неё. “Смотри, Канаме, всё это благодаря тебе и твоим стараниям. Твоя Саюри не останется одна, даже если её сердце до сих пор болит”. Он преследует её. Он – причина всей её боли. И она никогда не прогоняет наплывающие воспоминания, которые пьянят душу, от которых ей так тошно. Канаме из её лекарства превращался в яд, медленно убивающий её изнутри. Почему же она никак не может забыть о нём? Потому что он – её Король, ради которого она отдала своё сердце, и смерть от этих чувств будет самой сладкой смертью для неё. Рыцарь. Пёс. Король. Эти трое – дорогие для неё мужчины. И для каждого из них у неё отводилась своя роль. Только вот кем была сама Саюри? Королевой? Принцессой? Или хозяйкой?