Связанные

– Вы похожи, – сказала Саюри.  Канаме замолчал, не зная, как на это реагировать. Зеро многозначительно хмыкнул, у него было много возражений, но спорить со своей женщиной – последнее, чем может заняться мужчина. Она считает, что охотник на вампиров и Чистокровная Принцесска похожи. Чем? Своими детскими чувствами к ней? Настойчивостью? Взаимным раздражением?  Допустим. Допустим, что сходств даже больше. Но признавать, что вампир напротив такой же, как и он сам, не мог никто. Соперники казались друг другу несколько жалкими, глупыми, эгоистичными и вообще недостойными Саюри. Кто же согласится с тем, что в своём враге они видели собственное отражение? Чем больше Канаме думал над этим, тем большим неудачником он казался самому себе. Как же хотелось во всём обвинить Кирию, ведь, если бы не он, Куран не пришлось бы так терзаться. Но что если дело не в нём?  «Дело не в Кирию. Не из-за него Саюри не любит меня. И не из-за него мне так больно. Он раздражает, потому что… потому что я завидую ему?» От этой мысли на лице молодого Чистокровного Принца появилась кривая усмешка. В его груди одновременно боролись две эмоции, сплетаясь друг с другом в один липкий и неприятный комок – одной из них был гнев, второй – тоска. Гнев был присущ дяде Ридо. Тоска, пожалуй, была от Канаме. Он вздохнул, будто эти терзания вымотали его, провел рукой по волосам и снова взялся за кисть. На этот раз юноша рисовал цветы. Бескрайнее поле цветов, в котором можно было раствориться. Эта картина согревала его, как свитер или вязаные носки. Казалось, что он рисует Саюри, которая принадлежала ему полностью.  Каждый цветок что-то обозначал. Для того, чтобы разобраться в этом, Куран даже отыскал в библиотеке энциклопедию по языку цветов, и перед сном постоянно листал её, делая пометки прямо на страницах. Из любопытства ему хотелось отыскать значения того цветка, что был изображён на гербе его семьи. Орхидея. Девять орхидей.  Раньше этот символ знаменовал королевскую власть, его вышивали на одежде, наносили на предметы, высекали на стенах и на оружии, а сами цветы дарили только тем кланам, что были искренне преданы Королю. Например, род Айдо. Канаме краем уха слышал, что такой цветок Аристократы хранили под хрустальным куполом, как в одной старой сказке, и он до сих пор цвёл, питаясь их кровью. Когда его белые лепестки полностью багровели от впитанной крови, они опадали, и в конце оставался голый ссохшийся стебель.  Ничто не вечно. Ни преданность. Ни королевская власть. Теперь это просто голые стебли, пережитки прошлого.  Кто-то постучался в дверь.  – Есть новости от Совета? – спросил Канаме, выдавливая новый сгусток краски на палитру.  Он не удержался и смешал его с соседним зелёным пятном пальцем. Джури всегда говорила ему, что так делают только деревенщины, которые не умеют обращаться с красками. Будучи маленьким, он слушал её и сразу же вытирал руки, но сейчас юный Куран считал, что его мать мало что понимала в живописи. В их роду вообще не было талантов. Напускной пацифизм и возможность использовать оружие против вампиров – вот и всё, чем могла похвастаться его семья. Всё остальное они в совершенстве осваивали в течение нескольких сотен лет.  Среди вампиров практически не встречалось гениев с рождения, в отличие от людей. Впрочем, у класса С было больше вероятности обзавестись выдающимся талантом плотника или вокалиста. Кровь у них была гораздо жиже, в ней было больше человеческого.  – Как Вы и хотели, Ичиджоу представляет Вашу волю на собраниях. Недавно был поднят вопрос о Гильдии Охотников, Чистокровные недовольны слежкой.  – Кто недоволен? – Полагаю, Сара-сама. Она имеет некоторое влияние в Совете, как одна из Чистокровных.  – Она или Оури?  – Вы и сами знаете, что это одно и то же, Канаме-сама.  Канаме размазал краску по подушечкам пальцем, получился какой-то грязный жёлто-зелёный оттенок. Сара. С тех пор, как он озвучил своё намерение возродить монархию в обществе вампиров, она то и дело начала крутиться вокруг, облизываясь, как голодная псина возле хозяйского стола. Аристократы, с которыми она пересекалась, то и дело думали, что Ширабуки, несмотря на своего жениха, в скором времени сменит фамилию на Куран. Она говорила и вела себя так, будто все дела, в которых был замешан Канаме, уже были обсуждены вместе с ней. Мидо, нынешний Глава Совета Старейшин, считал, что свадьба Канаме и Сары – дело давно решённое. Как только она состоится, Куран, наконец, сможет унаследовать трон: Чистокровная невеста для Чистокровного жениха, Чистокровные родители Чистокровных детей, престолу был нужен Чистокровный наследник. По факту, Канаме от монархии отделял только один шаг, женитьба. Юный Принц не спешил жениться, а Мидо не торопил его, ведь пока Короля нет, формально вся власть принадлежала ему одному.  Молодой господин Куран хмыкнул.  – Совет Старейшин или Гильдия Охотников – какая разница, кто присматривает за Чистокровными? Ширабуки не нравится, что у новых надзирателей есть оружие, что их нельзя подкупить так же, как она делала с псами Старейшин. Новые времена требуют новых мер. Передай им, что я заключил соглашение с новым Главой, эти условия необходимы, чтобы поддерживать мир между вампирами и охотниками. Пусть считают это формальностью. Пока Чистокровные не нарушают закон, им ничего не угрожает.  Сейрен некоторое время помолчала. Канаме вернулся к картине, думая, что она уже ушла.  – Им нужен живой пример.  – Что? Чистокровный замер, кисточка остановилась над крыльями бабочки, которую он решил добавить на картину. Сейрен никогда не высказывала своего мнения, не противоречила ему и вообще почти не разговаривала. Она больше походила на тень, чем на живого вампира. Неужели тесное общение с Такумой начало менять её? Обычно это Ичиджоу любил обсуждать решения Чистокровного, с такой манерой, будто старался подшутить над своим господином. Канаме это раздражало, но он был благодарен за эту откровенность. Иногда ему не хватало взгляда со стороны. С появлением Такумы чужого мнения в его жизни стало слишком много.  Было бы славно, если бы их отношения работали в обе стороны, и Ичиджоу бы научился молчать.  – Ваши с Кирию отношения, – напомнила девушка. – Почему бы Вам не показать, как хорошо Вы ладите? – Это же просто смешно, Сейрен. Мы же ненавидим друг друга.  – Я знаю, Канаме-сама. Проблема лишь в том, что это знаю не я одна.    Все задания, что отныне выполнял Зеро, выбирала лично Прародительница. Изначально этим должен был заниматься наследник Куран, но он решил, что так будет лучше для них всех.  Саюри, как сердце Гильдии, знает, что необходимо решить в первую очередь. Из всех Охотников она была, пожалуй, самым заинтересованным лицом.  Канаме занимается бесконечными капризами Совета Старейшин и новыми реформами в Ночном мире. Дел было и без Кирию по горло.  А Зеро не кривит губы, когда у него появляется новая миссия от Куран. Её же выбрала лично Саюри специально для него.  Большую часть из них она составляла сама, а результаты отправляла Джинму, который уже смирился с её ролью теневого Главы. Медленно, но успешно они подчищали ряды предателей Гильдии, отрекшихся от охотничьих клятв и вставших на сторону их врагов – вампиров. Кирию приходилось убивать тех, кого когда-то считал собратьями по оружию. Ему было сложно нажимать на курок каждый раз, осознавая, что он стреляет не в чудовищ, а в людей. Мужчина старался держаться за мысль, что Саюри это решение далось ещё труднее – для неё все охотники и их потомки были как дети.  Была ли между ей и охотниками такая же связь, как у Зеро с Хио Шизукой?  Он старался не сравнивать.  После очередного убийства, ему хотелось как можно скорее оказаться рядом с Саюри, обнять её, почувствовать её ласку и крошку любви или то, что на неё было похоже. Это успокаивало: сбежать от реальности в объятия любимой женщины. Не думать.  Над правым глазом сильно щипало, голова немного кружилась и от запаха собственной крови тошнило, но в целом Зеро чувствовал себя неплохо. Рана не затягивалась, так как была нанесена сплавом из Гильдии. Если бы он не был вампиром, этот порез ничего бы не значил. Не будь он вампиром, он не стал бы лучшим охотником.  Саюри вышла ему на встречу. Она всегда встречала его, если на нём были раны. Неосознанно, он стремился получить травму только для того, чтобы потом укусить Прародительницу и напиться её кровью. Только физические раны что-то для неё значили. Душевные увечья она не принимала в расчёт, возможно, потому что считала, что это было неизбежностью их существования. Может, в её понимании все вампиры были рождены на свет, чтобы страдать?  В руке у женщины был бокал с красной густой кровью. От одного её запаха радужка глаз багровела, словно зарево, клыки чесались, а горло сдавливало сильным спазмом, как при болезни.  – Выпей, Зеро, – она протянула бокал мужчине.  Кирию схватил его, облизнул пересохшие губы, запрокинул голову, сделал глоток… И тут же сплюнул. А бокал разбил о пол с такой силой, что от него не осталось ни одного целого осколка. Одна хрустальная крошка. Чистая Кровь разбрызгалась по полу и по подолу платья Саюри. Она прикрыла глаза, будто это ей сделали больно.  – Что это такое? – спросил он ровным тоном, сжимая кулаки изо всех сил. Кирию не мог сорваться. Только не на неё.  – Кровь.  – Чья это кровь? Она промолчала. Они оба знали ответ, не было смысла произносить его вслух. Женщина посмотрела ему в глаза без тени сожаления о своём поступке. Всё это выглядело как предательство: как можно дать вампиру выпить кровь его соперника?  – Зачем ты это делаешь, Саюри? Это (он наступил на хрустальную крошку в крови) противно.  – Зеро, – её голос звучал ласково, и его сердце предательски дрогнуло, как и в предыдущие разы. Что бы не сделала эта женщина, Зеро был готов простить ей всё.  «Я жалок», – с равнодушием подумал он, притягивая женскую руку к своей щеке.  – Перестань. Перестань проверять мои чувства. Я знаю, чего я хочу – я хочу твоей крови и больше ничьей. Моих слов тебе недостаточно? Обязательно было прибегать к этому?  – Зеро, – Саюри погладила большим пальцем его щёку, стирая кровавую дорожку с его обветренной кожи. – Что, если в этом теле нет и капли моей крови? Она думала об этом, эта мысль мучила её, пытала её сознание то надеждой, то сожалением, от которых не было спасения. Изначально тело младенца принадлежало совершенно другому вампиру, маленькой принцессе Куран, у которой даже не было имени. В нём лишь заперто сознание Прародительницы, не больше. Так ведь?  Или она пытается обмануть всех, начиная с самой себя? «Я запуталась. Из-за этого мы втроём и страдаем. Сколько ещё лет должно пройти, чтобы вы оба поняли, что рядом со мной никто из вас не сможет стать счастливым?» Женщина пыталась убедить их в невозможности любви, в её отсутствии. Мужчины убеждали её в обратном. Противостояние выматывало каждого, но сдавать позиции никто не собирался, проигрыш означал, что кому-то из них станет ещё хуже.  Легче уснуть вечным сном, чем жить в этом бульоне мук и наслаждений. – Плевал я на эту кровь. Не важно, какого она будет вкуса, цвета или запаха.  Зеро взял её миниатюрное лицо в свои тёплые ладони. На секунду женщина почувствовала себя так же, когда была человеком с запечатанными воспоминаниями. Охотник казался ей куда более зрелым и сильным, чем сейчас. Он все ещё остался таким, подумала вдруг Куран. Просто это она перестала воспринимать его так.  – Ты, вот что важно. Я готов ждать столько, сколько потребуется, чтобы ты, наконец, поняла это.  – Рано или поздно ты устанешь и сдашься.  – С тобой может произойти тоже самое.  Мужчина хмыкнул, наклонился и поцеловал её.  Поцелуй ей понравился.  И то, что последовало за ним – то же.    Канаме пил кровь аккуратно, волнуясь, что ей может быть больно, стараясь, чтобы ни одна капля не испачкала её воротник. Он был настолько нежным, что это трогало, примерно так же, как ребёнок приносит своей любимой маме или воспитательнице свой первый рисунок и говорит: «Это для тебя». Для неё он мог сделать всё, что угодно. Возможно, он смог бы даже пожертвовать своей жизнью и телом, чтобы воскресить Прародителя. Эта самоотверженность пугала Саюри так же, как и умиляла.  Он невесомо поцеловал ранки на её шее, и они моментально затянулись. Использовать эту силу было необязательно на ней, ведь она была такой же Чистокровной, но Канаме считал иначе. Заботится о ней было его долгом и любимым занятием.  – Саюри, – он пригладил её локоны, это движение успокаивало его, когда он нервничал. – Почему ты не пьёшь кровь? Она знала, что этот вопрос рано или поздно прозвучит и петлёй повиснет в воздухе. Дети спрашивают своих родителей, откуда они берутся, а вампиры – чью кровь нужно выпить, чтобы утолить жажду. Инстинктивное желание укусить того, кто тебе нравится, столь же интимно, как занятие с ним любовью. Удовольствие можно получить в обоих случаях, главное, выбрать правильного партнёра.  – Канаме, ты же умный мальчик, а задаёшь глупые вопросы.  – Ответь, – он настаивал.  Потому что это было важно. А она, как обычно делают взрослые, отмахивается расплывчатым: «Узнаешь, когда вырастешь». – Я же неживая.  – Не говори так.  – Тебе не нравятся мои ответы.  – Потому что ты не отвечаешь на мои вопросы.  Женщина покачала головой. Разговаривать с ним было тяжело не только потому, что он напоминал Прародителя. Куран всегда продумывал всё наперёд, чужие слова, чужие действия, чужие чувства, когда они не совпадали с реальностью, он начинал сопротивление. Саюри не могла понять, толи он хотел, чтобы его любили, толи хотел доказать самому себе обратное. Из-за этого каждое её слово оборачивалось против неё.  Пускай он выглядел взрослым, но вёл себя, порой, как мальчишка. Особенно, когда не хотел мириться с действительностью.  «Не понимаю, когда он начал вести себя как трудный подросток? Сбегает из дома, не слушается, капризничает – неужели у него начался переходный возраст? Я его не испортила? Или я просто придумала, что они с ним похожи? Или Канаме был таким же меланхоличным в этом возрасте?» Вопросы камнями падали ей на грудь. Саюри казалось, что она упустила воспитание ребёнка из виду и теперь пожинает плоды. Она вообще любила винить себя за чувства других. Дурацкая привычка. Особенно она не нравилась Зеро.  – Ты не хочешь поговорить о чём-нибудь другом? – А о чём хочешь поговорить ты? – Молчание, Канаме. Я хочу просто помолчать рядом с тобой.  Прародительница обняла его, как когда-то обнимала его Джури. Будь на её месте настоящая сестра Канаме, он бы чувствовал себя лучше? Возможно, с ней бы его чувства были взаимны или, наоборот, они бы смогли стать обычными братом и сестрой, которые готовы разделить друг с другом вечность без боли в груди.  В детстве он думал, что Саюри была рождена для него, что её вернули к жизни только ради него. Думать так было наивно. Теперь эти мысли казались такими далёкими, такими нереальными. Время закрасило их чёрной краской. Чем бы он теперь не пытался рисовать, цветов попросту не было видно. Картина была испорчена, но вырвать эту страницу из своей жизни Канаме не мог. Слишком больно.  Если он лишится Саюри, этих чувств, то у не будет ничего. Это ничего пугало сильнее, чем безответная любовь, жизнь в тени другого вампира и потеря собственной личности. Ничего было страшнее.  «С ничего всё начинается. Ничем всё заканчивается», – философски изрёк мужчина из Канаме, которого юноша видел с Саюри и Зеро. Тот самый дедушка.  «Я не хочу закончить, как ты», – ответил ему юный Куран.  Тогда перестань идти следом за мной. Иначе окажется там же, где сейчас я. Я следовал за Саюри и вот, чем это закончилось. Она как роза: с виду красивая и аромат такой сладкий, но стоит взять в руку, и станет больно. «Ты и сам знаешь, что твои слова лукавы. Саюри не просто роза. Она – цветок, что цветёт десять тысяч лет».  Из-за этого цветения земля не раз обагрялась кровью вампиров. Не даром Прародитель назвал её кровавой розой.    Письмо в поместье Куран пришло в чёрном конверте, словно похоронка. Сначала его прочитал Канаме, так как на конверте значилось его имя, затем Зеро, ведь написал его Глава Охотников, а затем Саюри, потому что предназначалось оно ей. Джинму писал очень кратко, без лишних приветствий он попросил Прародительницу посетить Гильдию как можно скорее. Мужчина так же упомянул про найденные рукописи о магии Чистокровных, и все трое решили, что в них-то и причина внезапной просьбы.  – Поезжай, если хочешь.  Любой другой мог бы подумать, что Канаме всё равно, или что он снисходительно разрешил делать своей женщине всё, что вздумается. Но Саюри знала этот тон, обычно он таил в себе капкан детских манипуляций, вроде: «Можешь уходить, если какие-то бумаги тебе дороже, чем я!» Она не повелась. На этот раз. Опыт уже научил её, что за первой ловушкой последует вторая, за ней ещё одна и так до бесконечности. Играть с Канаме по его правилам было слишком невыгодно, затратно и бесполезно. Легче всего отрезать с плеча, маленький волчонок будет дуться, но его легко приласкать позже.  Первый готов. – Я поеду одна.  Женщина взглянула на охотника, который принялся шнуровать сапоги. Кирию замер, потом медленно поднял голову, одна его бровь поднялась высоко на лоб.  – Не понял.  – Джинму требуется моя помощь. В твоём присутствии нет необходимости.  Максимально деловой стиль, чтобы этот тоже не свернул на дорожку личных чувств и обид.  – Я что, буду мешаться?   Зеро не поверил своим ушам. Обычно, если Саюри требовалась помощь, только на него можно было положиться. От Куран многого не дождёшься; эта Принцесса даже свои картины вешать не умеет – Зеро пришлось вместо него забивать гвозди в стены, потому что держать в руках молоток не царское дело. Сейрен вообще сомнительный помощник: её пришлось учить таким элементарным вещам, как сжигаемый и несжимаемый мусор. Всё хозяйство поместья Куран на нём одном и держалось, не будь Кирию Зеро здесь, оно бы давно превратилось в тот клоповник, каким было год назад.  Такого трудоголика, как Кирию, нельзя было оставлять без работы. Саюри, как опытный руководитель, быстро её нашла.  – Ты нужен мне здесь, – она ласково улыбнулась и погладила гладкую щёку Зеро, от него приятно пахло гелем для бритья. – Присмотришь за Канаме? – Не понял.  Его вторая бровь присоединилась к первой. Он одновременно ждал поцелуя, потому что Саюри, когда просит, всегда его мягко целует в губы, и объяснений. С какой стати он остаётся здесь, да ещё и с Куран наедине? Это что, какая-то шутка? – Это не смешно.  – Я не шучу. Я волнуюсь за него, в последнее время он ведёт себя довольно эксцентрично.  «Как истеричка», – мысленно поправил её мужчина.  – Другими словами, ты оставляешь меня одного с трудным ребёнком?  Она нежно поцеловала его в шею, где была метка. Запретная зона, игра не по правилам. После укуса Хио Шизуки это место стало очень чувствительным, особенно, когда клыки любимой женщины находились так близко к его коже. Зеро быстро сдался, он вообще не умел отказывать.  Второй готов.  Канаме оказался сзади, с головы до ног облепленный ревностью. Он крепко обнял Прародительницу, будто просил прощения за своё несносное поведение, а потом уткнулся носом в её макушку, не в силах просить, чтобы его поцеловали так же, как и Кирию.  – Будьте умницами, – Саюри улыбнулась, – не ссорьтесь. Я скоро вернусь, мальчики.  Внутри у неё было не спокойно. Чувство, будто она оставляет дома двоих малолетних детей без присмотра.    Из охотников на собрании присутствовали двое – сам Джинму и старый Ягари. Оба мужчины были напряжены, и она предложила им сначала выпить чай из её трав. Никто из них не хотел пить чай, но возражать Прародительнице не стали, предоставив ей время и все необходимое для проведения её первой чайной церемонии. Обычно этим занимаются дамы из Ночного Света, собирая подружек в саду, попивая красную жижу (конечно же, растворенные таблетки, никакой крови) и болтая о последних сплетнях.  Особенно этим увлекалась Сара-сама. Она собирала всех Аристократок в своём особняке и пускала слухи один за другим, а дамы слушали её, раскрыв рты и навострив уши. В конце она предлагала на десерт полакомиться невинной девушкой, конечно же, с её полного согласия. А затем каждая из них неловко смеялась над своей прожорливостью, вытирая окровавленный рот. Ещё был случай, когда на одном таком мероприятии вместо девушки съели одну из Аристократок – кажется, Саре-сама очень понравился её запах, и все с ней согласились. Приятного аппетита.  Когда Прародительница разлила чай, они втроём уселись вокруг журнального столика. Охотники не прикоснулись к своим чашкам, Прародительница чуть-чуть подула и сделала медленный осторожный глоток, чтобы не обжечься. Это было так иронично: она боялась обжечь язык, в то время как её сердце буквально плавилось в печи.  – Вы догадываетесь, почему я Вас позвал сюда? Почему здесь только мы?  Джинму смотрел прямо в её глаза, точнее, туда, где находилось, ведь половину её лица снова скрывал капюшон. Она почему-то почувствовала, что надеть его правильнее. Когда что-то покрывало её голову, она чувствовала себя увереннее, чувствовала себя снова полноценной всемогущей Чистокровной.  Саюри кивнула и подула ещё. – Мы в заднице, – озвучил суть Ягари, пытаясь скатать самокрутку крючковатыми пальцами.  – Антивампирский сплав теряет свои свойства. Ещё не все охотники начали догадываться об этом, но не далёк тот час, когда это уже узнают вампиры. И тогда наш так называемый мир полетит к чертям собачьим. – Я выстрелил в это собачье говно раз пять, не меньше. У моей малышки вот такие патроны, – Тога потряс самокруткой в воздухе и поджёг её с третьего раза. – А он продолжал двигаться. Жуткое зрелище, нужно сказать, у этой хреновины уже не было половины лица.  Он сплюнул куда-то под стол и закурил, не спрашивая разрешения. Саюри, впрочем, не возражала. Женщине остро захотелось взять оружие в руки, почувствовать резонанс, чтобы успокоить саму себя – ведь если будет отклик, значит, это всё ещё её часть, и она всё ещё подвластна хозяйке.  – Проблемы возникли не только со старым оружием, теперь кузнецы попросту не могут отлить из сплава новые гильзы и ружья – он начал крошиться во время охлаждения. У нас заканчиваются боеприпасы, а ведь огнестрельным оружием сейчас оснащено более семидесяти процентов Гильдии. Мы, как бы выразился наш бывший Глава, оказались в довольно щекотливой ситуации. И я думаю, не связано ли это с тем, что теперь Прародительница находится в мире во плоти?  Джинму задал вопрос прямо. Он не был похож на Канаме, изъясняющегося ребусами, или Зеро, скрывающего от неё неприятную правду, охотник видел в ней… угрозу? Или возможность? Он был одним из тех людей, кто мог настоятельно попросить её снова раствориться в кипящем горне во имя человечества. В нём не было ненужного сочувствия, только дело, ради которого он появился в этом мире.  Саюри он нравился.  – Если это так, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы металл вернул свои свойства.  Он кивнул, принимая её слова.  – Но сначала я хочу увидеть Кузницу.  В Кузнице было душно, жарко, одновременно мрачно и светло, это была маленькая тесная комната с чёрными от копоти каменными стенами. Единственным источником света тут был огонь, озаряющий лица охотников и женщины в капюшоне. Она стояла ближе всех к горну, и если бы её сердце было не в нём, а в её груди, оно бы сейчас замерло от страха.  Слишком часто бьётся. Это пульс человека, находящегося на грани между жизнью и смертью. За десять тысяч лет оно изжило себя? Или же её пробуждение стало катализатором для его распада?  В безмолвной тишине, Прародительница пыталась услышать ответ, который она даст Джинму и всей Гильдии Охотников. Что ей сделать? Броситься в огонь в надежде, что это поможет её ослабевшему сердцу? Или найти новую молодую кровь, что сможет стать топливом ещё на десять тысяч лет? Кем ей стоит пожертвовать на этот раз?  «Может, просто убить всех вампиров своими руками? Стать живым воплощением Кровавой Розы, жить вечно и уничтожать тех, кто оступится?» – спросила она себя, и сама удивилась жестокости, которая присуща оружию.  Решение пришло ей в голову внезапно, как вспышка света. Она без колебаний порезала свою ладонь и подняла её над горном, кровь крупными каплями упала в сплав, в нём что-то зашипело, забулькало, поднялся вверх пар, словно в сауне, и дышать стало в разы труднее. Женщина протянула вторую руку в сторону ладонью вверх, будто ожидала чего-то.  – Инструменты.  Ягари закашлялся толи от запаха толи от удивления.  Джинму сообразил не сразу, о каких инструментах идёт речь, но решил уточнить: – Вы будете создавать оружие самостоятельно? Саюри слегка обернулась, её глаза под капюшоном сверкнули алым цветом, от неё запахло Чистой Кровью, и от этого запаха у Охотников закружилась голова, а зубы почему-то зачесались. Аромат крови не был похож на вонючий металлический привкус, наоборот, он был очень сладким и разогревающим аппетит.  – В этом есть какая-то проблема?  Проблема. Как будто дать женщине ковать из своего сердце орудия для смерти её сородичей было само собой разумеющимся. Что она будет чувствовать, когда будет собственноручно бить по металлу молотом? Будет ли это отдаваться болью в её пустой груди? Более того, что она скажет Чистокровному Принцу – Канаме Куран, который ждёт её возвращения? Ягари прочистил горло и тоже уточнил, уже по делу: – А пули-то Вы знаете, как отливать? – Я быстро учусь.  Она слегка улыбнулась, а Тога неприлично выругался.  Было в этом что-то неправильное (всё от начала и до конца).  Но исправить это они уже были не в силах.  Прародительница положила начало Гильдии Охотников, и она должна понести ответственность за её сохранность.  «Простите, мальчики, кажется, я задержусь здесь больше, чем планировала».    Руки связаны над головой верёвкой из того самого сплава, от которого кожа жжётся, а сердце сначала замирает в испуге, а потом бьётся в два раза быстрее. Он голый по пояс, в комнате холодно, но тело горит, особенно горячо в паху. На нём сидит Саюри в своей длинной сорочке, но выглядит она при этом так сексуально, что сил смотреть уже нет.  Но закрыть глаза нельзя. Если закроешь, получишь наказание.  – Плохой мальчик, – она наклонилась к нему, её локоны защекотали его шею. – Что я говорила тебе, Канаме?  Её поцелуи посыпались ему на грудь. Дышать стало тяжелее, клыки начали чесаться, от цветочного запаха её волос кружилась голова. – Наша первая брачная ночь не может закончится, даже не начавшись. Это плохая примета, дорогой.  Саюри положила ладони на его горячие щёки и поцеловала. Их отвлёк будничный голос Зеро, который появился в их спальне слишком внезапно:  – Куран. Ты спишь, что ли? Канаме резко открыл глаза, пытаясь сообразить, где он находится. Сумрачная гостиная. Видимо, он уснул, когда читал какую-то книгу или смотрел на огонь в камине, который уже давно потух. На нём был плед – наверняка, Сейрен украла его, когда её господин уснул. А рядом с его уютным креслом почему-то стоял Кирию с двумя чашками. По запаху там было что-то шоколадное.   – Уже не сплю, – проворчал Куран и сам удивился, насколько хриплым был его голос.  Он прочистил горло, одновременно с этим стараясь прочистить голову от томных мыслей. Зеро любезно пихнул ему кружку с какао, подошёл к камину, поковырял угли кочергой, куда-то там поплевал, подкинул пару поленьев и вернул свет в эту обитель. В этот момент он был олицетворением Прометея.  Юноша сделал глоток, распробовав, выпил сразу пол кружки и почувствовал, как тепло начало согревать его изнутри. Он облизал губы и прикрыл глаза буквально на секунду, чтобы потом спросить: – Молоко безлактозное? – Чего?? – Молочный сахар накапливается в кишечнике и вызывает дисбаланс ЖКТ, лактоза является питательной основой для патогенных бактерий, а ещё отравляет организм. Молоко содержит в себе… – Куран, заткнись и пей. Больше Канаме пить не стал, но зато грел руки о тёплую чашку. Выглядел он совсем по-детски, и Зеро подумал, что отсутствие Саюри влияет на него хуже, чем полнолуние. Сердобольное сердце охотника неприятно сжималось, стоило бросить взгляд на Чистокровного. От этого его самого передёргивало.  Горячая чашка какао была первым и последним жестом поддержки с его стороны. Как странно, что сам Куран не думал об этом в моменте, только вспоминал об этой ночи гораздо позже, и не мог точно сказать, какие чувства вызывают эти воспоминания.  – Ты ублюдок, – откровенно сказал Зеро. – Твои выходки выводят меня из себя, ты постоянно манипулируешь другими и пытаешься казаться лучше, чем ты есть. Я не переношу таких, как ты, на дух. Но сейчас на тебя тошно смотреть. Ты выглядишь, как, твою мать, мой брат.  Канаме молча покосился на разговорчивого Зеро. Похоже, в его какао было не только молоко – вон, как глазки блестят.  – Спасибо за комплимент? – Это не комплимент. Ичиру тот ещё истеричный засранец. Он как никто другой любит внимание. Я просто подумал, что он вполне мог бы пытаться увести у меня любимую женщину. Он такой говнюк.  – Кирию, у тебя ностальгия? Заткнись и пей.  Зеро усмехнулся, услышав свои же слова от Куран. Слышать от Чистокровной Принцессы что-то подобное было так же забавно, как слышать грязные словечки от ребенка, который не понимает их смысл.  Он сделал глоток, и на языке осталось сладкое послевкусие от ликёра с шоколадом. Канаме, видимо, не оценил. Зелёный он ещё, чтобы распробовать весь вкус секретного ингредиента Кирию.  Какое-то время они молчали, думая о своём. Молчание было привычнее, чем слова, но на этот раз оно было неуютное, колючее, как свитер, от которого чешется все тело. У обоих чесались языки, чтобы что-то обсудить, что-то несомненно важное, но с чего начать?  Ответ нашёлся довольно быстро. Буквально через пять минут после тягостного безмолвия, Зеро задал вопрос, с которого начался их долгий ночной диалог.  – Как ты полюбил Саюри? Канаме повернул к нему голову, всмотрелся в глаза мужчины, стараясь определить, издевается ли он или его потянуло на глупые вопросы после пары лишних глотков. Выглядел охотник вполне серьезно, и от это казалось ещё более диким.  – Я любил её уже с тех пор, как узнал, что у меня будет сестра. Отчасти, по воле случая, отчасти по воле дяди, вместо сестры я получил Прародительницу. Как только увидел её, влюбился ещё сильнее, она была прекраснее мамы. А моя матушка была первой женщиной в ночном мире.  Зеро хотел ответить, возможно, поблагодарить за откровение, возможно, поделиться своими чувствами к Саюри, но юноша опередил его: – Можешь ничего не рассказывать. Я знаю, как это случилось у тебя. Я видел.  – И много ты видел? – сухо поинтересовался Кирию.  – Достаточно.  – Стоит ли мне знать, за чем ещё ты подглядывал?  Куран отвернулся, посмотрев на огонь, языки пламени осветили его лицо мягким красноватым оттенком. А, возможно, этот мелкий извращенец просто засмущался, когда взрослый застал его врасплох. Зеро подозрительно сузил глаза, всматриваясь в Чистокровного.  – Больше не смей приближаться к моей спальне. Я подарю тебе порножурнал. Наверняка, у вампиров таких нет, так что это станет, в некотором роде, открытием для тебя.  – Вообще-то есть, – невозмутимо ответил Канаме, запивая свои слова какао.  Зеро боролся со смешанными чувствами – отвращения и интереса. Какую мерзость мог выдумать вампир ради удовлетворения сексуальных желаний? Кровавый минет? Совместные оргии со Слугами? Кинк-вечеринки, на которых сначала жертву избивают до полусмерти, затем вылизывают, а после имеют?  Кирию покачал головой.  – Ты ещё слишком юн для таких журналов. Начнёшь с обычных. Позже я изучу этот вопрос подробнее.  – Их обычно Саюри читает.  – Нани?? Выражение лица Зеро было таким шокирующим, что Канаме не удержался и хрюкнул, а потом неловко затих. Они оба поняли, что выглядят сейчас слишком глупо. И обоим пришла мысль о том, как хорошо, что Саюри не видела этого. Это останется только между ними, будет их небольшим мужским секретом, как бы ужасно это не звучало. – Ты так пытался пошутить? – Ты правда поверил? – Я бы на твоём месте проверил.  Они снова обменялись долгими взглядами. Затем, не сговариваясь, встали со своих мест и направились в спальню женщины чуть ли не наперегонки. Никто из них не знал Прародительницу настолько хорошо, чтобы быть уверенным, что она не увлекается порнографией Ночного общества. Кто знает, какие были развлечения в её молодости. В тихом омуте, как говорится… В спальне Саюри нашёлся только один журнал. О садоводстве.  Но почему-то от этого никому из них легче не стало. Она что-то от них скрывала. Но что именно?   Им не хватало патронов. Это уже начал замечать не только он. Недовольство дефицитом и отговорками начальства не поднималось дальше обсуждений за обедом или во время перекура, но если неделю назад об этом возмущалась пара человек, то теперь об этом говорили все. Даже Кайто, которому, в общем-то, хватало одного магазина для задания, чувствовал, что дела у Гильдии начинают приобретать прокисший запашок дерьма.  Как истинный исполнитель, он не лез в дела руководства: если на завтрак выдавали слипшийся рис, он ел рис, если его будили в выходной и давали срочное задание, он шёл на задание, если теперь было ограничение на патроны для одной миссии, он справлялся и тем, что осталось в его пистолетах с прошлого вечера. Надо, значит надо. Когда один раз выбираешь между Надо и Хочу в пользу первого, дальше становится легче предавать собственные мечты о восьмичасовом сне. Чужие приказы заполняют всё пространство, не оставляя места для того, чтобы начать думать самому о жизни, о том, что хочешь, о себе.  Такамия Кайто был рождён охотником. А у Охотников не было иного предназначения, кроме охоты на вампиров. Ради своего дела, которое стало его жизнью, он был готов принести в жертву что угодно. Кого угодно. После жертвы Тайто было не так уж и страшно. Дыра от братоубийства за много лет приобрела родную форму, заполнять её не было смысла. Охотники рождаются и умирают. Почти все из них умирали не своей смертью. Когда-нибудь эта участь постигнет и Кайто. Если где-то болит, достаточно просто не трогать это место. Так ведь намного проще, чем копаться в старой ране, делать себе ещё больнее.  Сайори как-то на свидании сказала ему, что при первом взгляде кажется загадочным, но стоит узнать его ближе и эта таинственность испаряется. Потому что в Такимии нет начинки. Зеро, вот, был сложным, запутанным, тяжёлым, а Кайто пустым. Она была единственной, кто хотел его чем-то наполнить. А теперь она уже год лежит в могиле.  Лучше не латать дыры, иначе они могут стать ещё больше.  Тога ждал его у входа в Кузницу – железной дверью, за которой шла винтовая лестница глубоко вниз. Там, на дне, стоял горн и наковальня, на которой изготовили все оружие в Гильдии. Только самые опытные и искусные мастера могли ковать из особого сплава, у остальных он превращался в кашу или кривые загогулины с пятинами. Металл этот был очень капризным и самым дорогим. Если бы Гильдия Охотников занялась бы торговлей, то они стали бы неприлично богатыми.  – Дерьмового выглядишь, – сухо поздоровался сенсей, его синий глаз отсканировал у Кайто первые седые волосы, новые морщины и огромные синяки под глазами.  – Просто не выспался. Зачем мы здесь, учитель? Ягари покрутил самокрутку между пальцев, будто сам не знал ответа на этот вопрос. Он хотел помочь, но не был уверен, что может что-то сделать. Чувство беспомощности давило на него несколько дней, он мучился от этого, его буквально воротило от самого себя. Не в его принципах сбрасывать с себя ответственность на кого-то другого.  Над всей Гильдией нависла угроза. Нельзя надеяться, что одна женщина, пусть и Прародительница, сможет все решить. Это их общее дело. Как охотник он не мог сидеть в стороне. Но как старик, он понимал, что мало чем способен помочь в силу своего возраста, нужен был кто-то ещё, кому можно было доверять. Не Зеро, который сходит с ума по этой женщине. И не Кросс, который сам себе на уме. Из всех вариантов оставался только Кайто.  С эмпатией у пацана с детства было туго, и сейчас вряд ли бы его тронула грустная история их основательницы, но у него хорошо работает голова. Сам поймёт, что к чему.  – Спускайся вниз и посмотри.  Тога поднёс самокрутку к губам и глубоко затянулся.  – Один?  – Мои колени не выдержат, если я спущусь туда снова.  «И оставшийся глаз тоже».  Он потёр второй рукой повязку, толкнул дверь и проводил спускающегося Кайто взглядом.  Кайто был в Кузнице только один раз, его взял с собой Кирию Такео, который решил, что мальчику нужно подобрать оружие. Вместо его отца, Такео взял его за руку и повёл вниз по крутым ступенькам, показал горн, познакомил с мастером и спросил его, о каком оружии он мечтает. Парные пистолеты. Один для него, другой для Тайто.  Теперь они оба висели в его кобурах на груди.  Он опустился вниз и вышел в тесное помещение. За наковальней стояла женщина в капюшоне. Лица было не видно, но по одному запаху охотник сразу же догадался, кто она. Она держала над головой молот в кузнечных перчатках и опускала его вниз с оглушительным грохотом.  Здесь творилось что-то такое же абсурдное, как охотник-вампироненавистник, влюбившийся в Чистокровную.  Понятно, почему учитель не стал спускаться вместе с ним. От такого вида у него бы точно остановилось сердце. Тога всегда относился к женщинам более ласково, пусть и старался это отрицать всем своим видом. Такамия даже помнил те дни, когда его учитель мог краснеть перед видом своей невесты.  – А Зеро знает, что его возлюбленная предпочитает мазохизм?  – Он сам тот ещё мазохист.  Снова удар. Мужчина поморщился. Энергия этого места была такой же тяжелой, как на похоронах его брата, и такой же сильной, как аура Кирию Такео. Не было ничего удивительного, что Прародительница смогла обуздать сплав из собственной плоти и крови, но огромный молот в её миниатюрных руках смотрелся слишком вульгарно.  – Это не моё дело, но тебе действительно приносит это… – Удар! – удовольствие? – Не мешай мне, Кайто.  – Я и не собирался. Я здесь, чтобы помочь.  Удар! – Я справлюсь сама.  Она сплюнула кровь на лезвие. Её тело била дрожь, глаза налились кровью, из носа тоже текла кровь, вены на обеих её руках вздулись и кожа покраснела, будто от ожогов – последствия нескольких дней. Сколько она собралась так продержаться? Даже вечное тело Чистокровного вампира не сможет выдержать подобное саморазрушение.  Удар! – Я знаю, что тебе плевать на Зеро и его чувства. Ты не заботишься ни о себе, ни о тех, кому ты дорога. Тебя не волнует жизнь, всего лишь твой долг.  – Ты такой же, – холодно отрезала женщина.  Удар! – Кое в чём мы с тобой отличаемся, Саюри-сан. В отличие от тебя, Зеро мне важен. Я считаю его своим братом, и я не собираюсь закрывать глаза, когда женщина, на которой он помешался, решила себя убить.  – На кону стоит не моя жизнь, а всего человечества. Понимаешь? Удар! – Ты взяла ответственность за всё человечество, но отказываешься взять ответственность за его чувства к тебе? Это просто смешно.  – Замолчи. Я не собираюсь слушать детский лепет. Ты пришёл помогать мне или действовать на нервы? – Я уже помогаю.  Саюри моргнула и только осознала, что все это время Кайто держал её за плечи. За агонией она не чувствовала усталости и перестала понимать, когда её ноги ослабли. Рука, в которой она держала молот, разжалась против её воли и повисла плетью. В глазах разом потемнело, словно она умерла во второй раз.  И снова от своей руки.