Найди меня, если сможешь

POV Тайлер Кто я на самом деле? Грустная пешка или все-таки властный король? А, может, я вовсе… шахматная доска, состоящая преимущественно из черных квадратов, изредка разбавленных белыми?.. Кажется, игра, проводимая на такой доске, не имеет смысла, — она не честна. Кто-то обязательно выиграет, а кто-то обязательно проиграет. Но что делать, если ты даже не игрок, а средство для действия? Мои мысли уже давно собрались в какой-то странный клубок непонятных слов и чувств. Он постоянно то увеличивается, то уменьшается в масштабах, то исчезает, то вновь появляется на горизонте. Я ощущаю его давление: от него становится тяжело дышать. Грудную клетку словно истязали иглами и оставили воткнутыми в ребра, — мне кажется, что еще чуть-чуть и я задохнусь в собственных мыслях словно в океане. Перед глазами плывет — все серое и мутное, но непреодолимо манящее. Мои руки находятся в невесомости — я чувствую, как сквозь кожу проходят малейшие частицы и оставляют во мне свои чары. Я брежу. Я понимаю это. Но чувство легкости и, между тем, желание освободиться от оков темноты и влажности воздуха заставляют меня держать глаза открытыми. Нельзя спать. Спать нельзя. — Нельзя! — прокричал что есть мочи я сквозь тишину. «Нельзяяя… Нельзяя… Нельз… Не… Я…» — отозвалось эхом по ушам. Я абсолютно один. И это одиночество мне противно. Я хочу смотреть в глаза противнику, хочу вновь взглянуть в его пустые серые глаза и увидеть целое ничего. Он пустой. Пустышка. Игрушка. Ненормальный. Ублюдок. Или же я такой?.. Я думал об этом еще какое-то время, пока за стенкой не послышались шаги. Должно быть, помещение, в котором я нахожусь, не так далеко от дороги, потому что последний час часто было слышно шум от проезжающих мимо автомобилей. Что должна делать жертва в таких случаях? Кричать, звать на помощь, авось кто придет и вытащит ее из заточения?.. Я же прислушался к шебуршаниям и понял, что за стеной по крайней мере два человека, — их речь постепенно перешла с шепота в отчетливо распознаваемый говор. Мужчина и женщина; они о чем-то оживленно беседовали, смеялись так, что их хохот отдавался в ушах басом. Непринужденный разговор и лишь положительные эмоции от этих двух людей словно сочились сквозь стену волной феромонов и заставляли меня чувствовать себя неуютно, не в своей тарелке. Невольно начинаешь перебирать в памяти моменты, когда и ты мог также легко и свободно смеяться, улыбаться до боли в щеках и просто быть собой, не стесняясь и не пряча истинного себя. Я закрыл глаза и даже не понял, в какой момент слезы начали литься из глаз. Начало Flashback — Ты должен определиться, Тай, — парировал желтоволосый парень, наигранно скрестив руки на груди. — Мне надоело ждать. — Это сложно! — прикусив губу, пробубнил я. — Не все так легко в этой жизни. — Ты выбираешь между ванильным и фисташковым мороженым уже минут десять, — цокнул Джош. — Я люблю их оба, — прокомментировал я, — не могу выбрать. — Доверяешь мне или нет? — неожиданно серьезно спросил он так, что я попятился назад и неуверенно на него взглянул. — Ну? — Да, — робко ответил я. — Да, доверяю. Или нет, не доверяю? — закатив глаза, переспросил он на грани взрыва. Наверное, совесть и остатки самообладания не позволили Джошу тогда ударить меня, потому что я в такой ситуации с радостью бы этим воспользовался. — Да, доверяю, — выдохнув, произнес я. Джош же победно ухмыльнулся и, буквально оттолкнув меня от кассы, сказал: — Жди меня снаружи. Я последовал его просьбе, а точнее приказу и вышел из помещения. Секундная нехватка назойливой песни, что играла в кафе, заставила меня оглянуться по сторонам: так же тихо и безлюдно, как и некоторое время назад, когда мы только пришли сюда. А что я хотел? Второй час ночи — кроме меня, кажется, на улице сейчас только ветер и скрежет ветвей деревьев. — О чем задумался? — голос Джоша вывел меня из размышлений. Я моментально обернулся через плечо: парень держал в руках набитый до отвала бумажный пакет. — Ни о чем, — я покосил взгляд в сторону. — Ты быстро. — Я же не ты, мистер тормоз, — снова ухмыльнувшись, аргументировал тот. — Пойдём, пока мороженое не растаяло. Я согласился и пошёл по пятам Джоша. Обойдя здание кафе сзади, мы вышли на небольшую аллею, а вскоре уже показался вход в парк. Казалось, порывы ветра заметно смягчились, только лишь заприметив нас. Мы шли в абсолютной тишине, — одна лишь сухая листва приятно шуршала под ногами. — Все еще думаю, что мороженое в октябре не очень хорошая идея, — заметил Джош и присел на скамью. — Но отказываться от него я не собираюсь, поэтому тебе фисташковое, а мне ванильное, — протянув мне рожок мороженого, он поежился на месте, видимо, замерз. Присев рядом, я понял, что лучше бы постоял — скамья была жутко холодная. Не придав этому никакого значения, я принялся лакомиться десертом. — Не так быстро, Тай! — засмеялся Джош. — Не хочу потом лечить тебя от простуды. — Все в порядке, — успокоил его я. — Ты глупый, — заметил тот и, обхватив мою шею руками, притянул меня к себе. Мои восклики а-ля «погоди, у меня мороженое!» не помогли, поэтому в следующий момент Дан благополучно расположил меня на своих коленях, при этом улыбаясь ярким солнышком. — Это ты глупый, — наигранно громко вздохнув, произнёс я и, ошарашенный, скрестил руки на груди. — Отпусти. — У тебя костлявая задница, — игнорируя мою просьбу, заметил тот и вновь поежился на месте. — Это у тебя костлявые ноги, — отрицал я. — Да и вообще: раньше претензий по поводу моей задницы еще никто не выставлял. — Значит я буду первым, — довольно улыбаясь, парировал тот. — Значит я не поделюсь с тобой своим мороженым, как хотел ранее, — вступая на путь войны, я навалился всем телом на свое «сидение», от чего услышал недовольный стон Джоша в шею. — Может даже, немного поиздеваюсь над тобой. — Еще одно движение, Тай, я укушу тебя, — прошипел тот подо мной, обжигая своим теплым дыханием мою шею, создавая целый стадион мурашек, пробегающих по телу. — Дерзай, — на полном серьезе заявил я и лизнул мороженое. — Но ни мороженое, ни меня ты все равно не получишь. Джош лишь уткнулся мне спину и начал хныкать, — я почувствовал непроизвольные движения тела подо мной, поэтому не сдержался и начал хихикать. Наконец тот сказал: — Беру свои слова назад?.. Я промолчал, чтобы довести его до белого каления своим игнорированием, как делал это частенько. — У вас, мистер, очень приятная на ощупь задница, — продолжал Дан, в то время как я беззаботно поедал свое мороженое, чем еще больше злил его. — Серьезно! Сколько еще можно унижаться перед тобой? — вконец одурев, Джош попытался снять меня с себя, но я не позволил — обернулся и обхватил его шею руками, обнимая. — Ты ведешь себя как ребенок. — Я знаю, — губами прикасаясь к его щеке, прошептал я как можно более тихо. Теперь мурашки бегали уже по его телу. — Но ты не лучше. — Мы оба ненормальные, — контрастно перейдя к шепоту, согласился он. — Но ты прекрасен. — Замолчи и дай мне тебя поцеловать, — наконец поставив точку в бесполезном споре, сказал как отрезал я. Не успел я договорить, как Джош взял инициативу на себя (как и всегда, собственно) и накрыл своими обветренными губами мои, заставив меня замолчать. Мороженое из моих рук полетело на землю, когда язык Джоша начал хозяйничать в моем рту, а я интуитивно начал отвечать на поцелуй, такой нежный и непринужденный, но настойчивый и чувственный. Я был, кажется, на седьмом небе от счастья. Ночь, проведенная с Джошем, наша прогулка и так и не съеденное мною фисташковое мороженое сделали в тот октябрьский день из уставшего от жизни пессимиста по крайней мере не такого отчаявшегося человека. Финишная прямая: мысли перестали летать в моем уставшем сознании, а запас слез давно себя исчерпал. Становилось холодно. Не только физически, но и морально. Я абсолютно осознанно искал такого рода приключение на свой зад, зная, что обязательно отомщу Клоду за все, что он сотворил, за то, каким ненормальным психом он себя сделал, за то, как он относился к Джошу, за всех тех невинных людей, которых он убил. Я должен продержаться — должен нести эти ношу на себе, потому что если не я, то кто? — Тааайлер, — протянул писклявый голос мне в ухо. Я моментально вышел из дремы и нехотя разлепил глаза. Было сложно сфокусировать зрение на чем-то конкретном, поэтому я щурился даже от единственной лампочки, что тускло освещала помещение. — Наверное, заждался меня? — прошептал Клод с ехидной усмешкой, а затем добавил уже более основательным тоном: — Я тоже скучал, будь уверен. Дрожь — что-то среднее между мурашками и нервозностью — прошла волной по моему телу и яростно ударила в голову: если бы я стоял на ногах, то, безусловно, пошатнулся бы. — Кое-кто пытается меня обмануть, — присев рядом, сказал тот и по-хозяйски уложил свою теплую ладонь на мое колено, — мне это не нравится. Я было хотел сказать, что думаю на этот счет, но не стал — чтобы конструктивно осуждать человека, которого ты ненавидишь всей душой, необходимо знать и его точку зрения. — Знаешь, скрываться от меня нет смысла, — сжав мое колено, Клод смотрел куда-то в потолок, словно оценивал ситуацию, — я ведь не глупый ребенок, — вогрузив на лицо улыбку, которая вызывала у меня лишь отвращение, он, легко схватив меня за скулы, притянул мое лицо вплотную к своему и произнес: — если не он, так будешь ты. Так и не поняв, в каком ключе двигались его мысли и рассуждения, я получил первый удар по моей совести: противный и нахальный язык Клода проник в мой рот — я не был в силах сопротивляться. Жадно прикусив мою губу, парень ухмыльнулся, не разрывая поцелуя. В следующий момент волна отвращения подскочила к моему горлу и я еле сдерживался, чтобы рвотный рефлекс не победил меня, иначе второй удар со стороны Клода был бы уже материального характера. — Одна кожа да кости, — заметил тот, когда поднял над собой мои руки, связанные морским узлом. — Наверное, твоя кожа нежнее, чем у Джоша, — озвучив мысли вслух, тот принялся проверять свое умозаключение на практике: Опалив жарким дыханием мою шею, он прошелся языком по ключице, поднялся выше и остановился на подбородке: прикусив и смачно сжав в зубах кожу, словно пробуя ее вкусовые качества, Клод выдавил из себя нелепый стон. Даже закрыв глаза, я ощущал себя беспомощным. Чужие, неприятные мне руки хозяйничали и бесполезно блуждали по моему телу, а я пытался представлять, что это лишь галлюцинации. Но не получалось. В тот момент, когда меня прислонили лицом к холодной кирпичной стене, я решил, что ради Джоша я должен выдержать все то, что этот ненормальный собрался сделать. — Ты даже не сопротивляешься, — прошептал Клод, когда стянул с меня единственную вещь, что укрывала меня. — Это безумно раздражает. Непонятные сомнения, смешанные с глубочайшей ненавистью заставили меня ответить: — А меня раздражаешь ты. — Ты еще и дерзить умеешь, — в порыве безумного хохота тот отстранился и буквально прокричал, — а я думал, что ты язык прикусил. — Жду, когда твой язык отвянет, — пробубнил я, когда почувствовал, как противная и несоразмерно большая рука Клода проскользнула по моему бедру и остановилась у входа. — Хочу услышать, как ты стонешь, — игнорируя мои слова, заглянув мне прямо к глаза, произнес тот и с ехидной ухмылкой вставил в меня палец. — Знаешь, мне нравится наблюдать за тем, как вещь, принадлежащая кому-то другому, извивается в моих руках. «Я не вещь,» — отрицал я в своих мыслях, но в глубине души согласился со словами Клода. — Тебе бы были к лицу светлые волосы, — сказал тот, когда с рывком вынул из меня палец. — Как тому блондину, которого я убил. «Маньяк,» — пронеслось в сознании, которое было затуманено мыслями о неизбежном предательстве и непосильном и сокрушительном поражении. Когда Клод, силой прижав меня к стене, яростно вошел в меня, цепная реакция дошла и до мозгов: я начал постепенно осознавать, что, возможно, мой план потерпел поражение и ничего, кроме потерянного самообладания и в конец сломанной психики я не получу. Слезы, которые, казалось, уже закончились в моем организме, вытекали и скапливались в уголках глаз. Ни с чем неподдельное чувство фальшивости и отчуждения заставило меня сопротивляться, но связанные руки никак не могли способствовать успешному выполнению этого. Единственное, что я, так или иначе, смог сделать, — издал болезненный стон. Ощущение сломанных ребер в месте, где Клод жадно вцепился в них, и разорванного ануса, кажется, сделали из меня марионетку: через несколько очередных толчков я перестал чувствовать свое тело вовсе. Мне стало абсолютно безразлично, что со мной происходит.