Ледяница

Маша ненавидела Ледяницу. Ненавидела её тонкий стан, длинные белоснежные волосы, бледную до синевы кожу, прозрачные, словно бы выточенные изо льда глаза. Ненавидела чёрные подводку и тушь, что подчёркивали бесцветные очи, делая их больше, ненавидела выкрашенные в тёмный по последней моде брови, придающие лицу большую выразительность. Ненавидела помаду глубокого чёрного цвета, очерчивающую чуть капризный изгиб губ. Ненавидела её голос, звучащий хрустом ледяной корки и смех, на удивление напоминающий перезвон зимних бубенцов. Она ненавидела её огромную силу, обширные знания и нестандартный взгляд на вещи. Ненавидела за наблюдательность, любовь высказывать своё ценнейшее мнение и умение убедить в нём. А больше всего ненавидела за то, что ею – такой интересной и необычной – не на шутку заинтересовался Никита. Они говорили подолгу – о тьме, смысле жизни и бесконечном знании, и Маша чувствовала, что теряет любимого, что очаровала его эта… Ледяница. И верно, другого слова-то и не подберёшь. Один звук этого имени внушал ей отвращение! - Ведь Ледяница не твоё настоящее имя? – спросила она как-то у снежной девы. - Так назвал меня тот, кто дал мне силу и научил ею управлять, - последовал ответ. – Это имя такое же настоящее, как и твоё. Они познакомились не так давно, в Нью-Йорке, куда счастливое семейство Маши вместе с Никитой и другими ребятами из команды отправились праздновать спасение мира. Она сидела над Шаром Времени, на самом шпиле номера один по Таймс-Сквер, одинокая белоснежная фигурка над тёмным людским морем. Её ни капли не удивили нежданные гости. Уже тогда она показалась странной, чужой. Смеясь, рассказала о том, что два года назад на этом самом месте был проведён небольшой тест на человечность, который людям пройти не удалось. Узнав о том, что Карачун побеждён, и небо никогда не будет разрезано, лишь пожала плечами, сообщив, что это логично, так как апокалипсис формально настал два года назад, сейчас же ведётся отладка и перезапись прошлого будущего*. Бред несусветный! А затем… затем она посмотрела на Никиту пронзительно, сказав, что тьма в нём прекрасна и что не нужно её подавлять. Может быть, этой самой фразой она его и покорила? Тем, что в отличие от неё, Маши, и всех собратьев по Корпорации не пыталась вернуть его к свету, заставив вновь меняться? Но так оно было или нет, возможно, именно этим она заинтриговала и потому получила приглашение в Москву. В Москве она с интересом осмотрела Корпорацию, вежливо пообщалась с Морозом и Доброхотом… и попросила ребят ввести её в курс дела. И вот тут началось. - Вы всё это серьёзно? – изумлялась она. – То есть, вы действительно умеете только стрелять из сфер и летать на совах? Делите магию на виды и боитесь тёмной? Ну, хорошо, а что вам рассказывали об истоках магии? Выслушав ответ на последний вопрос, Ледяница честно попыталась не таращить глаза и вернуть на место отвисшую челюсть как можно незаметнее. - Нет, ну, это в некотором роде логично…, - пробормотала она после довольно гнетущей паузы. – Сколько вас в корпорации? Около тысячи? Конечно, Дед Мороз с вами не справится, если каждый будет полноценным образованным магом. Ему-то нужна армия, а не сильные одиночки. - Хочешь сказать, Мороз специально утаивает информацию, чтобы нами управлять? – возмутился Макс. – Нет, он на такую подлость бы не пошёл. - Сколько десятков лет ты его знаешь? – лениво поинтересовалась Ледяница, не сменив позы. - Ну, я… я тут только третий год, но…. - Третий год, - покивала девушка. – Три года – тоже опыт. И что, никогда не было стрельбы по команде, каких-то подбадривающих речёвок, от которых чувствуешь себя такой прямо частью коллектива, таким крутым…. И никаких правил типа: «Прикрывайте товарища, не покидайте строй, никакой самодеятельности»? Или там: «Помните, что внезапная импровизация может стоить жизни вам и вашим товарищам»? Ребята озадаченно переглядывались. Такое явно было системой. - «Спасать надо того, кто рядом», - прошептал Никита, и все обернулись к нему. – Я на ёлке Машу спас от химер, когда она ещё ничего не знала, так у меня за это сферу отобрали и в уборщики отрядили, помните? Ребята не нашлись с ответом. - Это нормально, - пожала плечами Ледяница. – У Мороза уже есть один ученик – Доброхот. Ему явно достаточно. В жизни не поверю, что тот ему никаких проблем не доставлял. Всё-таки, сколотить такую Корпорацию и не развалить её, при этом не будучи интриганом высшего класса и не имея привычки держать всё под контролем… Даже один ученик с собственным мнением, опирающимся на реальные знания – уже действительно удар по выдержке. Делать же такими всех вас… Ваше тайное общество не протянет и недели. - Доставлял, - проговорил Никита мрачно, сверля глазами противоположную стену помещения. – Он доставлял ему проблемы. По крайней мере, со мной. - Никит, ты что такое говоришь? – Маше было неуютно от того, каким суровым стал любимый, и от того, что он согласился с этой ледяной ведьмой. - Вы не знаете, а вот я слышал. Мороз не хотел, чтобы я стал тёмным, не хотел отнимать у меня магию, надеясь, что свет во мне победит тьму. А Доброхот по-своему сделал, и вы помните, к чему это привело. Маги Корпорации со значением переглянулись. То, как Никита едва не разрезал небо, помнили все. - Я не помню, - беззаботная улыбка Ледянице не шла, сразу превращая её в какую-то неискреннюю… действительно ведьму. – Просветите, как это получилось. - Карачуну доверился, так и получилось, - Никита ненавидел в этом признаваться, а потому говорил жёстко и желчно. – Доброхот меня отчитал за спасение чужой жизни, а тут он подходит и такой: «Найди чёрную сферу, силу получишь, перестанешь быть на заднем плане, будешь сам командовать, никто в тебе сомневаться больше не будет…», а сам потом эту сферу и отобрал. И началось: «Никита предатель, он весь мир погубит…». - Когда началось?! – синхронно возмутилась команда. - А, вы же не знаете, - махнул рукой парень. – Доброхот и начал в уши Морозу дуть, что меня нужно магии лишить и изолировать от общества. Я же этот… раму… ну, вы поняли. - Рамунос? – поинтересовалась Ледяница с улыбкой. – Ведь это слово вдохнуло в тебя тьму? - Как ты… ты можешь его произносить? - Все могут его произносить. Не всем хватает знаний и внутренней силы, чтобы подчинить энергию слова себе, вместо того, чтобы самому стать рабом. Волшебники смотрели на беловолосую девушку, как на мятежника, бунтаря, чей подвиг и хотели бы повторить, да опасались. - Сейчас я раскрою вам «величайшую» тайну. Вам говорили, что древним языком нужно пользоваться с осторожностью, изучать только некоторые слова, потому что не всё, что написано, можно произнести вслух, так? – дождавшись неуверенных кивков она продолжила. – На самом деле, язык Древних – гораздо больше, чем просто слова и понятия, это прямое воздействие на силы, управляющие мирозданием. Именно поэтому требуются годы тренировок, чтобы уметь говорить на нём без последствий, контролировать импульсы энергии, порождаемые каждым словом. Неопытный маг сказал «предатель» - и стал им сам. Прочёл древнее пророчество – и привёл его в действие, выстроив цепочку из тысячи случайностей, ставших неотвратимым роком для всего мира. Теперь вы понимаете, почему я в таком ужасе от уровня вашего образования? Все молчали. Возразить им было нечего. - А Карачун тебе не солгал, - сказала она вдруг. – Ты действительно стал сильнее, и сумел обуздать порождённую словом тьму. Ты больше не безликий волшебник из Ёлочной стражи, ты – один из магов, спасших мир. Ты участвовал в опасных операциях и нередко брал командование на себя. После того, что ты совершил, тебя уважает вся Корпорация, и никто уже не смеет сомневаться в тебе, - оглядев обалдевшие лица, Ледяница рассмеялась. – Ну, и где он? Я просто жажду увидеть самого честного из ледяных магов. Никита был задумчив всю дорогу до зала, где находилась теперь ледяная статуя Карачуна, а Маша не сводила подозрительного ненавидящего взгляда с ледяной ведьмы. В один момент их взгляды встретились, и Ледяница… подмигнула ей. Она знает? Видит откровенную ненависть и… наслаждается ею? Да, дорого бы Маша отдала, чтобы эту… натуральную блондинку замуровали в лёд как Карачуна. А лучше – в одну глыбу с Карачуном, и пусть они там друг друга сгрызут. Нет! Неужели она думает о таком? Неужели она становится тёмной? Нет, она не должна! - Успокойся и разреши себе быть собой, - советует Ледяница, уже входя в зал, и столбенеет. Маша видит, как приковала её взгляд ледяная глыба с пленённым тёмным магом. Словно бы притянутая магнитом, девушка направляется прямо туда и… это вообще возможно? Ребята заняты наблюдением за гостьей, и не обращают внимания на то, как блеснули глаза пленённого чародея. Маша в ужасе зажимает рот руками: Карачун не погружен в анабиоз, он жив и в сознании. Стоит здесь уже несколько недель, чувствуя каждую секунду своего плена, не в силах даже моргнуть, даже вращать глазами. Такого и врагу не пожелаешь. Приходится спешно напоминать себе, что этот «страдалец» едва не уничтожил весь мир и вполне заслужил своё наказание. - Не дотрагивайся! – кричит Лина, и Ледяница одёргивает руку, пальцы которой уже почти прикоснулись к ледяной корке. - Вы выставляете его как экспонат в музее? – ехидно интересуется не в меру любопытная гостья. – Или думаете, что моё прикосновение его освободит? Маше кажется, что в глазах Карачуна начинают плясать смешинки. Но ведь это не может быть правдой, верно? - Его ничто не освободит, - подбоченивается Илья. – Шестеро братьев наложили заклятье, а потом Мороз ещё что-то от себя добавил, не удивлюсь, что-то такое, что, во-первых, задаст невыполнимые условия освобождения, а во-вторых, убьёт энтузиаста. - И что тогда было так беспокоиться? – изгибает бровь Ледяница, касаясь, наконец, прозрачной «брони». Маша чуть глаза не трёт. Либо у неё вдруг проявилась какая-то особая сверхчувствительность, либо, как бы выразились её одноклассники, «снова накрывает шиза», но во внезапно робком прикосновении бледной руки ко льду, в чёрных глазах Карачуна, во всей позе девушки – такая интимность, что становится даже как-то неловко смотреть так пристально. - На случай, если этот лёд проводит звук – потому что Мороз вполне способен на пытку этого несчастного постоянным озвучиванием скудоумия местных адептов, – она начинает явно длинную речь с такой убийственной интонацией, что момент оказывается напрочь разрушен. – Привет, - она машет застывшему магу. – Я – Ледяница, и я твоя фанатка. Мне тут рассказали, что ты пытался насаждать просвещение, дарил юным магам возможность проявить себя на общественно-полезном поприще, фактически сколотил дружную команду, способную спасти мир, косвенно причастен к освобождению легендарной Чёрной сферы и лично – к освобождению Лунного Меча, а ещё у тебя была крайне неплохая попытка заставить некоторых осознать необходимость критического мышления. Ну, и стоит заметить, что под твоим чутким руководством присутствующие здесь товарищи сумели раскрыть новые грани собственных знаний и внутреннего мира. Челюсти отпадают у всех, находящихся в зале. И дело вовсе не в лихо завёрнутых фразах, не в заявлении о фанатизме – понятно, что это сарказм… почти. Маги осознают, что слова Ледяницы – полная и абсолютная правда. - И я даже промолчу о том, что в месте, где всё держится на секретах и манипулировании, плохого человека замораживать уж точно не станут, - добивает присутствующих девушка. – Так что не переживай. Я продолжу твоё дело. Да успокойтесь вы! Не буду я небо резать, чего сразу за сферы хвататься? Я продолжу нести свет просвещения в ваши заблудшие души. А то вон – товарищ старался, а его заморозили. Духа зимы – представляете, как обидно? Глаза Карачуна сияют смехом так, что Маша понимает: не будь он скован льдом, уже катался бы от хохота по покрытому изморозью полу. - Так что не переживай, всё будет расчудесно. Смотри только не усни там, в конце курса просвещения, я экзамен тут проводить буду, чтобы ты убедился, что не зря страдаешь во имя снисхождения сияния истинных знаний на их пока ещё дубовые головы. Не успели ребята возмутиться, как она засмеялась так… звонко и совсем не обидно. И обратилась уже к ним. - А на самом деле, скорее всего, он меня не слышит и думает, что за полубезумная девка тут руками размахивает. Они не смогли не рассмеяться. Но уже выходя из зала, Маша обернулась – и осознала, что не все разделили их маленькое спонтанное веселье: если её разум не сыграл с ней злую шутку, в глазах Карачуна она разглядела глубокую тревогу.