Нежданное путешествие

Всю следующую неделю Бильбо прожил в одном ритме с солдатами. Подъем в пять утра вошел в привычку; торопливый, скорый завтрак, занятия, на которых главное – не уснуть; обед, потом – два часа полуобморочного сонного забытья в казарме, когда еле-еле хватает сил дойти до койки, а не свалиться прямо у порога; потом снова занятия, вечером ужин и культурная программа, потом – шумная компания в комнате отдыха. Несколько раз Бильбо уходил в наряды к бойцам, меняя информацию на помощь. Конечно, поначалу те, с кем он общался меньше, сторонились и нервничали, но как только журналист наравне с ними брался за тряпку или поварешку, оттаивали и легко шли на контакт. А Кфир, Фри, Беня и Борух и вовсе едва ли не за шиворот тащили его с собой на работу. Подполковник делал вид, что не замечает такого слияния своих парней с приблудным не-пойми-кем, и не препятствовал погружению Бильбо в солдатскую жизнь. Единственным местом, где журналисту было запрещено появляться наотрез, оставался арсенал. *** – Я в ЦАХАЛ зачем пошел? Чтобы крав мага научиться, да оружие запомнить. – Прости, чему научиться? – Бильбо вынырнул из-за бронеавтомобиля, вокруг которого он второй час плясал с тряпкой и щеткой. Даниэль, размешивавший краску (Бэггинс уже знал, что она не бликует на солнце и даже не особо мешает солнечным батареям, вмонтированным в крышу), на секунду отвлекся от своего занятия. – Крав мага, техника... э-э-э... драки. У нас совсем скоро тренировки начнутся, приходите. – Меня подполковник убьет, – усмехнулся Бильбо, вновь склоняясь над капотом и протирая его от пыли. – Не убью, всего лишь покалечу. Журналист обреченно поднял голову и встретился взглядом с Элимэлехом, стоявшим в дверях. Даниэль торопливо вытянулся перед командиром, но тот небрежным щелчком пальцев отпустил солдата. А потом, глядя в упор на Бильбо, трижды приложил пальцы одной руки к ладони другой. «Обозначил, так сказать, аплодисменты, – с каким-то отчаянием подумал журналист. – Никогда он не будет считать меня человеком, ни за что...» После обеда, вопреки стандартному распорядку, Кфир не рухнул в казарме спать, а повел Бильбо с собой к проходной. Конечно, на территорию базы никого чужого бы не пустили, но забрать посылку разрешали всегда. После краткого досмотра охраной Кфир получил внушительных размеров коробку, перевязанную нарядной ленточкой. Судя по всему, коробка была легкая, но очень ценная, потому как паренек нес ее, едва ли не затаив дыхание. Особый контраст составляла тонюсенькая розовая ленточка на фоне затянутых в черную кожу ладоней калаим. – Что это? – спросил Бильбо, подстраивая шаг под Кфира. Журналисту доверили тащить объемный, но тоже на удивление легкий пакет. – Это пирожное, – с плохо скрытым восторгом ответил парень. – Пирожное? Таких размеров? Может, торт? – Да, торт, – согласился молодой снайпер. – Дядя сегодня день рождения, вот. «Ну, приехали, – мелькнула короткая мысль у Бильбо. – Они еще и праздники тут отмечать будут…» Почему-то вдруг стало до ужаса, до чертиков обидно. Он почувствовал, что аж сводит зубы от мучительного желания попробовать торт, хотя к сладкому он всегда был равнодушен, и дрожат руки от пронзившего вдруг одиночества. Ага, два отделения базы, в общей сложности сорок человек, плюс десяток офицеров, а ему, видите ли, одиноко! «Соберись, тряпка, ты на работе, хватит ныть. Легкой жизни никто не обещал». – Биль, ты же имеешь фотокамера? – Кфир постоянно коверкал его имя, и потому журналист разрешил ему использовать забавное сокращение. – Ну да, а что? – Сделай фото вечер, а? На память! Дядя не будет против, в день рождения можно дурачиться. – Дядя что, сам будет дурачиться? – с усмешкой поинтересовался Бэггинс. – Нет, – терпеливо, точно маленькому, разъяснил Кфир. – Мы будем дурачиться вокруг дядя. Контрабандный торт был запрятан в холодильник в кухне, согласие Бильбо на фотосъемку получено, и паренек со спокойным сердцем завалился спать в казарме. Журналисту, однако, не спалось. Забившись в кресло в комнате отдыха, он занялся делом неприятным, но важным: самоанализом. После получаса невнятицы, перемешанных «Что я ему сделал?!» и «Когда же это кончится!», Бильбо заставил себя поверить в грустную правду: Элимэлех, несмотря на свои слова об уважении, никогда в жизни не признает его равным и даже просто не запишет в разряд людей. И таракан способен на смелость, а в понимании подполковника Бэггинс и был тем самым тараканом, с одиночно промелькнувшим приступом отваги. На этом самокопание лучше завершить, поставить жирную точку и перелистнуть страницу. *** Вечером Фри привел Бильбо в комнату отдыха, перед этим внимательно проверив, не забыл ли он фотоаппарат. В комнате творилось что-то странное: Натан и Беня, споря взахлеб, расставляли на небольшом столике стеклянные бутылки из-под лимонада и крышки от кастрюль, утащенные из кухни. Бильбо заметил, что бутылки пустые, но спрашивать ни о чем не решился. Через пять минут все разъяснилось очень просто. Натан сбегал в казарму, принес небольшой чехол и извлек оттуда отполированную, тщательно ухоженную скрипку. Беня, вооружившись настоящими барабанными палочками, встал к импровизированной ударной установке. – Штайм, ачат! – скомандовал Кфир. Он едва сдерживал смех, и это было хорошо заметно. Натан провел смычком по струнам раз, другой, чуть сдвинул ее, покрепче прижал к подбородку... И вдруг, окончательно «вспомнив» инструмент, заиграл в полную силу, быстро и задиристо. Под него постепенно начал подстраиваться Беня, выстукивая одному ему ведомым способом нужный ритм. Бильбо ожидал неслаженной и грубой какофонии, но ничего подобного не произошло: музыка была хоть и необычной, но вполне мелодичной и даже задорной. Остальные девять человек, вскочив, начали притоптывать в ритм, прихлопывать руками и вообще всячески поддерживать артистов. – Ты где этому научился? – спросил Бильбо у раскрасневшегося от удовольствия Бени. – На П'гивозе, хде же еще такому научат? – искренне удивился тот. Все, кроме музыкантов, высыпали в коридор, прихватив с собой Бильбо и требуя от журналиста оты-скать лучший ракурс для съемки. С его точки зрения, лучший ракурс был у противоположной стены: как раз не бликовал бьющий в окно прожектор, да и руку можно было пристроить на подоконник, чтобы не дрожала камера. Кто-то услышал шаги подполковника на лестнице и шикнул на остальных. «Дурачащаяся» команда под предводительством Кфира выстроилась у стены, ожидая сигнала. Элимэлех появился в начале коридора и замер, явно удивленный необычным построением. Потом, внимательно вглядываясь в лица своих бойцов, прошелся туда-обратно перед шеренгой, заложив руки за спину и прикидывая, какой диверсии ожидать. – Мазл тов! – выкрикнул Кфир, и нахалевцы сорвались с мест. Заключив командира в кольцо, они начали под аккомпанемент скрипки и крышек отплясывать нечто среднее между «яблочком», украинским гопаком и хороводом, при этом каким-то чудом успевая выпе-вать слова: – Аз дер ребе Элимэлех, из гево'гн зейа фрейлех, из гево'гн зейа фрейлех, Элимэлех... Хот эр ойсгетон ди тфилин, ун от онгетон ди б'гилин, ун гешикт... Нох ди фид... Лер ди цвей! Ритм музыки потихоньку нарастал, вместе с ним ускорялись и танец, и песня. Слегка опешивший от такого шоу подполковник стоял, чуть разведя руки и всем своим видом говоря: «Ну дети, ну что с них взять?» Бильбо старался захватить в кадр лучшие моменты танца и не расхохотаться при этом – ничего более забавного он в жизни не видел. Хорошо хоть, догадались ножи с ремней поснимать, а то совсем было бы странно наблюдать мало того что безумный, так еще и вооруженный до зубов ансамбль песни и пляски имени Бенни Ганца. Где-то ко второму куплету Бильбо понял, что среди танцоров не хватает Фри, и почему-то испытал странное чувство стыда за парня. Не мог оторваться от своих дел, чтобы поздравить дядю? Где его но-сит, интересно? Танец завершился эффектным падением на колени всей группы и дружными аплодисментами в адрес подполковника. Элимэлех впервые на памяти Бильбо по-настоящему улыбался и что-то говорил бойцам, видимо, благодарил за представление. На полутемной лестнице полыхнул желтый отблеск. Медленно, осторожно, неся поднос с тортом на вытянутых руках, к общей группе шел Фри. Поверх узорчатой поверхности «пирожного» колыхалось пламя праздничных свечей. В первую минуту Бильбо попытался их пересчитать, но потом сообразил, что смысл не в количестве, а в надписи, в которую складывались огоньки. Израильтяне понимали их почти интуитивно, а ему, совсем недавно не опознавшему бы в закорючках вообще никаких букв, смысл, конечно, не раскрылся. – Симон тов’у, мазл тов’у, мазл тов’у, симон тов, – начал опять первым Кфир. Песню тут же поддержали остальные, и единым хором по коридору грянуло знаменитое «Мазл тов!» (1) «Аналог нашего «Happy birthday», – мысленно отметил Бильбо, фотографируя заодно и Фри с тортом на вытянутых руках. Под громкий хор и улюлюканье Элимэлех картинно надул щеки и одним махом затушил все свечки, потом взял торт в руки, тут же передал кому-то и крепко обнял племянника. Следом за Фри за порцией объятий подскочил и Кфир, затем начали подходить остальные. Кто-то обнимал командира, кто-то жал руку, но каждый желал чего-то особенного, судя по тому, что поздравления были несозвучны между собой. В конце концов, Элимэлех пригласил всех в комнату отдыха и сам, держа в руках огромный поднос, последовал за ними. Бильбо, которого больно резанула эта картина, притворился, что очень увлечен видом из окна. – А вы что же, мистер Бэггинс? – позвал его подполковник, остановившийся на пороге. – Не пойдете со всеми праздновать? – Меня не приглашали, – угрюмо буркнул журналист. – Я вас приглашаю, – вновь улыбнулся командир. – Машину вы драили вполне профессионально, так что и отмечать вместе со всеми заслужили... – Вы можете хотя бы в свой день рождения меня не попрекать? – рявкнул, не сдержавшись, Бэггинс. – Был бы ваш день рождения – молчал бы, как палестинец на допросе, – фыркнул Элимэлех. – Идемте, хватит обижаться. Еще не поняли, что вы здесь уже свой? – Как-то не бросается в глаза, – ответил Бильбо, спрыгивая с подоконника на пол. – Странно, а мне бросилось, – сообщил подполковник уже за его спиной. Запасливые нахалевцы притащили все: пачку одноразовых тарелочек, такие же одноразовые ложки, салфетки. Каждый явился со своей кружкой; посреди стола красовался большой, пузатый и очень домашний чайник, разукрашенный пышными цветами по белому фарфору, но вот ножа ни у кого не нашлось. Усмехнувшись промашке своих бойцов (обычно вкуснятину ели прямо ложками из общей посуды, не озадачиваясь дележом), Элимэлех водрузил торт на стол и вытащил свой нож, десантный. «Таким и лося с одного удара уложить можно», – мелькнула короткая мысль у Бильбо. Но поразило его отнюдь не это. Разрезав торт вдоль ровно посередине, Элимэлех начал делить его еще на семь частей, чтобы в общей сложности получилось четырнадцать кусков. Понятное дело, части были одинаковыми... Слишком одинаковыми. Журналист не верил своим глазам: воистину, только снайпер так точно разрежет шедевр кондитерской мысли. Отведя взгляд от торта, он увидел еще одну совершенно невероятную картину: Элехуд совсем по-хулигански слизывал с лезвия крем и крошки бисквита. – Мазл тов, мистер Бэггинс, – в этот раз он не улыбнулся, но это было необязательно: Бильбо и так понял, что его действительно приняли в солдатскую семью. ---- (1) Мазл тов - дословно с иврита "Хорошего счастья", традиционное праздничное пожелание.