Дикий альфа

Не знаю, что случилось со мной, но от этого объятия и случайного поцелуя мне вдруг стало потрясающе хорошо и, одновременно, настолько невыносимо дурно, что закружилась голова и подкосились ноги. Вообще, я даже не помнил, чтобы кто-то когда-либо меня обнимал и целовал, так как в моей бывшей семье любые тактильные контакты даже между родственниками категорически запрещались, ибо считались самым недопустимым, смертным грехом. Человек рождается в одиночестве, и умирает один — такова проповедовалась идеология. Таким образом, избивший меня днем ранее Роб по иронии оказался первым, кто вольно или невольно вдруг приласкал меня. И я, чрезмерно смущенный этим, весь вспыхнул, до ушей, и инстинктивно прильнул попкой к его бедрам, ощутив ответную эрекцию альфы. А после мне вдруг стало страшно, и я, стараясь не впасть в панику, ловко вывернулся из его объятий. — Не надо! — застенчиво прошептал я, упираясь руками в его широкие плечи и почти теряя под его напором контроль над собой. — Извини, — коротко бросил мне альфа, тоже, видимо, пребывая в крайнем смятении, после чего он ловко подхватил меня под локти и резко встряхнул, приводя в чувство. — Малыш, ты у меня, я вижу, совсем переутомился? С этими словами фермер ловко подхватил меня на руки и отнес в дом. Потом он быстро наполнил приятно теплой водой ванну и погрузил меня в нее прямо в той одежде, в которой я пребывал! Я взвизгнул от неожиданности, но постепенно в блаженстве расслабился. В охватившем меня спокойствии даже в голове прояснилось, и стало намного легче. — Когда у тебя течка? — глухо, стараясь лишний раз не встречаться со мной взглядом, поинтересовался альфа. — Извини, что интересуюсь. Просто твой запах… Он заметно усилился. — Не знаю… В самом деле, не знаю! У меня это было лишь один раз, прошлой зимой. А… Что? — Хм… Я, пожалуй, тогда поеду в аптеку и куплю для тебя таблетки, блокирующие течку, если ты не против… Или, может быть, все же воспользуемся предложением моего друга Джеймса, попросим его привезти для тебя одного из его молодых альфят? — Ну, уж нет! — затряс головой я. Почему-то вся моя душа до такой степени категорически восстала против подобного разрешения данного щекотливого вопроса, что я ни на момент не засомневался в правильности своего отказа. — Не делай этого, умоляю! Я не хочу, чтобы меня обрюхатил один из сыновей этого жиртреста, а еще больше не хочу войти в их семью! — Почему же? Эль, я ведь сам не раз видел сыновей нашего шерифа. Уверяю тебя, что они вполне достойные альфы! Дурного точно не присоветую. — Нет! — твердо и почти яростно отрезал я. — Если хочешь знать подробности, то мне очень не понравился запах твоего потного и жирного друга. Думаю, что отпрыски его совсем не многим отличаются от своего отца. И, потом, еще раз говорю, я не желаю становиться членом их семьи. Не знаю почему, но мне гадостно про это даже думать. Лучше уж я здесь навсегда останусь, у тебя в рабах. — В надежде, что когда-нибудь разыщешь мои миллионы? — насмешливо прищурил свой единственный глаз Роберт. — Да… Ой! То есть, нет! Кажется, что это уже совсем неважно… Поняв, что случайно сболтнул глупость, я поспешно, самым бесцеремонным образом, попытался перевести разговор на другую тему. Тем более, что посчитал себя уже вполне вправе сделать это, так как Роб уже по сути не был мне чужим — совсем недавно альфа обнял меня и поцеловал, поэтому я посчитал вполне обоснованным потребовать от него некоторые разъяснения насчет его прошлой личной жизни. — А… Да… Я хотел спросить еще и раньше, но стеснялся… Роб, скажи, а что случилось с твоим супругом? Я просто видел его фотографию, когда вытирал у тебя в спальне пыль, и мне показалось, что мы с ним чем-то похожи… Прости, если вопрос мой оказался уж совсем сейчас неуместен… — Ничего, я отвечу. У него была лейкемия, малыш, — болезненно поморщившись, крайне неохотно пробормотал Роберт. — Рак крови. Мы прожили с ним восемь лет. Когда я познакомился с Лайди, он был уже болен. Я влюбился в него, вскоре после этого мы сочетались браком. Я был рядом с ним до самого конца. Ни о каких детях, разумеется, не могло идти речи. Мы только и делали, что боролись за его жизнь. Я истратил на лечение все свои накопления и даже влез в кредит, однако мы не сдавались. — О… — пролепетал я. — В самом деле, мне очень жаль… — А потом, — не слушая меня, продолжал альфа, — нам предложили воспользоваться новейшим, эффективным, но особенно дорогостоящим методом. Денег у меня уже совсем не было, и я поехал к брату, в надежде у него занять из той части наследства, которую каждый из нас получил после смерти родителей. Так он с порога набросился на меня и начал требовать пожертвования в фонд своей секты! А когда я описал ему всю свою ситуацию, он посоветовал мне и моему омеге вести праведную жизнь, молиться и вовремя выплачивать взносы. В общем, мы с ним разругались. Все же я нашел, позже, деньги, занял у Джеймса, шерифа, которого ты вчера видел. Он тогда служил со мной в одной части. Но новое лечение не принесло должного результата. Мой омега умер, когда ему еще и тридцати лет не было, у меня на руках. Я потрясенно слушал альфу, больше не перебивая. Так вот, оказывается, каким был мой отец! Что ж, я и раньше догадывался, что его вера — сплошное лицемерие, а организованная им церковь — верный способ обдирать доверчивых людей, складывая их денежки в свой карман. У меня не нашлось слов, чтобы сполна выразить нахлынувшие на меня чувства солидарности с Робом в его гневе и жалости к его супругу-омеге, который умер таким молодым. Вода в ванне постепенно остывала, и меня слегка начало знобить, но я боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не обеспокоить этим вошедшего в состояние редкой откровенности альфу. — И с тех пор я возненавидел своего брата всей душой. Я понимаю, что никакие деньги не могли спасти моего Лайди, но, столкнувшись с подобной жадностью и черствостью, не мог поверить, что оказался предан самым близким мне по крови человеком. А вот Джеймс, который мне не отказал, хоть и знал меня всего ничего, стал после случившегося моим лучшим другом. А насчет вашего случайного сходства с моим омегой, про которое ты упомянул, то могу тебе ответить, что оно мнимое. Душа у моего Лайди была чистой и светлой. Мой истинный омега ни одному живому существу никогда не задумал бы причинить даже малейшего вреда. А твоя душа, как я понял — насквозь черная. Ведь ты по своей натуре — настоящий убийца. — Пожил бы ты сам в семье сектантов, — тут же находчиво парировал я, — да еще и, как оказалось, в приемной! Неизвестно, до чего бы довели подобные обстоятельства кого-либо другого. И потом, люди смертельно больные, говорят, гораздо чаще стремятся делать благие дела, чем абсолютно здоровые. Я вот здоров. Разве в этом моя вина? — Твоя вина в том, что ты поддался и утратил в себе все человеческое! И не знаю, почему я вдруг с тобой разоткровенничался, ведь по сути мы — враги! — Да не враг я тебе, — от досады, что между нами так все неудачно сложилось, я даже зажмурился. — Не знаю, будто разум мой затмило. Я уже сходил с ума от голода, вынужденной нищеты и беспросветной тоски! Понимаю, извиняться бесполезно, но постарайся взглянуть на мою жизнь моими глазами, а не со стороны абсолютного праведника, тем более, что ты — бывший военный, и сам не раз убивал других людей. — Бывало, что и убивал. Но не из корысти. И, все равно, совесть по этому поводу меня мучает каждый день. Кстати, хочу добавить к своему рассказу о Лайди еще один значительный нюанс. Он — детдомовский. Его, еще младенцем, подбросили на порог дома малютки. Омега мой рос, не зная семьи. И никто, узнав о его смертельном заболевании, не желал его усыновлять. Я был его единственной семьей, и ни на миг, никогда, не пожалел об этом. Его рассказом я был полностью уничтожен и, считай, что убит. Лежа в ванне, от холода я уже не чувствовал своего тела, и все мои ощущения затмила щемящая, безмерная тоска по такой же вот величественной, возвышенной любви. И это была не зависть, а просто полное отчаяния безнадежное томление. — Слушай-ка! Ты ведь у меня совсем замерз! Что же ты молчишь? — неожиданно встрепенулся Роб. — А я, как идиот, тут болтаю и болтаю! Иди сюда! Он вытащил меня из воды и стал помогать раздеваться. Когда дело дошло до нижнего белья, я вдруг застеснялся и оттолкнул его. Альфа сразу все понял, бросил к моим ногам большое полотенце и поспешно вышел из ванной. Отбивая зубами мелкую дробь, я принялся энергично растираться, а потом напялил на себя назад свою длинную футболку, которая, будучи мне не по размеру, доходила по длине до середины бедер. — Так, и о чем же мы с тобой договорились? — из-за двери уточнил Роберт. — Мне позвонить Джеймсу, чтобы он тебе альфу привез, или же метнуться в аптеку за блокаторами? — Купи таблетки, — я был абсолютно тверд в своем решении. — Не нужно никому звонить. Я не собираюсь ублажать незнакомых мне альф. И в этот момент мою поясницу, мой задний проход и бедра внезапно болезненно скрутило, а из ануса выделилась и потекла по ногам щедрая порция противной, липкой, похожей на клей, жидкости. Приглушенно застонав, я согнулся, упираясь локтями в крышку унитаза, и медленно осел на пол. Итак, случилась самая худшая из бед, которая только могла со мной произойти.