Цветок моей любви

- Не лезь к Джехвану. - Почему? - Мне незачем тебе это объяснять. Ты и сам прекрасно все знаешь. - А если нет? - У тебя не будет выбора… *** Джехван не мог с уверенностью сказать, когда начал влюбляться в Воншика. Может быть, все началось в тот самый день, когда Кима впервые представили будущим товарищам - тогда еще совсем юный застенчивый Воншик показался Джехвану очень милым - он напоминал едва оперившегося птенца, что совсем недавно вылетел из родительского гнезда. Может быть, это случилось немного позже, когда они вшестером дебютировали и переехали в их общую теперешнюю общагу, которая в первое время видела столько ссор и пустых обид еще не притершихся друг к другу парней, что и вспоминать страшно. Преодолевать общие трудности, привыкая друг к другу было здорово - парни быстро нашли общий язык, стараясь каждый новый конфликт решать мирным путем. Джехван не заметил, как сблизился с Воншиком, и не мог не радоваться появлению еще одного лучшего друга. Хонбин совсем не ревновал Джехвана к остальным, активно налаживая отношения с самым младшим из них - что впоследствии переросло в трагедию поистине мирового масштаба, ведь кто бы мог подумать, что их робкий макнэ под действием пагубного влияния колкого Хонбина и сам превратится в настоящую колючку, повсеместно изводящую своих добрых хенов. Терпеть едкие комментарии Санхека в обществе Воншика было намного проще, хотя Джехван старался и вовсе не обращать внимания на их милого сорванца, считая, что все это детское и совсем скоро пройдет. Тиская в объятиях злющего как сам черт лидера, обещающего вот точно прибить этого мелкого засранца, Джехван заряжал его своим позитивом и добротой, ободряюще похлопывая по спине, потому что Хакен все еще болезненнее всех относился к нападкам Хека. Джехван стал солнцем группы, ее настроением и неутомимым сердцем, сея любовь ко всему окружающему, одаривая безграничным теплом. А Воншик неустанно ему в этом помогал - за что ему отдельное спасибо. Наверное, в один из таких вечеров, лежа с Воншиком в их общей комнате за ноутбуком, Джехван и понял, что испытывает к другу не совсем дружеские чувства. Это было странно, потому что до дебюта его интересовали исключительно девочки - но Джехван принял это на удивление спокойно и быстро, решая просто наблюдать, что же будет дальше. Именно тогда, когда усталость в его глазах не могла затеряться даже среди бесконечных ужимок - Воншик подставлял свое твердое плечо под тяжелую голову Джехвана, и тот засыпал, не досмотрев даже любимого фильма. Воншик относился к нему очень тепло и так по-доброму здорово, что от ощущения постоянного присутствия и заботы нутро Джехвана переполняло странное, еще не до конца осознанное трепетное чувство. Это была вовсе не любовь - пылкая и страстная, но сильная симпатия, влюбленность даже - неуверенная совсем, наивная, но оттого не менее важная и желанная. Джехвану хватало простых прикосновений, легких объятий, взглядов и дурачеств - важно было, чтобы Воншик был рядом - просто был, потому что рядом с ним даже дышалось легче. Его чувства были невинными и совершенно бескорыстными - он не искал в Воншике удовлетворения своих потребностей, как не искал и путей для более тесного сближения, потому что они с Воншиком - лучшие друзья, и Джехван совсем не хотел неосторожно сломать окружающего их доверия. Он не хотел быть эгоистом, не хотел только получать, стараясь в полной мере отдавать Воншику взамен и смех, и шутки, и поддержку - как моральную, так и физическую, отвечая на объятия друга объятиями еще более крепкими. Ему все нравилось, было достаточно и того малого, что имел - верных друзей, любимого дела, дорого сердцу человека. Джехван был счастлив - просто счастлив осознавать свою значимость в чьих-то жизнях, чувствовать себя неотъемлемой частью их большой шумной семьи. И он бы никогда не подумал, что все может круто измениться... Все произошло слишком стремительно - Джехван не успел и глазом моргнуть, как их с Воншиком отношения стали более тесными, почти удушающими. Друг все время был рядом, впрочем как и раньше, с одним только отличием - теперь Воншик старался все внимание Джехвана перетянуть на себя, будто бы ревновал его к остальным ребятам, походя на капризного ребенка-эгоиста, которого чрезмерно разбаловали любящие родители. Он словно бы желал, чтобы внутреннее солнце Джехвана светило только для него. Рэпер практически полностью занимал собой все свободное время старшего - водил на прогулки по тихим ночным улочкам и в парк аттракционов, где Джехван верещал раненным птеродактилем на очередной до чертиков страшной горке, таскал за собой на свои нескончаемые тусовки, знакомя Джехвана со всеми своими братьями-рэперами, которые принимали того как своего. Они много разговаривали и смеялись, таскались по магазинам, в которых Воншик покупал сотую уже пару новых кроссовок, а в темном зале кинотеатра младший быстро засыпал на плече Джехвана, тот улыбался только - счастливо и однозначно, не смотря даже на то, что дома ждал встревоженный Хакен. Самый старший из них был расстроен, или же бесконечно зол из-за их внезапного более тесного общения - Джехван не понимал его. Они с Воншиком вели себя крайне благоразумно, вне сцены ничем себя не выдавая (хотя и выдавать-то было нечего - с Воншиком они по-прежнему оставались всего лишь близкими друзьями). А фансервис - что ж, они не делали ничего криминального - иногда обнимались, держались за руки, подолгу смотрели друг другу в глаза, но именно этого от них каждый божий раз ждали фанатки, разве нет... Они делали все то же, что и остальные, и Джехван не видел в их поступках ничего предосудительного. Хакен считал иначе. Лидер выдумал несуществующие между ними отношения и каждый раз читал Джехвану нотации по поводу их действий. Младший понимал его - Хакен хотел как лучше, хотел, чтобы с группой ничего не случилось. Джехван понимал его - и все равно злился. Он заверил лидера, что ничего кроме дружбы между ним и Воншиком быть не может. Он соврал ему. Он врал самому себе, потому что та невинная симпатия, что медленно распускалась в его сердце неокрепшим цветком, превратилась теперь во влюбленность гораздо более сильную, чем Джехван мог себе представить. Его симпатия переродилась в настоящую тихую уютную любовь, о которой не хотелось кричать во всеуслышание, наоборот, ее хотелось держать в строжайшем секрете, как можно глубже в себе, выпуская наружу лишь ночами - когда Воншик ворочаясь во сне, взволнованно стонал, а Джехван нежно перебирал темные пряди его волос, успокаивая и, когда дыхание друга выравнивалось - прикасался к его губам своими - трепетно, легко и невесомо совсем, чтобы не потревожить, не разбудить, просто почувствовать теплое ровное дыхание на тонкой коже губ - было достаточно и этого, потому что все еще слишком страшно... Джехван хотел сохранить свою любовь в тайне не потому, что Хакен или общество против, нет. Джехван не хотел ломать того хрупкого, что было у него - он хотел сберечь свою тайну от Воншика, ведь потерять дорогого друга - страшнее всего. Даже если этот друг делал все, словно бы хотел Джехвану понравиться. Но тот списывал все попытки Воншика на свое разыгравшееся воображение, потому что не хотел принимать желаемое за действительное, как бы сердце не рвалось из груди, не хотел обманываться пустыми надеждами и мечтами. Однако, с каждым днем Джехвану становилось тяжелее контролировать себя, свое поведение - любовь рвалась наружу, как бы глубоко парень не запихивал ее. Он чувствовал, что внутри него словно что-то шевелится, расползаясь под ребрами, обнимая легкие и сердце, отчего иногда дышать становилось очень трудно. И только когда рядом был Воншик, становилось по-настоящему легче - Джехвана будто отпускало - невидимые когтистые лапы переставали сжимать мертвой хваткой внутренности, дышалось свободнее и парень ловил себя на вполне осознанной мысли, что хочет все рассказать Воншику, хочет признаться. Что-то необъяснимо рвалось наружу, как будто громкий крик концентрировался в верхних дыхательных путях, поднимался выше, расширяясь в горле, отчего то ужасно саднило. Это что-то готово было в любую секунду сорваться с приоткрытых губ. Но стоило Джехвану открыть рот сильнее - нужные слова тут же исчезали, а ком в горле становился невыносимым - хотелось кричать и кашлять, надрывно, до сорванного голоса и неразборчивого сипа - парень терпел, утирая со лба выступающие капельки пота. Ему хотелось заплакать - так невыносимо больно ему было внутри. Воншик смотрел обеспокоенно, хмурясь, спрашивал, все ли в порядке. Он просил Джехвана рассказать, если что-то мучило, но тот молчал, прикрываясь улыбками, и рэперу оставалось только успокаивающе гладить его волосы, пропуская струящиеся шелком пряди сквозь длинные узловатые пальцы. И только глупое влюбленное сердце совсем не хотело стихать, отбивая глухой учащенный ритм о ребра. А потом в жизни Джехвана, да и всей группы, случился дебют их первого юнита. Воншик радовался этому как ребенок, прожужжал другу все уши, строя грандиозные далеко идущие планы. Конечно же, Джехван был очень рад за друзей, но что-то упорно жгло его изнутри, медленно растекаясь по венам. Как оказалось, Джехван умел ревновать - именно ревность выедала глаза, выжигала душу, когда Воншик целыми днями пропадал в танцклассе перед долгожданным камбэком, а потом и на разных шоу. Только Воншик и Тэгун… Джехван не был дураком, прекрасно видел, как восхищенно смотрел Воншик на их молчаливого хена, видел как медленно Тэгун раскрывался навстречу рэперу, лишь сильнее укрепляя их дружбу. Дружбу ли?.. В этом Джехван был совсем не уверен, даже если каждую ночь Воншик возвращался в их общую комнату, неизменно укладываясь под его боком на краю узкой неудобной кровати, думая наверное, что тот спит, обнимал старшего так крепко, будто действительно боялся потерять… ...Он впервые закашлялся до темноты перед глазами, когда Тэгун и Воншик улетели на промоушен в Японию. Джехван практически потерял сознание, а из его горла продолжали вырываться сиплые, будто лающие звуки, надсадные и неконтролируемые. Парень зажимал рот узкой ладонью, чтобы не перепугать только-только заснувших одногруппников. Он почувствовал как из него, наконец, что-то вышло... Горсть мелких белых лепестков, слипшихся между собой - Джехван смотрел на них невидящим взглядом, не знал что это за цветы, почему в его руке - ему все еще мучительно больно - новый спазм не заставил себя долго ждать. Теперь лепестков гораздо больше - они не помещались в ладонях, ссыпаясь прямо на светлый кафельный пол ванной - парень содрогнулся в последний раз, откидывая тяжелую голову на холодный бортик ванны. Разливавшаяся под прикрытыми веками темнота не пугала, Джехван поддался ей. Он дышал настолько глубоко, насколько это было возможно - сипел, потому что воздух медленно поступал в легкие. Парень сжал ладонь, чувствуя, как под его пальцами ломались, будто тонкие позвонки, хрупкие белые лепестки. Джехван что-то слышал об этом. Ханахаки - болезнь неразделенной любви, цветочная болезнь, при которой в твоем теле начинает расти цветок, опутывая и забивая легкие и сердце. Лепестки выходят вместе с кашлем, но если их становится слишком много - человек просто перестает дышать. Она смертельна, если тебя не полюбят в ответ. Джехван знал об этом, думал, что это всего лишь выдумка - красивая сказка для слишком романтичных натур. Но даже убедившись, что все не миф - Джехван совсем не боялся. Воншик не любил его, что не стало для него каким-то страшным открытием, скорее - это было довольно ожидаемо. Они все еще друзья, и неправильные чувства Джехвана - только его проблема. Его, и больше ничья. Он не думал, что сможет умереть, потому что помнил, что существует специальная операция по удалению цветка. Только вместе с болезнью уходят чувства и воспоминания. Джехван не хотел забывать Воншика и своих к нему чувств. Он решил, что обязательно попробует сделать хоть что-нибудь, чтобы чувства друга перешли на новый уровень. Джехван твердо решил признаться рэперу. У него оставалось не так много времени... ...Самые важные слова в жизни Джехвана сорвались с его губ неожиданно, в полутемной кухне, когда они с Воншиком сидели за чашкой чая почти сразу после возвращения последнего из Японии. Он и подумать не мог, что так соскучился по лучшему другу, не думал, что вообще можно скучать по кому-то вот так - безудержно и сильно. Джехван просто улыбался, смотря как Воншик грел ладони о пузатые бока любимого бокала. Тишина вокруг не напрягала, она была такой мягкой и ненавязчивой - Джехван тонул в ней, тонул в ответном взгляде друга, который приподняв бровь, с легкой улыбкой спросил: - Что? Джехван не хотел вот так внезапно и спонтанно вываливать на Воншика всю правду, но, видимо от переизбытка чувств, его язык действовал отдельно от мозга. -Ты нравишься мне. - просто сказал Джехван в ответ, не переставая улыбаться, его глаза мерцали в полумраке. Странно, но рядом с Воншиком он чувствовал себя на удивление хорошо, совсем забывая о своей странной болезни, которая день ото дня становилась совсем невыносимой, которую с каждым днем было все труднее сохранять в тайне. Улыбка сползла с лица рэпера, словно ее там никогда и не было, а взгляд помрачнел. - Это шутка, да? - спросил он совершенно серьезно, ожидая, что Джехван прямо сейчас зайдется громким смехом, говоря в своей манере громкое “- Видел бы ты свое лицо, дружище”. Но на лице друга ни намека на усмешку или розыгрыш - Воншик шумно выдохнул. -Скажи, что это шутка, хен. Пожалуйста… - рэпер смотрел в глаза напротив, как потерянный щенок. Джехван отрицательно качнул головой. Он видел весь спектр эмоций на лице друга и уже пожалел, что завел этот разговор. - Даже не знаю, что сказать. Это неловко… - Воншик нервно улыбнулся, ероша выбеленные волосы на затылке, - Еще и спор… - пробормотал он невнятно. Джехван вздрогнул, будто его окатили ледяной водой. Он плохо расслышал, но почти физически почувствовал это страшное слово, от которого мурашки неприятными иголками проложили себе путь вдоль позвоночника. В груди что-то неприятно шевельнулось, Джехван в панике крепко сжал кулаки - только не сейчас… - Спор? - переспросил он не своим голосом. Воншик поднял на него испуганный взгляд. Отпираться было бессмысленно, хотя многим позже Воншик думал, что все-таки стоило солгать - сейчас же, он все рассказал. И про спор с Тэмином в пьяном угаре, по правилам которого должен был влюбить в себя любого парня - Джехван догадался, почему именно он - это было слишком просто и слишком жестоко. Он совсем не заслужил такого к себе отношения - они ведь друзья, по крайней мере были ими до сегодняшнего вечера. Были ли?.. Воншик рассказывал, что сначала следовал уговору, но потом забил - почему, не уточнил, но для Джехвана это было уже не важно. Его мир рухнул еще в тот момент, когда Воншик начал оправдываться. Рэпер просил прощения, хватаясь за ладони старшего, словно за спасательный круг. Тот сидел ледяной глыбой, чувствуя только, что чем больше Воншик говорил, тем больше становился ком в его горле. Странно, но ему совсем не хотелось плакать - только кашлять, кашлять и кашлять, пока душа не расстанется с телом. Последнее, что слышал Джехван перед тем как сорваться в сторону ванной - умоляющая фраза Воншика - “Прости меня, Джанни, я такой придурок… Давай останемся друзьями, пожалуйста, хен...” А потом все как в тумане… Сквозь мутную пелену слез он видел ошарашенный неверящий взгляд Хакена, который сдерживал рвущийся наружу крик, прижимая смуглую ладонь ко рту - ему было страшно, его страх четко вырисовывался на темной радужке глаз. Сквозь громкие хриплые звуки кашля слышал, как лидер зовет кого-то на помощь срывающимся голосом, чувствовал, как друг падает перед ним на колени, что-то сбивчиво шепча сквозь градом сыплющиеся из усталых глаз слезы, прижимая голову Джехвана к груди - туда, где грохотало тревожное сердце. Джехван улыбался - вымученно, но именно так, как умел только он, шептал, что все хорошо, просил Хакена не плакать - и тут же заходился в новом приступе кашля, извергая из груди все новые порции белоснежных лепестков. Но даже сейчас в его сердце не было ненависти - он просто не мог ненавидеть Воншика за его жестокость, хотя и понимал, что тот в полной мере заслуживает больше, чем просто ненависть. Сейчас Джехван хотел лишь, чтобы ему перестало быть так больно - чтобы внутри прекратило бушевать адское пламя, выжигающее все живое дотла, чтобы его душа и легкие прекратили, наконец, разрываться на части. - Ты только дыши, слышишь. Пожалуйста, Джехван… - умолял его Хакен сквозь непрекращающиеся всхлипывания, аккуратно поддерживая голову сипящего друга, - Прости меня, прости… - повторял он, словно мантру, стирая с лица вокалиста влагу - пот и слезы, что смешались воедино. На пороге затуманенного измученного сознания Джехван видел Воншика, стоящего в дверном проеме ванной комнаты, видел слезы в его глазах, дрожащие руки и бесконечную вину, что на самом дне темных зрачков. Последняя фраза, которую он смог различить перед погружением в беспросветную тьму - полный ненависти и желчи шепот Хакена - “Это ты во всем виноват...” ...Он приходил в себя мучительно медленно - резь в глазах не давала увидеть дневного света, словно бы они были засыпаны песком, а тяжесть в груди препятствовала нормальным вдохам. Внутри него было пусто, Джехван чувствовал это - не было больше губительного цветка, не было любви, не было вообще никаких чувств - безжизненная пустыня, как если бы пышно цветущий сад выжгли до основания, не оставляя ничего кроме пустоты. Парень чувствовал, что свободен, нет больше боли и, спасибо Хакену - жив… …но жив ли? Хакен схватил его за руку, крепко цепляясь горячими пальцами, как только Джехван открыл глаза - он снова плакал, а круги под его глазами были поистине впечатляющими, казалось, усталость окутала лидера плотным коконом. Он походил на собственную бледную безликую тень, заставляя Джехвана чувствовать себя виноватым. - Привет, ты долго. - сказал Хакен, стирая дорожки слез с осунувшегося лица. Он улыбнулся грустно, обеспокоенно всматриваясь в глаза друга, словно пытаясь отыскать в них что-то… - Ты напугал меня, - дрожащим шепотом, - Всех нас… - Сколько времени прошло? - тихо спросил Джехван, голос не слушался его, а горло все еще болело. - Неделя... Ты не приходил в себя неделю. - лидер рвано выдохнул, прикрывая глаза - на его ресницах снова блеснули слезы. Джехван попытался привстать, но резкая боль, прошившая грудину, заставила зажмуриться, откинувшись обратно на смятую подушку. Парень сжал больничную рубашку в области сердца, чувствуя под пальцами тугую стерильную повязку. Мысли пронзил искаженный неузнаваемый голос и фраза, заставившая вздрогнуть, как от хлесткого удара: “...давай останемся друзьями...” - Тебе еще рано вставать. - засуетился Хакен, поправляя сползшее к краю одеяло. - Когда меня выпишут? - выдохнул Джехван, смотря в стерильно белый потолок - он давил на него, а в глазах резало еще сильнее. - Через две недели. - устало ответил лидер, - Но ты не волнуйся, наш директор все уладил, поэтому твое расписание полностью изменено. Джехван вздохнул - ему совсем не хотелось столько времени находиться одному в четырех стенах, что окружали, ограничивали, сковывали. - Ты… - начал Хакен, но запнулся. Вокалист повернул голову в его сторону, смотря внимательно, ожидая продолжения. - Ты помнишь что-нибудь? - спросил лидер, сильно сжимая пальцы. Джехван отрицательно качнул головой - нет, он ничего не помнил. Совсем ничего, хотя из того, что он знал - забыть он должен был лишь чувства, но не человека, к которому их испытывал. Это странно, но его воспоминания словно бы старательно стерли ластиком, не оставляя ничего. Скорее всего, его переживания были слишком сильны, раз вызвали такую реакцию - его сознание больше просто не способно на страдания… Лидер выдохнул с облегчением, чуть улыбнувшись - “Оно и к лучшему...” … Постепенно, день за днем, Джехван возвращался к себе прежнему. Медленно, мучительно медленно, словно учился заново жить, улыбаться, дышать - он чувствовал себя маленьким ребенком, который делал совсем неуверенные маленькие шаги в огромном мире. Хакен всегда был рядом, помогал и поддерживал, окружил заботой и лаской, какой Джехван не видел от него со времен дебюта. Вокалист снова сиял, снова был их центром, их сердцем, неугомонным моторчиком, что не знал устали - он вновь становился собой, но… ...чтобы чувствовать себя цельным, Джехвану все-таки чего-то не хватало… Парень чувствовал себя пустым. У него будто забрали что-то дорогое и важное - кого-то очень ценного, но кого именно - Джехван вспомнить не мог. Лежа долгими бессонными ночами, пялясь в серый потолок немой комнаты, он все время думал об этом, но мысли эти ничего, кроме унылой грусти не приносили. Иногда он думал, что ему вскрыли черепную коробку, промыли мозг и вернули все на место, словно так оно и должно быть. И теперь Джехван просто не помнил что-то или кого-то… Он улыбался несмотря на боль, разрывающую сердце и мысли; смеялся, даже если плакать хотелось гораздо сильнее. Джехван не жалел себя - просто хотел найти того прежнего беззаботного парня - тот недостающий кусочек, без которого не ощущался тем, кем был когда-то. Он искренне желал этого, хотя и знал, что будет трудно и тяжело. Парень понимал, что так просто от одного его желания ничего не изменится, понимал, что нужен кто-то, кто поможет справиться, вспомнить, обрести утерянное. Что-то внутри неясно шевелилось, подсказывая, что этот кто-то - Воншик - его любимый лучший друг, который знал его лучше всех остальных, понимал и поддерживал. Пусть они немного отдалились в последнее время, перекидываясь редкими отстраненными фразами - сердце в присутствии друга странно срывалось с привычного ритма, отбивая рваный мотив - Джехван списывал это на тоску по их прежним временам, не придавая никакого значения злым яростным взглядам Хакена, направленным в их с Воншиком сторону. И когда он слышал приглушенный, полный сочащегося яда шепот Хакена: “- Я же сказал тебе держаться от него подальше...” А потом и сухой, вкрадчивый Воншика: “ - Не хочу, понятно? Не хочу…” Джехван понимал, что на верном пути. Он обязательно все вспомнит...