Суровая скайримская любовь

      Пахнет гарью и талой водой — снег с неба падал крупными хлопьями, таял на углях и теплом камне, на его лице, оседая на тяжелых наплечниках. Он слышит чужие шаги, а потом по глазам неприятно бьет яркий свет факела.              — …в порядке?              — М? — он вздрагивает, когда голос двоится и расслаивается на два разных. — Чт…              — Ингма-а-а-а-р, — ему в нос тычется кусок пирога с селедкой, — Лорхан вызывает Святого Крестоносца, ты с нами? Или уже совершаешь ратные подвиги в чертогах Вермины?              Ингмар молча пытается ударить обидчика в живот, но тот уворачивается с завидным проворством и ставит на стол тарелки с едой. На рыбный пирог, начинкой которого в этот тирдас была селедка, все, за редким исключением и отбитым нюхом, смотрели с почти осязаемой ненавистью.              — Не кривись, как девица на выданье, — Леон, его товарищ по оружию и шлему, отправил в рот свой кусок пирога, — треску все хоркеры в море сожрали, а у речек драконы начали пастись — мало им наших овец.              — Ладно бы только овец, — Ингмар с отвращением отодвигает от себя блюдо и начинает вылавливать из миски с остывшим супом куриную ляжку, — где шляется любимица нашего ярла, когда все небо ящерицы заполонили? Или сожрали ее уже?              — Типун тебе на лысину, — мигом посерьезнел имперец, — кто нас спасать будет, если не довакинша? Или ты их своими Криками на древнем скайримском подбивать будешь?              — Из-за нее все и началось, — шипит Ингмар, — куда бы ни пошла — все драконов за собой водит, не хуже Алдуина. Сколько городов чудом не…              Леон прижимает к его лицу тарелку. Благо, пустую. Но намек Ингмар понимает и затыкается, хрустнув зубами по тонкой кости.              Леон барабанит пальцами по столешнице, потом обращает на что-то внимание, тянет шею, лыбится.              — Это что ты там на пергаменте казенном царапаешь? — он приглядывается к рисунку, который Ингмар не успевает вовремя закрыть рукой, но затем энтузиазм его гаснет, как свечка на ветру, — святые полужопия Акатоша, ты там даэдра вызывать собрался? — Леон без разрешения развернул к себе лист. — Оооо, вижу, вижу. Херма Мору для пущих знаний кличешь, я гляжу?              — Катись к Шеогорату, — огрызнулся Ингмар, скомкав пергамент в кулаке.              Даэдра он, по правде говоря, побаивался, с детства обкормленный страшными байками о проделках Принцев и рассказами деда о далеком Кризисе Обливиона, поэтому даже поминать их не любил лишний раз.              — Ладно-ладно, не злись, — Леон виновато опускает глаза, лезет рукой в карман и кладет перед напарником узкий треугольник подсохшего сыра. — Давай съедим по куску Сыра Мира и ты перестанешь смотреть на меня как на альтмера.              С последнего слова Ингмар невольно фыркает. Остролицых зазнаек, больше похожих на ушастых ос, терпеть не мог каждый уважающий себя норд, и Ингмар исключением не был. Поэтому Леон, приставленный к нему младшим напарником, хоть и был имперцем, но смог сыскать симпатию у старшего товарища.              — Слушай, — потянул норд, отщипнув маленький и самый сухой кусочек сыра для товарища и смачно приложившись ко всему остальному, — а ты не боишься? Ну, война с имперцами, все такое, Ульфрик, того и гляди, свою ватагу в бой поведет на подоспевшие легионы… Ты так своих же убивать начнешь. — Добавляет он серьезно.              Лион склоняет голову к плечу, улыбка на его губах не вяжется с поволокой во взгляде.              — Люди убивают друг друга даже перед концом мира, а? — он усмехается. — Я знаю, Ингмар, знаю. Я многих видел и многих отправлял на тот свет… И не смейся надо мной, — он отправляет в рот свой законный огрызок.              — Что ты, мне просто воздух не в то горло попал, — Ингмар проводит рукой по рыжим волосам имперца, мигом соорудив там воронье гнездо. — Не могу с вас, сопляков: и двух десятков лет не отжили, а говорите как бывалые гладиаторы. Молчи уже, чучело, — не дает он возмущенному Леону раскрыть рот. — Если жареным запахнет, возвращайся лучше в свой Сиродил, там тебе ведь тоже есть, что защищать?              Леон замолкает, сцепив пальцы в замок.              — …не могу, — говорит он, не глядя на норда, — у меня в Солитьюде дедушка Пелвис живет.              — Тем более до Солитьюда из Вайтрана рукой подать, ага, — Ингмар качает головой, смирившись с чужим решением. — Ладно, иди уже, обед почти закончился, а ты сегодня у амбаров с Олафом стоишь на дозоре.              На лице имперца отразились неподдельные страдания.              — Помилуй, от него же пивом несет за версту, любой воришка убежит!              — Иди-иди, не отмазывайся, я тебя в ночь подменял, когда тебе куда-то на сутки убежать приспичило, — он хмыкнул, — к подружке бегал, небось?              Леон вдруг покраснел ушами и, ничего не сказав, молча покинул столовую, чуть не запнувшись о местного весьма упитанного кота по кличке Лекс.              Проводив взглядом сначала напарника, потом вздернувшего хвост кота, Ингмар покачал головой, разжал кулак, бережно расправил смятый пергамент.              Довакин с рисунка смотрела на него разными, косыми, но от этого не менее прекрасными глазами.              Познакомились они при обстоятельствах типичных: она хотела украсть яблоко, которое лежало на земле у прилавка, а он, как доблестный стражник, задержал ее и отправил в тюрьму.              Довакин, конечно, оправдывалась, что яблоко просто упало, а старая торговка пожалела ее и попыталась выгородить, согласившись, но у него, бывалого стражника всея Вайтрана, на воров был нюх.              Ингмар достает из кармана цветной восковой мелок, который выменял у каджита за кусок палтуса, и рисует рядом с головой Довакина сердечки. Зеленые. Довакин тоже была зеленой, от этого, наверно, и напомнила Лиону принца знаний, но причина такого цвета была в том, что мелок у Ингмара был один, а рыбы на остальные он пожадничал.              Конечно, в темницу он нордку не отправил, явно нездешняя, она заплатила штраф, как-то странно глянув на его шлем, и пожелала ему доброго дня.              А Ингмар, дурак, посмотрел ей в глаза, бледные, обычные, не то что в книжках Крассиуса Курио, — и утонул. Как старый сапог.              И начали с тех пор в голову Ингмара Стрела-в-Колене мысли всякие лезть. Сначала отнекивался он, на койке жесткой ворочаясь, кривился, как от пирога с селедкой, а потом подумал — а чего кривиться? Довакин баба справная, двуручник за спиной ух какой таскает, в стальные доспехи одета, орет громко, аж драконы дохнут. В общем, все качества хорошей нордской жены в ней есть.              На том порешил Ингмар, сразу после решения своего, можно сказать, судьбоносного, столкнувшись с новой проблемой.              А как?              Руки-сердца добиться. Довакин, она ж необычная баба. С такой букет амаранта и баранка в форме сердечка не сработает, тут нужно что-то солидное, чтоб и как женщине, и как Соратнице, и как Довакину понравилось.              Ничего, кроме головы собственноручно убитого дракона в собственную голову Ингмара не приходило. Только вот вероятность того, что он сразится с драконом, убьет его, а потом отпилит и дотащит его головешку до Довакина была, мягко говоря, мала. И даже не потому, что башка дракона наверняка была чертовски тяжелой.              Мда.              Ингмар пририсовал рядом с портретом Довакина крохотного Алдуинчика, нахмурился. И разорвал пергамент на куски.              Из-за довакинши проснулись драконы, она нарушает законы без зазрения совести, и у нее из ушей волчья шерсть торчит. Последнее Ингмар не видел, как бы ни вглядывался, надеясь, что пылающие щеки не раскалят добела стальной шлем, но товарищам по оружию верил. И вообще, лучше вместо человека с душой дракона и взглядом Хирсина завести себе курицу. Рыжую. Много. Куры, они, в конце концов, полезные в хозяйстве птицы, червяков клюют, яйца несут, а еще они умнее некоторых вайтранских мужиков и отдельно взятых фурий в юбках. Им не нужно никаких подарков, кроме зерна, одеваются они всегда по сезону и абсолютно самостоятельно. Одни плюсы, в общем.              — Решено! — Ингмар стукнул по столешнице кулаком, да так, что зазвенела неубранная посуда. — Завтра иду за курицей!              — Не ломай мне посуду! — от души стукнув его черпаком по макушке, гаркнула кухарка Ольга. — Мало того, что одним из последних приходишь и дольше всех сидишь, так еще и крушить тут все вздумал, как какой-то братец бури?!              Ингмар едва не прикусил себе язык от такой неожиданной атаки, но отделался только клацнувшими впустую челюстями. Ольга, местная хозяйка казарменной столовой, женщиной была яркого нрава и неумолимого характера, не говоря уже о крепких кулаках.              — Еще и намусорил мне тут, — взгляд женщины мог прожигать дыры в скайримских пиках.              — Я-все-уберу, — слова стражника с делом не разминулись и быстрее, чем он сам от себя ожидал, Ингмар сунул обрывки пергамента в карман, отнес тарелки на стол для грязной посуды и, до того, как Ольга успеет открыть рот, покинул столовую.              Ольга захлопнула рот, посмотрела на шлем стражника, одиноко стоящий на низком табурете, и ухмыльнулась.              Не прошло и минуты, как дверь на улицу открылась. Ингмар уныло проплелся до своего места, взял в руки шлем, как раскаявшаяся мать брошенное на произвол судьбы дитя, тут же надел его на голову и все так же молча удалился восвояси.              Ольга прыснула, уперев руки в полные бока.              — Жениться тебе уже пора, Ингмар. Да-а-авно пора.