promise

Дазай кричал что-то по поводу безответственности и полного пренебрежения своей жизнью. И Накаджиме было стыдно. Однако не настолько, чтобы молча принимать нотации. Он не был согласен с семпаем. Когда все произошло, он знал, что делал. Подумаешь, три выстрела в живот и пуля в лоб. Регенерация никогда не подводила. На крайний случай в Агентстве всегда есть Акико. А Осаму нужно было спасать. Потому что если бы головорезы подстрелили его, он ни за что не доехал бы до доктора. Потому что Джуничиро, пользуясь своей способностью, уже почти высвободил его руки, оставаясь незамеченным, и Ацуши не мог позволить Дазаю быть убитым сейчас. И кинулся прямо перед ним, наперерез пулям. Рыжий успел вовремя, и Осаму как раз сумел использовать способность и нейтрализовать противника, находясь под прикрытием Танизаки. Однако истекающий кровью – почти мертвый - Ацуши испортил ему всю прелесть решенного дела. Он сумел восстановиться, пока они ехали , но Дазай все равно был зол, и когда они добрались до общежития, почти за воротник затащил его вверх по лестнице и затолкал в свою квартиру. И принялся срывать голос. Ацуши кричал в ответ, отстаивал свою точку зрения и сдаваться не собирался. - Куникида меня, кстати, похвалил, - как бы между прочим и как-то случайно пробормотал он. - И директор тоже что-то сказал. Хотя важно ли это, если Дазай теперь рвет, мечет и готов отстранить Ацуши от работы любым способом? И даже не столько это, сколько то, каким расстроенным он выглядит. Ацуши почувствовал себя идиотом и отступил, обняв себя обеими руками, понимая, что он может быть сколько угодно прав, и в этом все равно не будет никакого смысла. - А если бы ты умер? Если бы регенерация не сработала? Если бы мозги превратились в кашу или вылетели совсем, думаешь, твоя способность бы помогла? Дазай прокричал это одновременно со словами Накаджимы, прежде чем тот отодвинулся. А потом затих тоже. Он глубже сунул руки в карманы пальто (хотя куда там?) и закусил губу. Сквозь звенящую тишину до Ацуши долетели осторожные, приглушенные слова: - Если бы ты умер, я бы не пережил. Ацуши хотел возразить, что тот и так постоянно пытается умереть, и пытался еще до того, как он появился в Агентстве, хотел спросить, сколько раз он перечитал свое «Полное руководство», и, может, сказать что-то еще. Но слова застряли в горле. Осознание приходило медленно и нехотя, пока Осаму продолжал бормотать себе под нос. Он стоял в метре от него, опустив голову и сгорбив плечи, и казался ниже Накаджимы. Кажется, уязвленный своей слабостью и корящий себя за это. Он поднял голову, в его глазах блестели крупинки слез, и Ацуши проклял себя в сто первый раз. Никто и никогда не видел Дазая таким. И это было неправильно, но Ацуши решил, что то, что он сделал с утра, стоило того. Осаму, вечно веселый маньяк-суицидник. Взрослый мужчина, так и не вышедший из детства, даже пройдя Мафию. Не заботящийся ни о чем, кроме успешности дела и ни о ком, кто не касается этого дела. Стоял перед ним. И плакал. И Накаджима увидел всю ту боль, которую пытался перекрыть Дазай постоянными играми со смертью. Он не хотел умереть – он хотел хоть ненадолго ослабить цепи, сковывающие его. Когда свет погас, никто не обратил на это внимания. Накаджима аккуратно подошел к Дазаю, совершенно не зная, что делать. Но если начал копать, то нужно делать это до конца. Он мягко коснулся руки Осаму и вынул его кисть из кармана пальто. Пробежавшись пальцами по замотанному запястью и найдя конец ткани, он поднял глаза на затаившего дыхание мужчину. - Можно? Осаму кивнул и стал следить за осторожными движениями. Придерживая его руку своей, второй Ацуши снимал бинт, мягко пробегаясь подушечками пальцев по открывающейся коже. Дазай видел, как в эти самые секунды в его глазах неясное понимание борется с злостью, которая появляется, когда бинт открывает еще незажившую рану. Осаму тяжело и страшно наблюдать за этим, но он не вырывает руку и даже спокойно подает вторую, когда Ацуши касается и ее. На тонкой, прозрачной коже распускаются, вырываясь из-под плотной ткани, светлые побеги шрамов. Запутанную сеть перерывает широкая темная – и, слава Богу, очень старая, понимает Ацуши – полоса вдоль. Он пробегает пальцами вверх до локтей и смотрит в глаза Осаму. - Они прекрасны, - надломленно шепчет он и добавляет. – Ты прекрасен. И… не нужно больше. Пожалуйста. И теперь Дазай точно не знает, что делать и как реагировать. Его ударяет током, когда Ацуши мягко стирает дорожки слез на его щеках большим пальцем. Он зачем-то разматывает еще и шею, хмурясь и путаясь – пальцы начали трястись, и Дазай помогает ему. Накаджима оглаживает светлую кожу с цветными метками от веревки и не знает, куда деть взгляд. Ему становится плохо от осознания груза Дазая, и в уголках его глаз тоже скапливается вода. Осаму сцеловывает катящиеся по щекам и подбородку горячие слезы, аккуратно касается губ и обещает: - Я не буду. В голове мелькает «пока ты здесь», но он не произносит этого. Ацуши верит и говорит себе, что он не позволит ему не сдержать обещания