Глоток воды в пустыне

23:54 — Слышишь? Слышишь, как сердце бьётся? — шепчет Джунмён, комкая своими холодными пальцами футболку на груди. — Наклонись, прислушайся, — просит он, — а знаешь, из-за кого? Джонин молчит, покусывая зубами нижнюю губу. Он не знает ответ. — Из-за тебя, Джонин! Я не могу так больше! Меня тошнит постоянно думать о тебе, каждую ночь, каждый день, иду я в магазин или проверяю электронную почту, неважно, что я делаю, но ты ежесекундно в моей голове, поселился без разрешения, без какой-либо расписки, — Джунмён выдерживает небольшую паузу, не отрывая взгляда от Джонина, который внимательно слушает, как никогда раньше. — И знаешь, что самое ужасное в этом всём? Даже если меня уже и тошнит, я никогда не перестану хотеть думать о тебе. Вот она, сверхзадача, которую не решить ни математикам, ни физикам, никому, кроме меня самого. Но я не хочу её решать, я просто хочу видеть тебя каждый день, наблюдать за тобой, как ты кушаешь, что кушаешь, когда, да и не только кушаешь, понимаешь меня? — он прячет лицо в своих ладонях, пока пальцы мокнут, покрываются солёной жидкостью. Джонин поражён. Он хочет многое сказать, но слова застряли где-то во рту, и ему никак не понять, что сейчас надо сделать: молча уйти или же шагнуть к парню и крепко обнять. Он несколько мгновений, кажется, не двигается даже, но всё же решается подойти. — Джунмён, ну ты чего, а? — всё, что он из себя выдавливает, поглаживая того по спине успокаивающе. Джунмён же, не в силах оторвать рук от лица, так и стоит неподвижно, упираясь лбом о чужое плечо. Молчит. — Мённи, ну скажи хоть что-то… — просит он, беспокойно поглядывая на карамельную макушку. — Кажется, я уже всё сказал, Джонин. — Так значит… ты серьёзно, да? — всё же переспрашивает, убирая с чужих карих глаз волосы, что слегка намокли. Джунмён ничего не отвечает, незачем. Он только отстраняется, убирая чужие руки со своих плеч, и разворачивается, дабы уйти. В глубине души он, как и все наивные влюблённые, надеется, что его вернут, схватят за руку, не дадут исчезнуть, но ничего из этого не происходит ни в первую, ни во вторую секунду, даже не тогда, когда он уже дёргает ручку двери помещения. 00:32 Свежий воздух ни черта не освежает, если честно. Джунмён лишь прячет руки в больших карманах ветровки. Он сказал всё, что не давало ему покоя на протяжении долгого времени. Полностью всё, и сейчас ему даже кажется, что это было лишним, не стоило портить отношения. Пусть бы было так, как и раньше, но оно хоть было бы. Не стоило заявляться к Джонину домой среди ночи, не стоило раскрывать душу, выворачивать её наизнанку. Паршиво как-то сейчас. Ощущения, будто ты — бродяжная собака: все тебя или гонят или не замечают. Скорее всего, что не замечают. Это что-то вроде того, когда ты существуешь, но всем плевать на это, и ты себя ловишь на мысли, что тебе-то тоже уже безразлично становится. Они были друзьями, точнее, один дружил, второй любил. До черта банально, спору нет, но всё-таки актуально, независимо от столетия. Джонин искренне советовался с Джунмёном во всём: какой чай вкуснее, где можно найти качественную обувь, стоит ли покупать абонемент в спортзал, но больно становилось тогда, когда он советовался на счёт девушек. Это был, словно удар под дых. Джунмён, конечно же, выслушивал всё, как настоящий друг, но потом, ночью, подолгу не мог заснуть, захлёбываясь собственными слезами. Так продолжалось около четырёх лет. Они постоянно проводили время вместе, и Джунмён был благодарен каждой минуте, каждому взгляду, слову. Джонин был для него, как глоток воды в пустыне, как костёр в холодном лесу, как зажигалка в руках заядлого курильщика. Джонин был, словно очки против солнца для альпиниста в горах, словно медиатор для гитариста. Но был ли таким он сам для Джонина? Был ли он водой, зажигалкой или хотя бы медиатором? Бесспорно… Джонин ценил его, но Джунмёну было нужнее кое-что другое. Джунмён не помнил, как добрался до дома, как безразлично сбросил обувь и упал на диван. Зато помнил, как долго не мог уснуть, прокручивая ситуацию вновь и вновь в своей голове, словно была включена кнопка «повтор». И снова сожаление о содеянном. «Зачем?», «Разве что-то изменилось после этого?». Изменилось, в худшую сторону изменилось. Да, он был влюблён, словно школьник, и не было шансов на то, чтобы была взаимность, но теперь у него не осталось даже друга. 03:49 Бесконечность ночи убивает, но Джунмён всё же заставляет себя сомкнуть глаза и уснуть. Ему снится водопад, с которого он летит, захлёбываясь потоками воды, в самую пропасть, где нет возможности крепко стоять на ногах, где нет возможности свободно дышать и поглощать солнечный свет. Там нет никого, кроме него самого, одинокого и брошенного не только людьми, но и жизнью. Ведь он сирота, та же дворняжка бездомная, что ходит по пятам за прохожими, смотря отчаянными глазами, полными надежды на милость. А её все нет и нет. Ничего нет, никого нет. От того и страшно жить. От того жить не хочется. Джонин был той единственной ниточкой, что соединяла его со счастьем, улыбкой, с желанием делать хоть что-то здесь, в этом городе и в этой жизни. Благодаря ему Джунмён нашел себя в искусстве, развил в себе талант к написанию картин, а также сумел привыкнуть к людям, которых он боялся, которых избегал. Его приручили, но забыли сказать, что те, кто приручают, привязаны в намного меньшей степени, нежели приручённые. 07:56 Утро встретило Джунмёна дождём и сырым воздухом. Окно было открыто всю ночь настежь, от чего комната успела утратить свой былой уют. Неприятно и зябко, не хочется даже касаться ступнями холодного пола. Он закутывается в одеяло и всё же закрывает окно, морщась от холодных потоков воздуха. Настроение паршивое, утро такое же, да и жизнь, что скрывать, не далеко сбежала от этого слова. Не хочется даже кофе себе делать. Сколько в него сахара не положишь — всё равно это дрянь, а не напиток, хоть он и приучил себя к нему. Джунмён рассеянный, задумчивый, расстроенный и опустошённый. Рука порывается схватить мобильный телефон и набрать изученный до каждой цифры номер, но он себя останавливает, хотя и с трудом. И всё, что он делает — это гипнотизирует экран в надежде, что придёт хоть одно маленькое сообщение. 19:47 И когда, кажется, надежда испарилась, в квартиру звонят, и Джунмён лениво плетётся ко входу, открывая дверь со второго раза, ибо ключ предательски не попадал в скважину. — Привет, — на пороге стоит Джонин, глаза сонные, взгляд немного потухший, в голосе неуверенность. — Привет…? — отвечает Джунмён тихо, но внятно. Он удивлён. Не знает, радоваться или же наоборот — печалиться. Но всё же пропускает его внутрь квартиры. — Я хотел поговорить… Я долго думал, Мён, всю ночь не спал. Всё размышлял над твоими словами, — Джонин смотрит неотрывно, боясь даже сделать шумно вдох, дабы не сбиться с мысли. — Я кое-что понял за несколько часов сегодняшней ночи, хотя, как последний дурак, не мог до этого додуматься столько лет. Джунмён внимательно слушает, не пропуская ни единого слова мимо ушей, заставляя себя не обнадёживать напрасно, что получается с трудом. Джонин же подходит ближе, смотря на него сверху вниз. Как же он раньше не замечал, что Джунмён такой крохотный? Такой хрупкий, маленький, будто сделан из самого дорогого в мире хрусталя. И пахнет от него настолько приятно, свежий аромат, воодушевляющий. А волосы такие мягкие, шелковистые, цвета счастья, почему-то так ему показалось в это мгновенье. И в глазах его плещется уют вперемешку со вселенской грустью и обречённостью. Джонин даже теряет нить мысли на секунду, поражаясь тому, как выглядит Джунмён, его друг, тот самый друг, с которым он знаком так долго. И Мён кажется сейчас ему намного дороже французского вина столетней выдержки, он совсем бесценный. — Всё в порядке, Джонин? — Джунмён обеспокоено щёлкает пальцами перед чужими глазами, взгляд которых немного расфокусированный. — Да, да… просто… неважно. Сейчас не об этом. Мён, — он смотрит очень серьезно, и голос звучит уверенно, словно принятое решение на сто процентов обдумано, — вчера, когда ты ушёл, ничего не сказав, я, словно окаменел, я позволил тебе уйти, но потом сотни раз пожалел об этом. Я не понимал, что со мной происходит, но мне было паршиво. Сейчас я сам себе удивляюсь, почему раньше ничего не замечал, почему делал тебе больно, почему позволил тебе сказать о том, что ты чувствуешь, в такой ситуации. Джонин не удерживается, заправляя за ухо прядь шелковых волос Джунмёна. — Прости, я, кажется, не смогу без тебя…? Джунмён удивлён, стоит неподвижно, молчит, словно в рот воды набрал. Сердце порывается выпрыгнуть из груди прямо в руки кое-кому. — Слышишь, я говорю, что, кажется, влюблён в тебя, но понял это только сейчас, — он подходит вплотную, вглядываясь в глаза напротив, пытаясь отыскать там хоть какую-то реакцию. — Джунмён, — почти шепотом, — влюблён… — предложение обрывается, слова тонут между губами, когда Джонин касается ими чужих, искусанных, но до дури сладких. И перед глазами блики, яркие вспышки, красочные фейерверки от поцелуя. Джунмён не понимает, что происходит, реальность ли это или шутки его фантазии, но когда он чувствует, как рука Джонина ложится на его талию и мягко подталкивает ближе, сомнения сгорают до тла. Джонин целует нежно, не спеша, с некой осторожностью, и так приятно это всё, от чего Джунмёну думается, что коленки сейчас подкосятся. Он улыбается в губы Джонина. И всё вмиг переворачивается с ног на голову: жизнь уже не кажется такой пустой, без смысла или потерявшей надобность, а сам он чувствует себя, как минимум, медиатором для гитариста, как максимум, глотком воды в пустыне. И в голове лишь это мгновенье, оно перекрыло все предыдущие неприятности, сомнения, потери, боль, оно стёрло всё плохое с памяти на этот момент, оно подарило возможность поверить в справедливость жизни и поверить в себя. Оно подарило Джонина. 22:17 Они лежат вдвоём на одном узком диване, где, казалось бы, никто больше не поместится, кроме покупателя этого дивана. Смотрят куда-то в потолок, о чем-то думают. Джунмён лежит на руке Джонина, не роняя ни слова. Молчать иногда даже приятно. В комнате звенящая тишина, слышно, как гудит холодильник, как за окном сигналят машины. Джунмён среди этих звуков также слышит, как стучит чужое сердце, громко, но размеренно, и с интересом прислушивается, прижимаясь ухом к груди. — Так значит… ты серьёзно? — копирует ранний вопрос Джонина Джунмён. Джонин улыбается, обнимая покрепче за плечи, целует в лоб и отвечает: — Серьёзно-серьёзно. Серьёзней не бывает. — И всё это не шутка? — продолжает он спрашивать, словно ребёнок. — Не шутка, — Джонин прикрывает глаза, улыбаясь ещё шире. — Сегодня точно не первое апр… — он не успевает задать очередной вопрос, как Джонин неожиданно нависает над ним, затыкая рот поцелуем. Сминает податливые губы, бродит ладонями от шеи к бедрам совсем невесомо, не принуждая ни к чему, просто так хочется. Затем опускается короткими поцелуями на шею, кожа которой мягкая и нежная, так и манит опробовать на вкус. Целовать Джунмёна — словно прикасаться губами к фарфору. — Хватит глупых вопросов, Мён, — отрываясь от шеи, говорит Джонин, смотря прямо в глаза напротив, — не заставляй меня жалеть о принятом решении, — он смеётся, целуя Джунмёна в нос, и снова ложится рядом, укладывая его у себя на груди, как они и лежали раньше. Джунмён выводит пальчиком узоры по ткани футболки, о чем-то задумываясь. Затем сплетает чужие пальцы со своими и увлечённо рассматривает этот «замок». Его ладошка такая маленькая и бледная по сравнению с ладонью Джонина, но ему нравится этот контраст и эта разница. — Ты мой глоток воды в пустыне, — всё же роняет слова Джунмён, что так долго крутились у него в голове. — Мм…? — Ничего, — целует в подбородок Джонина, — не слушай меня. — Ты мой тоже.