Как захватить мир за тринадцать лет

Эти мерзкие твари недостойны даже существовать!! Но они все равно смеют портить мне жизнь. Дождь из серной кислоты им на голову, клизму подожженным бензином в задницу! Чтоб их собственные матери насиловали куском колючей проволоки и заставляли жрать кусочки самих себя в соусе из гонорейной слизи с живыми опарышами!!! Ненавижу!!! Всё началось с того, что в школу, только услышав новость о нападении на директора, пришел старик из Хогсмида. Не какой-то левый хер из лавки, а самый настоящий Дамблдор. Как выяснилось, в кабинете был тоже Дамблдор, но не Альбус, а Аберфорт. Последний как-то раз обыграл братишку в карты и на пять лет занял его место, скрыв отличия внешности временной сменой имиджа — за таким эпатажем трудно отличить одного седого бородача от другого, особенно при столь близком родстве. Ещё чуть менее двух лет — и обмен произошел бы обратно. Всё же не зря я старался повременить с непосредственной заменой директора метаморфой. Вот только зря я даже так совершил фальсификацию. Теперь придется организовывать побег, для которого у меня нет практически никакой возможности. Как и нет желания просто бросить возможный источник моей будущей власти даже над строением собственного тела. Действовать надо решительно, ебать их всех стадом кабанов, решительнее шахида, что разжимает пальцы, отпуская кнопку, дабы не только обратиться самому в кашу с кусочками мяса, разбросанными взрывом, но и поразить как можно больше неверных! О, Великий Ктулху, что является мне во снах, прими плоть и кровь врагов моих как дары. Ненависть, дай мне сил! Я прорываюсь к больничному крылу раньше, чем даже сам ожидал, ибо меня несет насытивший кровь адреналин. Нужно отвлечь, нужно открыть путь... Они начнут разглагаться, отбрасывая общечеловеческие оковы осознания себя как существа! — Crucio!!! Неожиданно хорошая реакция для её возраста! Но волю мою не сломить, коль желаю я убить, то жертву заранее записывают в трупы, а если боль желаю причинить — то найду свой путь. Рывок вперед, рубящим ударом полосатой палочки, словно рябиновым стеком, попадаю по пальцам правой руки, которые тут же выпускают свое орудие. Я тоже бросаю деревяшку на пол — все вокруг слишком медленны и слабы, чтобы что-то сделать, а я успеваю повалить медсестру на пол и вцепиться своими зубами в её горло. Кровь человека имеет восхитительный вкус, в ней сочетаются сладость и металл, а прямо из раны она приятно горячая и при этом не обжигает. Она так утоляет жажду, что лишь после неё чувствуешь себя Человеком. Это жидкий экстаз, что так приятно наполняет желудок, заставляет растянуть губы в красной улыбке и облизнуть сладкие от крови зубы. Помфри захлебывается, а я снова припадаю к ране — не могу пересилить себя и предупредить слугу, не могу остановиться, пока не завершу начатое. Я понимаю, что буду жалеть потом, но будущее так далеко, а кровь здесь и сейчас. Я отрываюсь от тела, из которого вытекает жизнь, чтобы вдохнуть воздуха и не могу сдержать нервного смеха — мои же удовольствия оказали медвежью услугу. Скрипнула входная дверь. Я бросился, не разбирая дороги, в ближайший проем, швырнул в окно попавшуюся под руки кровать — адреналин всё ещё не отпускал. И отправился следом, после чего взлетел и скрылся в лесу. Только сейчас до меня дошло, что я-то не замаскировался. То есть, был под видом Доры и её подставил. И палочку её посеял. Как и, собственно, её саму. Ну так чего же горевать по уже свершившемуся? Рациональных причин не вижу, но ярость просто переполняет меня изнутри. А есть ли смысл в чем-то, кроме ярости? Это единственное чувство, что всегда напоминает о том, что ещё не сдох. Это пламя в топке паровоза. Человек — это всего лишь спичка, когда он гаснет, его можно выбросить. А клеить из спичек Кремль было бы забавно, но всё же гораздо веселее его потом сжигать. Хотя склеенным в единую кучу людям лучше сначала дать время прийти в сознание и ужаснуться, а уже потом обливать бензином ради маленького Холокоста. Вот только клей держит людей слабовато, так даже многоножку из них не соберешь. Раз уж смысла в жизни нет, для меня не будет проблемой подставить Нимфадору ещё сильнее. Тем более, ещё немного веселья не сделает ей погоды — за Дамблдора, даже не того самого, ей воздастся. Главное — чтобы в процессе мести не вышли на меня. Жаль, что я не успел стереть ей память. И метку свою светить не хотелось. Хотя Пожиратели ходили с метками, но из посторонних об этом знали очень немногие. Даже министерство и авроры не были осведомлены, а моей слуге рассказывала мать. Нет смысла в бытии, а в нападении на деревню кентавров его ещё меньше. Я не любитель издеваться над животными, страдания людей видны гораздо ярче и прекраснее. Тем более, я не знаю расположения этого плода магической зоофилии. Зато Хогсмид найти — не проблема. Путь всякой плоти должен вести к бессмертию, если избран верно. Так самое время ступить первый шаг! Хогсмид, поляна свиней. Свиней же вывел человек из могучего вепря ради своих неумеренных аппетитов и прихоти почаще есть мясо? Так ничто не помешает мне использовать двуногую свинью ради моих собственных интересов и прихотей. Дабы стать сверхчеловеком, сначала нужно перестать быть человеком. Я уже хищник. И пока семейка на окраине ни о чем не подозревает, словно ишаки на водопое, стоит подобраться столь тихо, чтобы они своими длинными ушами не услышали, и быстро, чтобы ни копытом не успели лягнуть. Большая семья, что видно сквозь окна, с маленькими детишками и столом всякой стряпни. Но моим кулинарным интересам больше соответствует первое. Одно заклятие — иммобулюс. Словно само время сдохло и его труп окоченел. Не шевелится ни пылинка, зависшая в воздухе, ни падающая с ложки капля супа. Лишь я вхожу, подгоняемый предвкушением. Девять человек, весьма неплохо для начала. Пора привести ещё несколько предметов в движение. Камин не трещит, огонь его замерз, став словно сюрреалистическая стеклянная статуя. Мир запылает как крест, когда найдется тот, кто сумеет вовремя уронить спичку. Желательно охотничью, штормовую или даже термитную. А чтобы огонь был неугасим, его топливо должно быть особым. Не всякий компьютер поймет, но чтобы собрать себе золотые горы, нужно тысячи раз отнять последний грош. Это распространяется не на одни лишь деньги. Чуть кривая кочерга с разорвавшим тишину звуком входит в висок маленькой девочки, пока лицо её матери напротив чисто физически не может исказиться ни одной гримасой, кроме будто приросшей к черепу полуфальшиво довольной мины. Я точечно ослабляю чары, прикоснувшись к хрупкому тельцу, притягиваю к себе за косичку с бантиком, прижимаюсь ухом к детской плоской груди и вслушиваюсь в то, как сердце останавливается. Что может быть приятнее чужой смерти? — Аpokatastethi to soma mou emoi! Только чужая смерть, что дарит вечную жизнь!!! Мое собственное сердцебиение словно раздваивается, в теле собирается теплое покалывание, оргазмическим вулканом изливаясь в окровавленную кочергу. Орудие такого замечательного убийства, первого шага к бессмертию — это достаточно сокровище, имеющее сентиментальную ценность в самый раз для вместилища души. Но первый шаг — не последний. — Твоему сыну пойдет улыбочка до ушей? Не вежливо игнорировать чужой вопрос, незнакомка. Даже если нет возможности говорить. Я подучу тебя манерам, смотри! Кухня. Ящик. Острый разделочный нож. Прямо чувствуется, что он недавно побывал в трупе курицы или индейки. Не переживай, малыш, я дам тебе отведать кое-чего послаще. Мальчик не шевелится, как бы я не хотел поиграть, нельзя давать даже теоретического шанса на побег. Лезвие пронзает левую щеку. Правую. Заклятие не дает крови разливаться из тела, но она щедро покрывает металл. Челюсть двигается лишь от моей руки. — Смотри, вот так делаешь ртом и говоришь "Да, сэр". Повтори! Разумеется, мать семейства не может прокомментировать издевательства. — Не понимаешь движений голосовыми связками? Так я покажу! Нож ничуть не хуже режет горло. Главное — не дорезать его до конца, чтобы продлить мучения. Теперь можно пальцами протереть лезвие, сунуть его за пояс, освободив руки, в одной руке собрать оба тоненьких предплечья, а другой ухватиться за волосы и вновь дать времени течь, вместе с проливающейся на пол кровью. — Это называется кошерный забой, потому что при нем в сосудах не остается крови. Разве что она может попасть в легкие. Но я не фанатею от еврейчатины. Труп отправляется в лужу. Ещё один осколок души — в нож. Слизывать кровь с пола не рекомендую, да и сам не буду. Лучше вскрыть новую мясную упаковку. Старшая дочь с кулоном промеж внушительных сисек вполне подходит. Когда жертва не сможет при всем желании брыкаться, появляется время получше прицелиться, перед тем как грызть горло. Ах, это просто пьянящий нектар забытых богов каннибализма, согревающий не хуже травяного арийского чая Зигмунда Рашера. Сорванный с помятой в процессе груди трофей тоже годен стать якорем в этом бренном мире. Можно было бы попробовать сохранить на память не одну лишь подвеску, но и откушенный сосок, если бы я его не прожевал. На очереди следующая жертва, времени на остановки нет. Плоть слаба, но я всё равно не склонен играть в кошки-мышки. Даже для развлечения не стоит подставляться, так что ещё живые представители семейства будущих трупов останутся недвижимее восковых кукол. Пока я не подвину кое-кого самостоятельно. Магия восхитительна, но иногда хочется взять в руки более традиционный инструмент и освежить старые навыки. Поэтому нет ничего странного в том, что я трансфигурирую из вилки простую пилу-ножовку и направляюсь к матери семейства. Её смерть наступит не скоро, но помучить её не только морально, но и физически, можно уже сейчас. В свежий надрез на руке ложится зубчатое полотно и плавные поступательные движения позволяют впасть в легкий транс, наслаждаясь хлюпаньем крови в мясе и легким хрустом кости. Править миром — достойное стремление, ибо цель эта далека и не позволит разложиться после исполнения мечты. Но даже без власти над всем миром можно неплохо провести время — достаточно власти над очень скромной его частью, песчинкой во вселенских масштабах. В этом деле важнее качество, а не количество. Вот сейчас, например, достаточно полной власти всего над горсткой людишек. Разделяй и властвуй: кисть с накрашенными, но относительно короткими ногтями — первая, но не последняя часть в этом процессе. Полностью о магии забывать не стоит — кровь должна проливаться вовремя и не зря. Освежевать будущий деликатес и отбросить лишнее — не проблема. Но это не единственный ингредиент. — Одежда тебе больше не понадобится! От моего смеха, вероятно, содрогнулась душа, но не скованное тело. Сразу видно — не Петуния, есть за что ухватиться! И можно срезать чуток жира с боков. Нож достаточно остр, настолько, что мясо кажется маслом. Можно разогревать сковородку, на которую отправится кисть. Хотя чары и не дают никому пошевелиться самостоятельно, они не помеха моей следующей идее. Пока марши легионов не портят асфальт мостовых, мир сер и скучен, даже псевдопарады загноившихся страхом к колониализму стран не утолят голода и жажды к истинным завоеваниям. Презренные слабаки, не способные даже открыто создать "Министерство Войны" вместо деградантской "обороны", слюнтяи и мазохисты. Где эпоха мужества, в которой один скажет "Зиг", а миллионы подхватят — "Хайль"? Где тот старый добрый мир, в котором можно купить кокаин в любой аптеке, десятилетнюю девственницу — в любом борделе, а рабы для плантаций стоили меньше двадцати долларов за штуку?! Где былое величие?!! Тем временем мясо обжарилось до розовой корочки — пришла пора красного обеда. Утопленный и съеденный был когда-то предан, но даже смерть не остановила его от мести. Не тем, кто вкусил его плоть, а тем, кто продал за новые лица, новые души, новые винтики огромного механизма. Тот, что жаждет, покорил законы мироздания, всколыхнув трон звезд светом пламени своих свеч. Человек — лишь спичка, но кто сказал, что огонь нельзя пустить дальше? Чтобы жить вечно, нужно съедать нечто большее, чем одна лишь плоть. Красный вкус человеческого мяса — это и есть тот самый путь. А обглоданные косточки уже не представляют того же интереса, но что мешает положить их бывшей владелице в рот, насладившись её страданиями от непрямого поцелуя? Пожалуй, только лишь скучная неподвижность ещё живого тела, ведь необходимость сохранять контроль в данном случае не дает возможности созерцать прекрасное. Остаются лишь простые и универсальные радости — есть мясо, ездить на мясе и совать мясо в мясо. Легиллименция показывает, что сия женщина уже хочет смерти, но не сломлена полностью, так что продолжение обещает быть веселым — жить она будет гораздо дольше желаемого. Поэтому пусть смотрит, переставленная в позу с лучшим обзором. Один щелчок пальцами, одна зеленая искра — одна остановка сердца, не каждое убийство должно быть уникальным или жестоким, чтобы оставаться приятным. Теперь и трофей с первого лондонского ограбления обращается в очередной гарант бессмертия. Кольцо Властелина, одно, чтобы править всеми, одно, чтобы всех найти, одно, чтобы сковать их кандалами и оставить при себе на цепи. Выстрел с трансфигурированным глушителем — красавец Наган, нелегальный у первых владельцев и столь же незаконно украденный мной, больше не боится износа. Взгляд и магия, подпитанная привычной ненавистью к человечеству, приводят к аккуратному взрыву, окрасившему стену кусочками кожи, костей, мяса и ливера, вперемешку с кровью и гораздо менее приятными субстанциями, собравшимися в абстракцию многократно красивейшую относительно сюрреалистической мазни. Теперь четвертак с дыркой для нитки, отнятый у нашедшего его малолетнего бомжа с дешёвым протезом руки просто забавы ради, тоже готов быть спрятанным.