Знаете, бывает такое состояние, когда ты вроде как и спишь, а вроде и нет. Когда разум и все действия полностью подчинены тебе, но при этом мозг расслаблен, хоть ты и ощущаешь все, что происходит вокруг.
Юра чувствует приятный запах и звуки готовки чего-то. Сейчас ему просто хочется, чтоб, открыв глаза, он увидел старые обои в цветочек, тот громоздкий шкаф и щель под ним, куда он прятал деньги, и понимать, что все, что с ним произошло, лишь дурной сон. Сейчас он проснется дома в Москве, в своей кровати, облегченно вздыхая, что все случившееся не реально.
Зажмуриваясь, кладя руки под подушку и утыкаясь в нее, Юрию хочется почувствовать ту тяжесть, которую обычно имеют старые, набитые гусиными перьями, однако ощущает ту непривычную легкость и мягкость. Наконец открывая глаза и видя перед собой кремовую стену, какие-то коробки и кучи безделушек с курортов, Юра понимает — не сон. Вчера он совершил поистине самый грандиозный поступок в жизни, он буквально за несколько минут полностью отрезал от себя все, что было таким важным и родным.
Словно на автомате Плисецкий встает с кровати и босыми ногами топает по холодному ровному и такому тихому полу, совсем непривычно.
В кухне-гостиной его встречают запах бекона, яичницы, звуки скворчащего масла на сковороде, какая-то слащавая тихо играющая на заднем плане песня и мужчина за плитой пританцовывающий ей в такт. Юра смотрит на все это и чувствует себя так паршиво, его тошнит от этой слащавости и приторности.
Говорить не хотелось. На плечи словно опустилось несколько тонн камней, заставляя мальчика ссутулиться ещё больше. Несмотря на то, что Юрий только что проснулся, вялость и апатия не покинули его. Подросток, не удосужившись поздороваться, со скрипом отодвинул тяжелую деревянную табуретку. Сел. Повернул голову в сторону суетящегося мужчины, наблюдая за тем, как жарится бекон на сковороде под завывания певички. Виктор явно не замечал присутствие ещё одного человека на кухне, а может просто делал вид, что не замечает.
Не удостоившись внимания к своей персоне, Юра поставил на стол локти, подпирая голову изящными кистями. Он медленно обводил кухню внимательным взглядом, изучая и пытаясь принять. Стены были выкрашены все в тот же злополучный кремовый цвет, что и в комнате, где мальчик проснулся, все было каким-то непривычно новым, гармоничным и блеклым. Стекла покрылись белым морозным налетом, от чего было практически невозможно рассмотреть новый вид из окна, поэтому можно было разглядеть небольшой кусочек неба, который был таким же блеклым и холодным.
Неприязненно передернув плечами, подросток понял, что жить здесь ему придется долго. Плохо слушающимися ледяными пальцами, ведь квартире у Виктора было очень холодно, он попытался пригладить спутанные после сна блондинистые пряди, тупо устремив свой взгляд в стол. И тут его глаза зацепились за листы бумаги, которые были хаотично сложены рядом с открытым ноутбуком. От скуки и легкого любопытства он потянулся за листочками. Чуть ли не лёжа на столе, Юре удалось самыми кончиками пальцев подтащить к себе стопку. Усевшись обратно на стул, он по-хозяйски взял их в руки и начал свой осмотр. На первом листе были изображены мужчина и женщина, обнаженные и в совершенно неоднозначной позе, и судя по всему женщина вела главенствующую роль. Она словно руководила процессом, с властным выражением лица глядя на своего партнера. Нарисовано было действительно талантливо. Все было очень натурально, начиная с пропорций и заканчивая эмоциональным фоном картины. Между героями явственно ощущалось сексуальное напряжение. На обратной стороне была подпись автора. Так пролистав половину листков, на которых встречались лишь неизвестные имена и вульгарные картины, Плисецкий задумался об их назначении.
— О! Фея проснулась! — Раздался за спиной Плисецкого насмешливый голос. Юра инстинктивно вздрогнул, уличая себя. — Та-а-а-к. Что это тут у нас? — Мужчина ловко выдернул из рук мальчика листы. — Тебе мама не говорила, что брать чужие вещи без спроса как минимум некрасиво, а как максимум — чревато, м? — В интонациях Виктора слышалась явная насмешка. Подросток испытал раздражение и небольшой укол смущения от того, что с ним разговаривают как с мелюзгой.
— У меня нет матери. — Буркнул парень, с вызовом глянув на мужчину. Тот лишь пожал плечами и отвернулся обратно к плите, уже через секунду ставя перед Юрой наполненную до краев тарелку с золотистой яичницей и слегка хрустящим, маслянистым беконом, прямо американский завтрак. Себе же он сварил крепкий черный кофе и, перелив его в большую белую кружку, поставил рядом с ноутбуком.
— В магазин зашел, когда гулял с Маккачином, если что. Молоко и сок в холодильнике. Стаканы в шкафчике над раковиной. Вилки, ложки в ящике справа от раковины. Все понял? — Дождавшись кивка от Плисецкого, Виктор протянул ему столовые приборы и плюхнулся на стул перед компьютером. До того, как перед ним поставили тарелку, Юра и не подозревал, насколько был голоден. — Как поспал? — Улыбнувшись своей фирменной улыбочкой, от которой мог бы начаться кариес или диабет, спрашивает Виктор. Ответ был написан на лице мальчишки большими синяками под глазами и кислой миной.
— Какой сегодня день? — Еще не до конца соображая, с какой-то обреченностью спрашивает Юрий, полностью игнорируя вопросы со стороны и все еще надеясь, что это сон и это не он сейчас в Питере, мать его, сидит за столом у Марка Десадова, который приготовил ему завтрак.
— Среда. — Так же безмятежно отвечает Никифоров, словно они живут вместе всю жизнь. — «Меня выгнали из дома ночью, блять. Я в состоянии аффекта ебанул в другой город». — Юра хватается за голову, видимо, осознавая какую херню он сотворил. Юноша с недоумением пялится в тарелку так, словно увидел в ней все тайны мироздания. — «И сейчас мне приготовила завтрак ебаная порнозвезда, с которой я снимался два года назад».
— Тебе чай или кофе? — С неким подобием смешка произносит Виктор.
— Вот объясни мне. А с хуя ты такой спокойный, а? — Грубовато предъявляет Юрий.
— Понятно, значит чай. — Вздыхает мужчина от того, что вместо ответа на него сыплются претензии, и встает со своего места. — Ромашку. Может, успокоишься.
— Кофе мне. — Скрещивая руки на груди, бросает Юра. — Почему ты ведешь себя так, будто ничего не происходит?
— А что происходит-то, Юр? — Виктору было скучно, ему казалось, что жизнь в последнее время стала монотонна и однообразна. Однако узнав про бедняжку фею, которой некуда деться, которою жестоко выгнали на улицу зимой, Никифоров сразу же среагировал. Он не знал подробностей того, что произошло в ту роковую ночь, но судя по состоянию мальчишки, задавать вопросы было бы бесполезно, ибо даже он, видимо, не до конца понял, что натворил.
— А! Я все понял. — С какой-то издевкой говорит Плисецкий. — Это все из-за той сделки.
Тут Виктора словно током шибануло. По правде говоря, про нее он забыл. Просто взял и забыл, как и вчера забыл, что он снова встретится со своей маленькой феей, которую не видел уже очень долгое время. Мальчик его по правде очень заинтересовал и в первые же минуты общения. Никифорову казалось, что они похожи, близки несчастьем, что Юра поймет его или он его, но как же на деле мужчина ошибался.
— Ты как был ребенком, так и остался. — Пытается отговориться Виктор. — Не подрос еще, котенок. Ты же помнишь условия?
— С хуя я котенок-то? — Юра вздыхает и закатывает глаза. — Забыл как зовут?
Быстро прикончив свой завтрак, подросток ради приличия вымыл посуду и отправился к себе в комнату. Делать было откровенно нечего: Яков ничего так и не написал со вчерашнего дня, предложений никаких не поступало, как на зло. Деньги нужны были очень срочно, а взять их было просто неоткуда, да и обида начала вновь душить за те отобранные деньги, которые он зарабатывал месяцами, практически унижая себя и принуждая. Юре часто доставались роли, где он должен был подчиняться, послушно принимать в себя члены любых размеров и не только их, на деле ему не хотелось, он считал унижением, всегда занимать «пассивную» роль.
Парень с размаху бухнулся на диван, утыкаясь лицом в подушку. Пролежав так несколько минут, Юрий перевернулся на спину, задирая толстовку и застывая в немного нелепой позе.
А ведь из вещей у него даже и ничего нет, в чем пришел — в том и заснул. У него вообще ничего нет, кроме телефона, своего старенького, побитого ноута, который, возможно, даже и не включится, ведь во время перепалки он падал пару раз. Юра пытался отвоевать себе все самое ценное и первым делом схватился сразу же за него, забыв про вещи и прочее. Да и как вообще можно спокойно было собраться и уйти ночью, когда даже этого не планировал, когда тебя самого чуть ли не выкидывают из твоей собственной квартиры. Когда пару минут назад было хоть что-то, а сейчас только синяки, обида и боль.
Взгляд парня бездумно блуждал по комнате. Скука навевала грустные воспоминания, которые были довольно навязчивые. Они давили на мальчика, вжимая его тело в этот неудобный диван, который для сна совершенно не был предназначен. В конце концов, он не выдержал и, резко поднявшись, с силой растрепал блондинистые волосы, словно пытаясь стряхнуть с себя эти гнетущие мысли. Раздражаясь на самого себя, юноша вскочил на ноги и бездумно навернув по комнате пару кругов, остановился у длинного стеллажа с книгами и прочей лабудой.
— Хм… И что у нас тут? — Пробормотал себе под нос Юра, проводя рукой по корешкам книг и рамке с фотографией.
На ней была изображена женщина с вычурным макияжем и в алом платье, которое так и искрило блестками. Она была очень похожа на Виктора, казалось, что это и есть сам он, что тоже вероятно. От Никифорова можно было ожидать что угодно.
Вернувшись к изучению книг, в основном это была русская классика, которой ему не очень хотелось себя грузить, Юра не мог никак отвлечь себя от той навязчивой мысли, что эта уж очень яркая женщина может являться Виктором. Хотя у всех людей свои тараканы. Выбрав, по его мнению, две самые нормальные книги, подросток уселся в небольшое и глубокое кресло, стоящее рядом с кроватью. Подтянув к себе холодные ступни, он взял первую книгу. Быстро пробежавшись по краткому содержанию.
«Заводной апельсин». У меня вся жизнь, как этот заводной апельсин, ну нахуй. Юра отложил Берджесса в сторону и взял вторую книгу. Какой-то неизвестный автор. Константин Сталлер «Горячий лед». краткое описание Юрочка читать даже не стал.
Подросток просто устроился поудобнее и начал читать. С самых первых строчек он понял, что что-то не так.
«
Лед. Его треск, шорох разрезающих его коньков, прохлада, исходящая от него — все это дико возбуждает моё сознание. Вид стройного детского тела, словно бабочка, порхающего надо льдом, не мог оставить равнодушным даже меня. Светлые волосики этой девочки были убраны в высокий конский хвост, кожа была белая, как первый выпавший снег, а сквозь обтягивающий костюм проглядывали маленькие сосочки, затвердевшие от холода, ещё только начавших формироваться грудей.
Юленька была очень послушной девочкой и всегда выполняла то, что ей скажут взрослые. Эта детская невинность и покорность будоражила фантазию, каждый раз заставляя член предательски дергаться». — Юра поднял от книги взгляд. До него начало доходить, что это не просто книга.
«Блять, что это?!» — подросток испытывал некое отвращение, но вместе с тем ему хотелось знать, что будет дальше. Чего греха таить, стиль написания был неплох. Заведя за ухо тонкую прядь, он продолжил:
«
Мама девочки платила мне приличные деньги за частные занятия с её дочерью. И надо признать, что не зря, у Юли действительно был талант. Каждый раз, когда у неё что-то не получалось, я вставал за её спиной, вжимая её юное тельце в своё, и показывал, объяснял, а она так доверчиво ко мне льнула, совершенно не замечая подвоха».
С легким скрипом приоткрылась дверь, и Юра, не контролируя свои действия, подлетел с кресла, роняя на пол книгу. На лице вошедшего отразилось недоумение.
— Что надо? — Раздраженно кинул подросток, приглаживая растрепанные волосы. На губах Виктора застыла слащавая усмешка. Он подошёл ближе и, грациозно наклонившись, поднял валяющуюся на полу книгу.
— Блять, это не то, о чем ты подумал. — Юра чувствует, что его лицо и уши заливает предательский румянец.
— Ну и как тебе? — С ухмылкой спросил мужчина, потрясая книгой.
— Отвратительно. — Поняв, что его поймали с поличным и приперли к стенке, подросток не придумал ничего лучше, чем перейти в нападение. — Я вообще не понимаю, как эта хуета оказалась у тебя в доме?
Виктор посмотрел на Юру долгим нечитаемым взглядом. Потом, тяжело вздохнув, подошел к дивану и не особо изящно плюхнулся на него. Немного большеватая тельняшка, в которой Виктор обычно ходил дома, задралась до середины живота, обнажая светлую полоску волос. Мужчина, совершенно не обращая на это внимание, задумчиво положил руки под голову и уставился в потолок.
— Хм. А я ведь заплатил кучу деньжат редакторам за хорошее форматирование. Или тебе не нравится сам стиль написания? — Он повернул голову в сторону Плисецкого, рассматривая его, все еще красное, лицо.
— Бля, так ты у нас еще и писака дохуя? — Вот сейчас Юра действительно охуел от такого поворота событий. — Тебя не заебало ли прятаться за кучей псевдонимов?
— Действительно. И это я слышу от экспрессивного подростка, вечно прячущегося в своей скорлупе из агрессии? — Легко парировал Никифоров, поднимаясь с дивана. Он с ленивой пластичностью хищника подошел к напрягшемуся подростку и уселся на подлокотник кресла, отрезая пути к отступлению.
— Ожидаемо, Виктор, очень ожидаемо. — Пытался храбриться парень. Он знал, что сейчас находится в не самом выигрышном положении. Блеф — это все, что ему оставалось. — Я знаю, чего ты хочешь от меня, старый же ты хрен. — У мужчины нервно дернулась тонкая бровь, выдавая его раздражение. Виктор резко схватил юношу за подбородок и, больно сжимая пальцами так, чтобы тот не смог отвернуться, приторно произнес:
— Знаешь что, дорогуша? С самого первого момента нашего знакомства у меня появилось дикое желание вымыть тебе ротик с мыльцем или хотя бы просто его заткнуть. Поимей уважение к старшим или будешь соответственно наказан. — Он резко впился в податливые от неожиданности губы подростка. Этот поцелуй больше походил на укус.
— Я ожидал таких действий с твоей стороны. — Отстраняется Юра с какой-то коварной улыбочкой. — Думал, ты протянешь дольше, Марк, Константин или Виктор, а может быть лучше просто извращенец? — Начинал распаляться подросток, будто раззадоривая мужчину. — Ну что? Давай, еби меня! Ты же этого так хотел. Все утро мучился, бедненький!
Плисецкому было страшно, он сам мечтал заткнуться, но почему-то не мог остановиться и продолжал подстегивать Виктора. Защитная реакция?
— А ты будто не хочешь? — Попытался в таком же духе ответить мужчина, однако полностью прогорел.
— Нет, как видишь, я даже не возбужден. — Складывая руки на груди и будто демонстрируя, что в штанах и намека нет на стояк, с неким упреком сказал парень. — Это ты уже тут весь извелся, Витенька.
***
Юрий не понял, как после своего достаточно задевающего изречения оказался в другой комнате, прижатый к холодным простыням синеватого оттенка. Его удивила такая быстрая реакция, видимо, Никифоров еще не все пропил.
— Может, ты мне еще заплатишь, как последней шлюхе? — Плисецкий не мог угомониться и продолжал извергать из недр своего разума нелестные или просто неприятные комментарии в адрес мужчины.
— Что же у тебя все к деньгам сводится, Юрочка? — Прижав мальчишку к кровати, томно шепчет Виктор, пошло улыбаясь и смотря прямо в Юрины глаза, правда заглянуть в них было сложновато, подросток постоянно отводил взгляд. — Ты никогда не думал о том, что сексом можно не только зарабатывать, но и наслаждаться, получать удовольствие?
— Вот ты и получай. — Нервно, сквозь зубы цедит подросток, снова отворачиваясь.
— Отрицание самого себя не делает тебя взрослее. — Целуя Юру в шею, ухмыляется Виктор. — Ты просто обычный закомплексованный подросток с начавшимся пубертатным периодом. Почему бы тебе просто не принять свои ощущения? Тебе на самом деле приятно, не так ли? Мне кажется, это было бы как раз по-взрослому.
— Кто сказал, что мне приятно? Это не должно быть приятно, когда тебе пихают в зад вещи разных форм и размеров! — Чуть ли не выкрикивает прямо в лицо Никифорову юноша, пытаясь вновь спрятать выдающий его растерянность и неготовность к происходящему взгляд. Мужчина же, наблюдая за этим и слушая такие громкие высказывания, еле сдерживает смех. — Ты хотел трахнуть меня, ну так трахни! Давай, начинай! Я не буду сопротивляться. В этом даже смысла нет. Ты бы все равно выебал меня, не сегодня — так завтра, не завтра — так через недельку уж точно.
— Юрочка, ты такой смешной, делаешь все с таким одолжением, будто я тебя собираюсь резать. — Все же заливается хохотом Виктор.
— Морально. — Рычит Юрий, недовольно насупившись и закатывая глаза.
— Неужели ты никогда не кайфовал?
Рука мужчины оказывается в штанах подростка. Ко всему удивлению, мальчик и в правду не был возбужден. Это даже немного задело Никифорова, однако теперь ему захотелось даже переисполнить свой план: сделать так чтобы Фея не просто сладко стонала, а чтобы чуть ли не кричала и просила большего, чтоб по этому юному тело прошла судорога экстаза, чтоб он испытал настолько сильное наслаждение, прямо до слез в глазах. Пока же просто слышались немного недовольные и терпящие вздохи. Одна рука ласкала еще не до конца вставшую плоть, вторая изучала остальное тело. Задевая пальцами — якобы случайно — нежные розовые сосочки.
— Какие старперские ласки… — Цокнул Юра.
На эти слова его заткнули поцелуем и сильнее сжали член, проводя большим пальцем по головке, этим растирая выступившую капельку смазки. Мужчина становился напористей. Затем, отстранившись, Никифоров, полез в прикроватную тумбочку, доставая лубрикант. Рука, что обласкивала возбужденную плоть парня, огладила внутреннюю сторону бедер, отчего по телу Плисецкого пробежались слабые мурашки.
— Я тебе сейчас покажу старперские ласки, дорогуша. — Стащив с юноши штаны с трусами, и щедро выдавливая гель себе на пальцы, говорил Виктор.
— Не дождешься. Ты уже начал вяло. — Разводя ноги и давая скользким пальцам более удобный доступ, произносит Юрий, пытаясь расслабиться и забыться, не обращать внимания на уже обыденные ощущения. Однако так было только в первые минуты подготовки.
Спустя некоторое время такой нудной, но обязательной процедуры, Юре резко стало жарко, он сам не понял почему, толи от умелых ласк, толи от чего-то другого, что очень насторожило парня. Тепло и раскаты приятных ощущений стали разливаться по телу подростка, казалось еще немного и он потеряет контроль над собой, бесстыдно выпячивая задницу и хныкая от того, что ему никто не вставляет. Виктор же покрывал его тело поцелуями, вычерчивая кончиками пальцев только ему понятные узоры и растягивая мягкие, горячие стеночки внутри парня другой рукой.
— Что ты-ты сделал? Аха. — Еле сдерживая тихие стоны и вздохи, произнес Юра. — Почему так жарко и…ммм такие ощущения.
— Ах, это? Просто смазка, повышающая чувствительность.
— Ты идиот?! Серьезно, блять? — Резко поднимается на локтях Юра. — Ты охуел? Я на такое не подписывался!
— А что такого? Ты не хочешь, чтобы тебе было приятно? — Сладко тянет Виктор и вновь ухмыляется. — Или Юрочка у нас боится, что ему это понравится? Это так мило.
— Заткнись и приступай уже к делу. — Самостоятельно насаживаясь на пальцы, грубо бросает Юрий.
— Ты почти готов.
Юра переворачивается на живот и немного привстает на коленки, как бы уже крича всем видом: «Иди нахуй и трахни наконец». Такого с Юрием еще никогда не было, сильное возбуждение творило с ним невообразимые вещи. Все мысли затмило желание, которого он никогда не испытывал. Да, перед камерами он показывал и возбуждение, и желание, и страсть, но это была лишь игра, сам он такого никогда не испытывал.
Член предательски начал истекать смазкой, разрядка требовалась срочно, Плисецкий терпеть больше не мог.
— Мальчик хочет? — Пристраиваясь, говорит Виктор с явной издевкой.
— Ебальник завали-и! — Последнее слово угрожающе сказать в ответ не получилось. Вырвался какой-то неестественный писк, и дрожь прошлась по всему телу. Было странно, было непривычно, было приятно?
Коленки начали разъезжаться от то замедляющихся, то ускоряющихся порций толчков. Виктор явно умел не только трахаться красиво и эстетично, но еще и мастерски приятно.
Приятное для Юры в сексе было чем-то отстраненным и чужим. Ему бывало больно, бывало, что он ничего не чувствовал или просто не обращал на ощущения внимание, ведь нужно играть, быть сексуальным, желанным для каждого прыщавого очкастого задрота, что наяривает на порнушку с мальчиками в тайне от мамки, что экономит на обедах в шараге или универе, чтобы заплатить за подписку. А сейчас таким быть не нужно, и что тогда делать, собственно?
— Юрочка, нужно различать секс ради денег и секс ради секса. — Двинувшись на всю длину и немного задержавшись в юном теле, с еле сдерживаемой дрожью в голосе от возбуждения, произносит Виктор. Юра не видел его лица, но ощущал ту дебильную улыбочку. — Будь проще.
— Заткнись! Нх, если бы н-не тот случай, я бы никогда в жизни… — Подхватывая под живот, мужчина не выходя, усаживает Плисецкого к себе на колени, но все так же спиной к себе. От этого подросток чуть разводит ноги для более глубокого проникновения. — Я бы никогда в жизни не согласился спать с мужчиной!
— Я не думаю, что ты сейчас жалеешь о данном опыте. — Продолжая двигаться, возражает мужчина, в ответ послышался невнятный стон.
— Я уебу тебя, когда мы закончим! — Парень сам насаживается до упора и прогибается в спине словно кошка. За такое действие, получая поцелуй куда-то в плечо, а затем слабенький укус. — Зубы убрал. Иначе завтра я расскажу происхождение этих следов Якову.
За такую угрозу его опрокидывают обратно на кровать и укладывают набок. Юра кладет ногу на плечо Виктора и снова цокает, когда к нему тянутся за поцелуем.
— Что же ты у нас такая недотрога? — Удобнее пристраиваясь и снова резко входя, усмехается мужчина. Юра вскрикивает, во всем теле этот толчок отдается дрожью, проехались прямо по простате. Подросток сам до конца не понял, что почувствовал, это было странно и просто до чертиков приятно, до комкания простыни, до сбитого дыхания и жары во всем теле.
«Гребаное повышение чувствительности». — Думает Плисецкий и вновь стонет из-за снова очень четкого и точного толчка, такого же, как и предыдущего. Виктор смекнул, что движется в правильном направлении, и теперь наслаждался протяжными стонами, которые все же пытаются хоть как-то сдержать.
— Тебе нравится, Юрочка? — Опять целуя шею, со вздохом, спрашивает Виктор.
— А-а-а блять нет! Нет-нет! — Выкрикнул, Юра. Ему не хотелось признавать факт, что и вправду приятно и так сладко.
— Что такое, котенок? Тебе же очень хорошо. Ты весь течешь, сжимаешь меня. Я бы не сказал, что это неприятно. — Юра же не слышит, он пытается совладать со своими ощущениями и контролировать себя, правда это слабо выходит, и когда Никифоров останавливается, то машинально подается бедрами назад. Ведь довели его до такого состояния, когда томительное напряжение практически достигло своего пика и вот-вот резко пойдет на спад.
— Блять, ты можешь заткнуться? — Рычит Юра и сразу же тонко стонет, когда снова задевают комочек нервов, а потом еще и еще и еще.
Подросток понял, что Виктор тоже близок к разрядке, ведь толчки стали более хаотичными и рваными. И как его вновь перевернули на живот, продолжая втрахивать в постель и надрачивать сочащийся смазкой член.
И Плисецкий чувствует, что вот-вот, почти. И когда простату задевают особенно сильно, а рука проводит по возбужденной требующей разрядки плоти, по телу проходит судорога истомы с хныкающим стоном, который сорвался с его рта, он пачкает под собой простыни.
— Только не в меня, прошу. Я ненавижу это, мерзко, мне не нра… — Юра чувствует, как в него входят особо глубоко, сжимают бедра, не давая дернуться, и с судорожным вздохом изливаются. — Блять, зачем?
Парень морщится от противного ощущения разлитой горячей липкости внутри и того, как она начинает вытекать, когда из него выходят, явно любуясь видом розоватой бледной попки из которой обильно течет семя. Его самого еще немного потряхивало от всего действа, что длилось на протяжении часа или даже больше.
***
— Эх, Юрочка. Я думал увидеть все твои способности, но ты больше возмущался, чем что-то делал. — Откидываясь на подушку и затягиваясь сигаретой, вздыхает Виктор. — Я разочарован. Видимо, зря тогда предложил тебе сделку. До Премии AVN тебе еще как до Америки. Видимо, я ошибся. — С наигранной грустью произнес мужчина. — Ну ладно, найду кандидата получше.
— Что?! — Резко вскочил Юра с кровати, даже наплевав на тот факт, что может все перепачкать. — Да кто тебе такое сказал? Я тебе щас дам «как до Америки», я трахаюсь просто великолепно!
Парень тут же затыкается, понимая, что сказал. Возмущение внутри кипело. Его просто спровоцировали и сейчас в открытую смеются.
Раньше он даже и не думал претендовать на эту гребаную премию. И та сделка на словах была для него как пустой звук. Но теперь все будет по-другому, он теперь чисто из принципа захочет ее заполучить, утереть всем нос, доказать… а кому доказать? И что доказывать-то?
Юрочка хочет доказать, что лучше всех трахается? Зачем же это ему? Этим же он полностью размоет ту грань жизни и «работы», которую так активно и осторожно соблюдал. Вот ведь незадача. Наш мальчик теперь сам не знает чего хочет от себя, от Виктора, от других, да вообще от всего мира в целом. Он просто потерял всех, кого только мог, ушел из дома и теперь стоит тут, полностью запутавшийся и полностью голый с вытекающей спермой из задницы.
— Иди подмойся, сейчас все заляпаешь, дорогой мой соблазнитель отчимов. — Туша скуренную до самого фильтра сигарету, немного посмеиваясь, говорит Никифоров.
— Нехуй было мне в жопу спускать! — Раздраженно крикнул Юрий, направляясь в ванную. — Полотенце где?
— Там висит. — Громко произносит Виктор, затем что-то прибавляя про клизму и слыша в ответ сначала «вижу», а затем надрывистое «заткнись». На этот выкрик мужчина лишь посмеивается.
Его забавляет эта вспыльчивость и эмоциональность подростка, но не более. Он не может относиться к нему серьезно, пока что. Сейчас Юрочка просто забавная и красивая игрушечка, милый, но царапающийся котенок. Хватит ли ему, его надолго он не знает. Хватит ли самому Юрию силенок и нервов на Виктора — не знает никто.
Расположившись на диване в кухне-гостиной за просмотром какого-то нового выпуска секретных материалов про рептилоидов-анунаков с планеты Нибиру, Юра продолжал охуевать от жизни и от того, как она его швыряет из стороны в сторону.
Всего день назад его вышвырнули из дома на холодную улицу, он слился в Питер, уже успел потрахаться с порнозвездой и сейчас сидит, смотрит телевизор в чужой квартире, одетый в чужую футболку потому, что даже вещей у него нет, а еще он устал.
От всего.
— Виктор, а что это были за рисунки? — Лениво спрашивает Плисецкий, переключая каналы и поправляя сползающую футболку с плеча. — Ну, те, которые утром на столе лежали.
— А, эти. — Отозвался Виктор, наливая себе вина, какого именно — не суть. — Это потенциальные обложки для моего нового романа, который тоже находится в стадии разработки.
— А че это тогда было, что я читал? — Прикладывая руку к голове и как-то обреченно вздыхая, снова задает вопрос Юра.
— Это… — Немного отпив из бокала и явно задумавшись над вопросом, мужчина делает паузу. — Это скорее получился сборник порнорассказов, чем полноценный роман.
— Я не об этом. — Голос Юрия начал дрожать то ли от нервов, то ли от подкатывающего истерического смеха. — Что за Юля, Витя? Какая, мать ее, блондинистая Юля? Буду надеяться на то, что это просто совпадение, а не то, о чем я сейчас подумал.
— Лучше надейся, котенок. — Вздыхает Виктор, понимая, что его раскрыли вместе с образом, который был, хоть и немного измененным, но все еще оставался списанным с «русской феи», залпом допивает оставшееся в бокале вино. — Лучше надейся…
