POV Фиалайт
Меня зовут Фиалайт (здесь я должна бы написать свою фамилию, но у меня таковой больше нет), и это история о том, как я умерла, возродилась и опять умерла. Точнее, в тот день я умирала и возрождалась несколько раз, но, давайте, по порядку. Когда Джеймс наконец закончил и откинулся на подушку, физическая боль утихла, но душевная становилась всё больше, потому что спала я не с Малфоем, и до полуночи оставались считанные секунды. Я посмотрела на часы, висящие на стене, и начала обратный отсчет, закрыв глаза, и, незаметно для себя, умерла. Восстала из мертвых я из-за будильника, который я установила на свою волшебную палочку в пять утра. Душераздирающий звук я выключила, не открывая глаз, но открыть мне их пришлось, потому что я поняла как некто, лежащий рядом со мной, перевернулся на другой бок: я почувствовала дыхание на своем лице. Моему взору предстал спящий, ещё более взъерошенный, чем всегда, Джеймс. Он лежал на подушке так, что его губы сложились бантиком и были приоткрыты. Я еле сдержала смех, а потом вспомнила, что было вчера, от этого улыбка на моем лице погасла. Тётушки божились, что я умру, если Малфой не заделает мне ребенка. Его мне сделал Джеймс, но я всё ещё жива. Хотя, может быть, и не сделал. В тот момент я решила, что больше ни одному слову моих приемных матерей верить не буду, потому что они уже который раз мне наврали. Как позже выяснилось, мне врали намного больше, но, как я уже сказала, обо всем по порядку. Я еле встала с той кровати, потому что мои ноги не сгибались, а там очень сильно саднило. Сделав всё-таки это, я начала искать свою одежду по комнате: Джеймс раскидал моё белье так, что трусы я так и не нашла. Поэтому, надев платье на голое тело, взяв палочку и лифчик в руки, я направилась в свою комнату. Но прежде, чем это сделать, я ещё раз подошла к кровати, убрала непослушные волосы любимого с его глаз и поцеловала в лоб, после чего по моим щекам потекли горячие слезы: я знала, что больше его никогда не увижу. Не посмею смотреть ему в глаза после того, что сделала. Поэтому я должна исчезнуть. Помнится, я говорила, что после всей этой котовасии собиралась бежать. Собственно, поэтому я поставила будильник на пять утра. Я знала, что моим тёткам для чего-то нужен ребенок, которым я залетела, но я его им отдавать не собиралась. Если вы думаете, что я собиралась сбежать от них, чтобы воспитать ребенка Малфоя в любви и заботе, собиралась стать примерной мамочкой, то закатайте губу. Этим двум стервам ребенок нужен для какой-то чертовщины, поэтому им его отдавать не собиралась, а собиралась просто от него избавиться. Мне не нужен ребенок в семнадцать лет, а уж тем более от Скорпиуса Малфоя. Вы, наверное, сейчас скажете, что это же ребенок не Малфоя, а моего любимого Джеймса, поэтому я должна его сохранить, хотя бы как память о человеке, которого любила, люблю и всегда буду любить, несмотря на то, что больше никогда с ним не увижусь? Расстрою вас, но ребенок мне не нужен вообще. Я не собираюсь становиться матерью-отшельником-одиночкой. Поэтому, когда я пришла в комнату, переодевшись, я взяла ту маленькую сумку с вещами, которую я приготовила, и собиралась было выходить из комнаты, как меня застал домовик и сказал, что меня в холле ждут две дамы. Тогда я умерла второй раз. Мой мозг начал лихорадочно думать, как же сбежать от них, ведь они точно меня не отпустят, и уж точно не дадут избавиться от ребенка, и мне придется вынашивать его девять гребанных месяцев. Если бы я была Джеймсом, я бы сбежала через один из потайных проходов, ведущих из школы. Но суть Джеймса в том, что он не умеет смотреть на несколько шагов вперёд, а я могу. Поэтому я решила, что лучше-таки пойти к ним, показаться им на глаза, чтобы они думали, что я со всем смирилась, а потом сбежать прямо из-под их носов. Надо было заговорить им зубы. Кессиди просияла, когда увидела меня, и прижала к себе. В ответ я её не обняла, но и не оттолкнула. Реджина положила руку мне на плечо и сказала, что гордится моим выбором. Пф, тоже мне: выбора и не было. Всю дорогу до дома, который я уже не считала своим домом, да и Хогвартс уже не мой дом — я без определенного места жительства, — мы молчали. В пути меня мучали странные и противоречивые мысли и чувства. Сначала я думала о том, какая я всё-таки дура, что не рассказала обо всем этом сразу Джеймсу. Он бы всё понял и придумал бы что-то, чтобы мне не пришлось умирать или совокупляться с Малфоем. А теперь он знал, что я собиралась спать с его врагом, и сделала бы это, если бы в теле его врага не оказался бы он сам. Надо было сразу догадаться, что Джей-Си сделал бы всё возможное, чтобы попасть на вечеринку, на которую его не пригласили. Но я была слишком увлечена мыслями о предстоящей смерти, поэтому совсем не думала о том, что есть люди, которые мне бы помогли. Ещё и сегодня Джей не найдет меня, и Ал скажет ему, что я его ненавижу и видеть не хочу. После этого его ненависть ко мне возрастёт в разы, и тогда он уже точно никогда в жизни меня не простит. Поэтому я официально попрощалась с любовью всей своей жизни, с королем моего сердца, со своим Богом. Мне настолько было больно от всего этого, что я плакала прямо в поезде, прямо при двух ведьмах, которые меня растили. Вот уж не думала, что расплачусь, но эмоции были предельными. А потом я достала фотографию, которую подарил мне Альбус, и рассмеялась, как будто я и не умирала и не собиралась умирать, и жизнь у меня прекрасна, и друга я не потеряла. Фотография показалась безумно забавной, и я смеялась так, как уже давно не смеялась. Когда после долгих месяцев без смеха ты, наконец, смеёшься, мышцы лица как-то приятно побаливают, потому что они уже давно не напрягались именно в этих точках. После этого мне в нос попал запах вишни. Не знаю, откуда мой нос такое взял в середине осени, но я настолько сильно захотела свежей вишни, что разрыдалась. Когда мы подъезжали к Годриковой Впадине, меня уже конкретно начало тошнить. Если бы я не знала, что токсикоз не может начаться через пять часов после оплодотворения, я бы сказала, что это был именно он. Ввалившись в дом, первым делом я пошла в туалет блевать. Тётки обменялись довольными улыбками и сказали, что все идёт по плану. Уже конкретно бесили их тайны и заговоры против меня. Искренне не понимаю, за что они так со мной, ведь я всегда была послушным ребенком, помогала им по дому, делала, что они велели, а они сделали из меня инкубатор. Пока я думала, как бы избавиться побыстрее от этого дьявольского ребенка, Кессиди накрывала обед, а Реджина что-то делала в подвале. От всей еды меня воротило, так что я к ней даже не притронулась. Меня нереально раздражало, что они ничего не говорили, абсолютно! Я разрывалась от мыслей и догадок, но эти стервы не проронили ни слова за пол дня. — Фиалайт! — голос Реджины был так же резок, как мел проехавший по доске. — Когда поешь, спускайся в подвал: там всё готово. ЗАЧЕМ ГОВОРИТЬ ЗАГАДКАМИ?! — Готово к чему? — мой голос предательский дрожал. На самом деле, было очень страшно. Я бы не удивилась, если бы они готовились меня прикончить, потому что я слишком много знаю. И это было бы обидно, потому что я чего только не сделала, чтобы остаться живой! Девочка-жизнь-которой-предрешена спускалась в подвал, чтобы умереть в третий раз за день. В детстве я часто была в этом подвале, но тогда он был похож на обычный подвал: старые вещи, мешки с картошкой и луком, какие-то садовые инструменты: ничего необычного. Но то, что я увидела сегодня, повергло меня в шок. В клетках сидели разные мелкие животные, на полках стояли флаконы и бутылки с разными зельями, рецепты которых мы в школе не проходили; когда я открыла какой-то шкафчик, из него посыпались кости какого-то крупного животного, а потом я присмотрелась и поняла, что это не животное, а человек. Попятившись, я врезалась в кушетку, стоящую посреди комнаты, похожую на больничную, а рядом с ней на столе стояла огромная банка с бурлящей зеленоватой жидкостью: внизу была приделана какая-то штуковина, очень уж похожая на какой-то орган человеческого тела, который пульсировал в такт моему бешено-скачущему сердцу. Как только я осознала, что здесь слишком много черной магии, я развернулась и побежала к выходу из подвала. Его мне перекрыли женщины, которых я считала своими матерьми. — Куда направилась? — Реджина сейчас была похожа на ведьму из магловских сказок, которые я любила читать в детстве. — Лучше не сопротивляйся. Всё быстро закончится, если ты будешь покладистой. Кессиди взяла меня за плечи и мягко направила к кушетке. Я чувствовала себя жертвой маньяка-судмедэксперта из магловского сериала, который не просто шарил внутри трупов, а сам делал людей трупами. Я послушно легла на кушетку, была готовой ко всему, но когда мои руки заковали какими-то средневековыми наручниками, я закричала. Кессиди закрыла мой рот какой-то резиновой штуковиной, которая надевалась на голову: они как будто хотели снять сада-маза порно. — Это для того, чтобы ты случайно не прокусила свой язык или губы, милая, — Кессиди говорила это с такой нежностью, как будто не собиралась меня убить или изнасиловать, но было ясно, что мне будет сейчас очень больно. После этого она сняла с меня штаны вместе с трусами и приковала мои ноги к выступающим рядом железным подставкам. И тут до меня дошло, что эта кушетка была похожа на гинекологический стул. Етить меня налево. Реджина всё это время стояла в стороне и произносила в пол голоса какие-то слова, держа руки над открытым огнем. Ее ладони уже обуглились, но она, как будто, и вовсе не чувствовала этого, откинув голову назад, продолжала шептать какие-то слова. Закончив, она посмотрела в мои испуганные глаза и проговорила: — Обеззараживание. Что происходило со мной дальше, никакими словами описать невозможно. Я уверенна, то, что делали со мной, запрещено делать и в магическом мире, и в магловском. Голову мне поднимать было сложно из-за того, что она была прикована, и того, что происходило я не видела, но я это прекрасно чувствовала. Мое нутро ещё болело из-за того, что меня несколько часов назад лишили девственности, но засовывание внутрь меня руки было раз в двадцать больнее, чем лишаться девственности. Тогда я поняла, зачем эта резиновая штуковина у меня во рту: во-первых, она заглушала мой крик, а во-вторых, я бы реально сломала челюсть и раскрошила свои зубы, если бы не эта резинка у меня во рту. Кессиди стояла рядом с моим лицом, закрывая свой рот одной рукой, а второй гладя меня голове. Казалось, ей было меня не поддельно жаль. Когда Реджина рывком достала свою руку из меня, я успокоилась и закрыла глаза от облегчения. В её кулаке был зажат комок размером с теннисный мяч со шнуром. Я догадалась, что это, но не могла поверить, что оно так быстро доросло до таких размеров. Потом я поняла, для чего была эта банка со странной пульсирующей штукой внизу: это инкубатор. Реджина положила в воду окровавленную руку с комком, после чего шнурок сразу же пристроился к пульсирующей штуке. Уже в тот момент я поняла, что ещё долго не смогу спокойно спать. Кессиди отстегнула меня и помогла дойти до ванной. Мое тело дрожало, я истекала кровью и не переставала плакать, пока вода лилась мне на голову. Кесси прижимала меня к своей груди, прямо как тогда, когда я ей рассказала, что влюбилась. Хоть вода и текла на нас сверху, я чувствовала, что она тоже плачет. Было понятно, что будь её воля, она бы этого не допустила. Выйдя из ванной, она вытерла меня полотенцем, прямо как в детстве, и помогла дойти до комнаты. Ноги меня не слушались, всё мое нутро горело, заглушая душевную боль. Переодевшись в сухую одежду, тётя Кесси пришла в мою комнату: я не спала, поэтому она легла рядом со мной и посмотрела в мои остекленевшие глаза. — Я никогда не хотела, чтобы ты через это проходила, — Кесси провела рукой по моим мокрым волосам. — Да, я знала, что тебе придется через это пройти, но я этого не хотела. Она как будто поняла, о чем я думала, поэтому продолжила: — И я не говорила тебе об этом, чтобы у тебя было беззаботное детство. Знаю, что такое не забывают и не прощают. И мы поймем, если ты решишь уйти, но просто знай, что я люблю тебя всем сердцем. Ты стала для меня родной дочерью. Мы обе плакали: она, потому что любила меня и знала, что теряет меня прямо сейчас, а я — потому что не могла простить всю эту ложь. Когда она сказала про родную дочь, у меня возник ещё один вопрос. Но задать я его не успела, потому что кто-то позвонил во входную дверь. Через несколько секунд в комнату пришла Реджина и сказала, что ко мне гости. Гости ко мне? Единственный человек, который когда-либо приходил ко мне в гости, сейчас готовился к моему убийству. Я встала, оделась и пошла в гостиную. Высокая брюнетка была повернута ко мне своей очень ровной спиной. Она рассматривала фотографии на стене. — Миссис Малфой, — Реджина обратила её внимание на себя. Развернувшись, женщина даже не глянула на мою тётку, а смотрела только на меня. Её глаза наполнились слезами, а потом она подошла ко мне и упала на колени. Зачем мамке Скорпиуса падать в мои ноги и плакать — я точно не знала. Всё это было похоже на малобюджетный ситком. Я всё надеялась, что сейчас выскочит Джеймс и скажет, что всё это розыгрыш, или же я просто проснусь от этого кошмара. Женщина сотрясалась рыданиями и извинялась передо мной. Я перевела взгляд на моих дражайших тётушек с требованием объяснений. Кессиди подошла к женщине — хоть она и мамка Малфоя, выглядела она сейчас несчастной, и мне бы было её жаль, не думай я сейчас о сложностях в своей жизни, — и подняла её с пола, усаживая на диван. — Мы как раз вас ждали, миссис Малфой, — от этой фразы Реджины улыбка Кессиди потухла. Наверное, мое лицо показывало, что я вообще не втупляю, что здесь за ведьминский шабаш собрался, поэтому Малфой спросила: — Вы ей ещё не сказали? — Мы только что освободили её от остатков проклятия, теперь она свободна. — Реджина была, как обычно, строга. Я уже зареклась не верить этим двоим, но эта фраза как будто обволокла мое сердце мягкой пушистой сладкой ватой — я свободна! Осознание свободы радовало меня недолго, ровно до того момента, когда я умерла четвертый раз за этот день. — И я могу сказать ей? — гостья засветилась, когда Реджина утвердительно кивнула. — Фиалайт, — Малфой выдохнула мое имя, как будто оно уже давно вертелось на её языке. А то, что она сказала потом и убило меня в четвертый раз за сегодня: — Я твоя мама, Фиалайт. Сначала мои губы просто дрогнули, а потом я заржала, как конченная истеричка, и убежала в комнату, не прекращая вопить. Когда Кессиди вошла за мной, я начала свою тираду. — Значит, я Малфой? — Тетка утвердительно кивнула. — И вы об этом знали? — Она кивнула. — Вы знали, что Скорпиус мой брат, и всё равно заставили с ним спать? — У ребенка должна была быть идеально-чистая волшебная кровь, а это достигается спариванием близнецов, — Реджина закрыла за собой дверь и проговорила это, как обычно, очень сухо. Сейчас я была премного благодарна моему Богу Джеймсу, что он оказался в нужное время в нужном месте, иначе я бы никогда не простила себе того, что спала с братом. Мне было противно от мысли, что мне надо спать с Малфоем, а уж от мысли, что он ещё и мой брат-близнец, я готова была на самом деле выблевать все свои внутренние органы. Тогда я решила, что у меня отныне тоже будут секреты, поэтому про отца ребенка я ничего не сказала. — Чего я ещё не знаю? — я скрестила руки на груди и уставилась взглядом в двух сестёр. — Только теперь — правду. В этот момент в комнату вошла женщина, которая представилась моей родной матерью. — Я не могла иметь детей, — начала она. — Я пришла в этот дом за помощью. Мне её оказали, но очень дорогой ценой. Красивая женщина смотрела на меня своими проникновенными большими темными глазами. Сейчас мне показалось, что я даже чем-то на неё похожа, разве что у меня не было этих аристократических манер. — Что за мать отдает своих детей? — Я была в гневе. Я не могла поверить, что взрослая замужняя женщина, которая хотела иметь детей, получив целых двоих, отдала добровольно одного их них. — Если бы ты осталась с родителями, ты бы умерла. — Реджина. Как всегда. — Мы спасли твою жизнь, забрав к себе. Ты исполнила предначертанное, тем самым разорвала проклятие. Ты свободна. Я свободна. Второй раз за день я слышу эту фразу, которая заставляет меня ожить, после очередного ножа в спину. — Девочка моя, ты Малфой! И мы ждём тебя дома, — миссис Малфой подошла ко мне и протянула руку к лицу, пытаясь улыбнуться. По лицу её текли слезы. Я отстранилась. И покачала головой. — Я не Малфой. — Лицо красивой женщины побелело. — Я не Фостер. — Я перевела взгляд на женщин, что меня воспитали. — Я Никто. И я свободна. После этих слов я исчезла из этого мира, растворившись в воздухе.***
Драко осмотрел всё поместье Малфоев, но так и не нашел жену, а так же не нашел ни одной записки, послания и даже СМС-ки на смартфоне. Мужчина налил себе виски, размышляя над словами любовницы. Нужно всеми силами вернуть моего ребенка! Послышался хлопок трансгрессии в гостиной. Астория лежала на полу и рыдала, почти как в день рождения сына. Драко подбежал к ней, взял её лицо в свои руки и сказал: — Милая, где ты была? Что с тобой?! Любовница любовницей, но жену он всё ещё любил, как никак, она ему не чужая. — Я видела её. Я говорила с ней, — женщина прижалась к груди мужа и разрыдалась ещё больше. Кровь в жилах Драко застыла. — Где она, Астория? Почему она не с тобой? — Муж пытался вытрясти из жены максимум информации. — Она… она сказала, что не хочет быть Малфоем, и трансгрессировала у меня на глазах неизвестно куда. Общее горе сближает даже незнакомых людей. А для почти развалившегося брака это настоящий супер-клей.***
Через полчаса в кабинет директора Хогвартса постучались. — Войдите, — МакГонагалл совсем не ожидала увидеть Малфоев. — Мистер и миссис Малфой! Какими судьбами? — женщина попросила жестом гостей сесть. — Здравствуйте, профессор МакГонагалл! — сказал Драко, положив руки на плечи присевшей жены. — Мы пришли сюда по поводу нашего ребенка. — Вашего ребенка? Я вроде вас не вызывала. Да и Скорпиус замечательный ученик, не зря же я его назначила старостой школы, в конце концов! — Директор, — Малфой вздохнул, — мы, — супруги обменялись взглядами, — мы пришли сюда по поводу нашего другого ребенка. Неловкое молчание, а потом МакГонагалл смущённо произнесла: — У вас будет второй ребенок? — по её лицу расползлась сдержанная улыбка. — Я наслышана о ваших семейных проклятиях, миссис Малфой, и я очень рада, что у вас будет второй ребенок. Я думаю, Скорпиус будет замечательным старшим братом. Но зачем говорить об этом мне? МакГонагалл искренне желала счастья семье Малфоев, но на их лицах совсем не было счастья. — Нет, профессор. У нас не будет второго ребенка. Он у нас уже есть. И он учится у вас в Хогвартсе, а, точнее, она, — директор была удивлена, и она ожидала больше объяснений. — Фиалайт Фостер, кажется, она ученица Когтеврана. Чета Малфоев, конечно же, решила не говорить всю правду. Сказали, что считали её погибшей при родах, а, оказалось, её украла сиделка и подкинула ребенка каким-то незнакомым людям. — Мисс Фостер на самом деле мисс Малфой? — Директор упала в кресло, держась за сердце. — Я очень рада, что после стольких лет вы вернёте свое потерянное дитя, но должна вам сказать, что девочки сейчас нет в Хогвартсе. Малфои переглянулись. — Её сегодня утром забрали опекуны. Обратно она ещё не возвращалась. Увидев разочарование в лицах гостей, директор добавила: — Я могу дать вам их адрес. Думаю, так даже лучше! Малфои уходили, благодаря директрису. На самом деле, она им нисколько не помогла. Они знали, что их дочери нет в доме, адрес которого им дали. Астория надеялась, что дочь вернулась в Хогвартс, в конце концов, это место дом для всех детей. Но раз уж её здесь не оказалось, значит пора было вызывать тяжелую артиллерию.***
В одном из залов Отдела Тайн было экстренное собрание. Лучшие представители мракоборческого отряда, члены суда Визенгомота, члены отряда Дамблдора и Ордена Феникса, невырозимцы, Министр Магии и ещё несколько важных людей присутствовали там. — Вы говорите, без палочек? А такое разве возможно, министр? — перевел глаза с Астории Малфой на Гермиону Уизли один из невырозимцев. — Ну, дети же как-то иногда колдуют без магии? — сказала полная женщина, сидевшая в ряду членов Визенгомота. По залу пробежался шум. — Детская магия — безусловная, первородная магия, — ответила на вопрос Министр. — Но я никогда не видела, чтобы взрослые колдовали без палочек, — по залу опять прошёлся шум. — Мистер Поттер, пошлите лучший мракоборческий отряд по этому адресу, доложите обо всём, что найдете. Мистер Спиннет, прошу вас распечатать фотографии разыскиваемых за применение черной магии ведьм, дайте ориентировку. Мисс Скиттер, прошу опубликовать в Ежедневном пророке о пропаже мисс Малфой. Мистер Перси Уизли, возьмите небольшую группу людей и сходите в Хогвартс, чтобы опросить детей. Возможно, кто-то что-то знает. Но это уже вы сделаете утром, когда выйдет статья в газете. — Где-нибудь есть её фото или колдографии? — поинтересовалась редактор Ежедневного Пророка. — Люди должны знать, как она выглядит, но я не нашла в интернете ни одного её аккаунта. — Найдите аккаунт моего сына. — Все обернулись на Гарри Поттера. — Они с Фиалайт дружат с детства, в его аккаунтах в интернете есть и её фотографии. И да, мистер Уизли, — обратился он к Перси. — Когда будете в Хогвартсе, можете спросить у Джеймса о её местоположении. Вполне возможно, что он знает.— Перси кивнул. А Гарри про себя подумал, что Джеймс, даже если что-то знает, ни за что не выдаст своего друга. Министр закончила экстренное собрание, и люди разбежались по поручениям. Гарри и Джинни подошли к Малфоям. — Астория, — Джинни взяла растерянную женщину за руку, — я и понятия не имела, что все эти годы постоянной гостьей нашего дома была твоя дочь. Думаю, ты хочешь знать, она очень умная и сообразительная девушка, и она единственная, кто может хоть как-то повлиять на моего бунтаря. — Женщины улыбнулись друг другу. — Джеймс может и не скажет, где она, но я точно знаю, что под его опекой она будет в полном порядке. Малфои поблагодарили Поттеров и удалились. — Насколько я знаю, Джеймс не очень-то милует Малфоев, — высказал свои мысли жене Гарри. — Какова, думаешь, его реакция на известие о том, что девушка, в которую он влюблен — Малфой? Супруги переглянулись и вздохнули. — Я очень надеюсь, что любит эту девушку он больше, чем ненавидит Малфоев. В противном случае, мы потеряем единственную ниточку, связывающую нас с этой девочкой.***
Когда мракоборческий отряд трансгрессировал в Годрикову впадину, он немедленно окружил один небольшой и ветхий дом. Гарри даже адрес был не нужен, он прекрасно знал, где частенько пропадал его старший сын. Поттер ничуть не удивился, не найдя в доме людей и никаких зацепок. Дом выглядел как обычный магловский дом. Ни в одной из комнат не было ничего магического и подозрительного. Но было видно, что хозяева покидали дом в спешке, потому что все вещи были на месте, все фотографии были на месте, даже кастрюля с супом на плите была ещё теплая. В одной из комнат мракоборцы нашли маленькую сумку с вещами. Открыв её, Гарри обнаружил там футболку, книгу, пару ручек и записную книжку. Последняя из них оказалась личным дневником. Гарри помнил, что сделал один дневник с его женой, когда та ещё была первокурсницей в Хогвартсе, поэтому с тех пор он не очень любил трогать чужие дневники. Эту сумку мракоборцы решили взять как вещдок. Когда Поттер всё-таки открыл переплет дневника, оттуда что-то выпало и улетело под кровать. Он собирался за этим полезть, но его остановила надпись на форзаце. Разноцветными блестящими ручками красивыми округлыми буквами было написано имя его старшего сына, обведенное в сердце. Гарри сглотнул ком в горле, а потом полез под кровать. Как оказалось, из дневника выпала яркая колдография, на которой были запечатлены два ребенка в одуванчиковом поле. В одном из детей Гарри узнал своего старшего сына.***
Лили дала Джею сонное зелье, чтобы он успокоился. Парни сняли с него мокрую одежду и перетащили спящего друга в кровать. — Как вы думаете, что он имел ввиду, когда говорил, что он сквиб? Слова Джея повергли всех в шок. Доказательств он предоставить не смог, так как уже уснул. — Очень надеюсь, что этот придурок просто взял в руки деревянную палку вместо волшебной палочки и, под действием огневиски, решил, что он лишился магии, — Сириус почесал затылок, садясь на окно. — А разве можно стать сквибом? — Ремус, как обычно, задавал умные вопросы. — Насколько я знаю, им можно родиться. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то просто терял магию. Ребята закурили. — Гарри всегда говорил, что мой отец был очень умным человеком, но он знал моего отца в возрасте. А сейчас я вижу, что мой отец был умным уже в семнадцать, — Тэд положил руку на плечо отцу, улыбнувшись. Они оба выдохнули облака дыма. Лили стояла возле кровати спящего. Сначала она просто на него смотрела, а потом на загривке она что-то заметила. — У Джеймса две татуировки? — На вскинутые брови Тэда она добавила: — Звезда на руке и какой-то иероглиф на загривке. Ребята повскакивали со своих мест и подошли к спящему. — Не помню, чтобы он любил древние иероглифы, — потянул обеспокоенный Тэд. — Это не в его стиле. — Что это вообще может значить? Кто-нибудь знает, на какой язык это похоже? Лунатик? Лили? — Джеймс обратился к самым умным представителям Мародеров. — Впервые вижу, — сказала обеспокоенная Лили, фотографируя надпись на смартфон. — Я спрошу завтра на рунах, может профессор знает. Если нет, то мы сами поищем. — Да че вы паритесь, по-пьяни парень набил бессмысленную хрень, что в этом такого? — небрежно бросил Сириус со своего насеста. Взоры всех остальных были обращены на загривок Джеймса-Сириуса, их рты открылись, а глаза выпучились. — Бродяга, я не думаю, что татуировки могут проступать сами собой, — Джеймс сглотнул и взъерошил волосы. Когда Сириус подошёл, он увидел, как рядом с одной закорючкой постепенно начала проступать другая.