The Real Future

       — Так, значит, ты случайно отдал всю свою магию миру, но из-за этого ты умираешь. И спаси тебя может только человек, который не умеет колдовать, то бишь я. А ещё ты внук Клайда, который не Клайд, а Джеймс, с которым я познакомилась около месяца назад, но вы ровесники. И то только потому, что Джеймс перенесся во времени на сорок пять лет вперед, и ему нужно срочно вернуться в прошлое, чтобы не испортить временную линию. А вернуться он не может до тех пор, пока не узнает, что его внуку ничего не угрожает. И помочь его внуку могу только я. Всё верно?        — В общих чертах, да, — подтвердил Джей-Си, на которого сейчас смотрела девушка.        В кабинете начальника Гарри яблоку негде было упасть. На каждом кресле, стуле и даже столе сидело по несколько людей. Ближайшие пол часа его сын рассказывал девушке, которая может ему помочь, о сложившейся ситуации. Большую часть этого рассказа Аврора кидала недоверчивые и снисходительные взгляды на всех присутствующих, словно едва ли верила во всю эту историю, очень уж она казалась притянутой за уши, словно её написал какой-то сумасшедший писатель.        Все выжидающе смотрели на девушку: они не могли заставить её помогать насильно, это даже в способе снятия проклятия написано. В раздумиях нахмурив брови, она предположила:        — А не проще ли Джеймсу не возвращаться в прошлое, чтобы Джеймс-второй просто не рождался, а потом не раздавал свою магию миру и не был на грани смерти?        Многие присутствующие рассмеялись, особенно громко смеялись невыразимцы. Гарри тоже не смог не улыбаться.        — Нет, этот парень должен вернуться обратно, — успокоившись, сурово прогрохотал Горг. — Если его внук и натворил бед, то его сын спас мир от Темного Лорда. Эта семья слишком важна.        — Знаешь, если так подумать, Волан-де-Морт сам выбрал меня своим врагом, — начал рассуждать Гарри. — возможно, если бы я не родился, ситуация сложилась бы иначе.        — Нас устраивает, как сложилась ситуация. Надо оставить всё, как есть, но мистер Джеймс Поттер заявил, что не вернется домой, пока не будет уверен, что с внуком всё в порядке.        — Разумеется, не вернусь, — подтвердил Сохатый, закинув ногу на ногу и подперев коленку сцепленными ладонями. — И никто из нас не вернется, пока всё не будет в порядке.        Сириус согласно откликнулся, Лили взяла сидящего рядом на столе внука под руку и положила голову ему на предплечье.        — Ремус, — укоризненно посмотрел на друга Джеймс.        — Ну, знаешь, вообще-то…        Сириус угрожающе прокашлялся в кулак. Интонация Ремуса резко изменилась:        — Мы не можем уйти, потому что, если так подумать, от части, мы виноваты, что всё так сложилось. Это давит на совесть.        В общем-то, маховик времени уже был готов к работе. В любой момент Демиллион мог принести его, чтобы вернуть путешественников домой, вот только главный таймлорд хочет усовершенствовать своё изобретение, чтобы не случилось случайных казусов, вроде расщепления или застревания во временной воронке.        К слову о путешествиях во времени. Демиллион внёс огромный вклад в эту сферу магических знаний современности. Многие ученые подчерпали у человека из будущего его личных трудов и знаний. Теперь, отталкиваясь от них, мир ждал переворот вселенского масштаба. Но самое восхитительное в этом всём, что парень добился в этой сфере всего сам. А что было бы с вами, если бы вас заперли в доме на всю жизнь?        В кабинете опять начались перепалки. Сначала все пытались убедить Аворору, что ей ничего не будет, если она чуть поможет, даже начали предлагать ей деньги и славу, но девушка ещё размышляла. Потом начались какие-то личные перепалки между присутствующими, затем обсуждался вариант с разрешением вывести из тюрьмы Кессиди и возможностью вообще ей доверять. А когда Аврора объявила, что она всё же поможет, хоть ничего и не понимает, все скопом начали придумывать какой-то план действий, когда они даже понятия не имели, куда идти.        — Всё это конечно весело, но мне дня два от силы осталось. Может поторопимся? — напомнил всем Джей-Си. — Магл у нас есть, добровольное его согласие у нас есть, у нас нет только Древа Жизни, но к нему нас отведет Кессиди, а она мне, между прочим, раньше очень нравилась. Даже к столу всегда приглашала, когда я в гости к ним приходил.        Вроде как Джеймс был прав, но в то же время что-то останавливало. Что-то непонятное металось где-то в груди. Что-то, что говорило: Всё не может быть так просто. Но выбора особо не было, да и времени тоже.        К тюремной камере пришли со всякими навороченными средствами, сковывающими руки, ноги, рот, да чуть ли не парализующими всё тело.        В этот раз, войдя в комнату, свет включили сразу, заставляя слепить глаза присутвующих.        Открыв решетку, начальник отдела Тайн вошёл внутрь. Зачитывая права и уже предъявленные ей обвинения, он сковывал руки Кессиди каким-то светящимся огромным кубом, а затем начал приделывать колдовством другую светящуюся штуку ко рту.        — Эм, друг, — откашлялся Джей-Си, — если бы она могла колдовать, она бы уже давно это делала. И скованные руки и рот ей не помеха, ведь она всё ещё умеет думать.        — О, а ты начал соображать, — съязвила Реджина, продолжая недовольно поджимать губы, сидя в углу камеры. — Смерть определенно хорошо на тебя влияет.        — О, а я смотрю, пребывание в камере научило тебя относиться к вещам с юмором, — наигранно удивился парень.        В работе произошла небольшая заминка, потому что Кессиди заявила, что рот ей завязывать не к чему, она так не сможет говорить, куда им идти. Пока невыразимцы между собой громко решали, что же делать, Реджина бросала на сестру недовольные и обиженные взгляды, слово за то время, что команда по спасению разбиралась со своими делами, эти двое тут сильно повздорили.        Когда Кесссиди выводили из камеры и запечатывали скрепучую решетку, Реджина продолжала недовольно поглядывать на сестру, хотя многие боялись, что она предпримет попытку побега. Но женщина впечаталась в решетку только тогда, когда люди открыли входную дверь.        — Не делай этого! — вскрикнула она.        Остановившись, Кессиди развернулась и с печалной улыбкой посмотрела в глаза сестры.        — Я должна быть с ней.        Что бы это ни значило, но Реджина, вопя, начала дергать за решетки, а затем упала на пол, уткнувшись лицом в руки.        Джей-Си хотел было спросить об этом, но рассеяный взгляд Кессиди говорил, что чуть позже она сама всё расскажет. Обещала ведь рассказать.        Возле Министерства уже стояли готовые машины. Возле одной из таковых Гарри пытался договориться с Мародерами, чтобы они не ехали: слишком много народу.        — Нет, Гарри, мы поедем, — скресил руки на груди Джеймс, не уступая. — Это наш внук, и мы должны быть там рядом с ним.        — И вообще застегни куртку! — приказала Лили, продходя ближе, начиная застегивать. — Заболеешь, а мне потом тебя лечить.        — Мальчиков, которые не слушались родителей, забирает злая ведьма банши, — строго сказал Сириус. — Так что застегни куртку и садись в машину, пока крестный не разозлился.        — Вы издеваетесь? — опешил Гарри, когда Лили, застегнув куртку, поцеловала его в щеку.        — Разве что совсем чуть-чуть, — подтвердил Джеймс, а затем они все рассмеялись.        К машине стали подходить невыразимцы с заключенной, только поэтому смех стих. Кессиди усадили на первом ряду задних сидений, а с обеих сторон от неё было по два невыразимца. Она фыркнула:        — Вам не надо меня так охранять. Если бя я могла бежать, я бы уже давно была далеко отсюда.        Это конечно было правдой, но свои охранные силы они не уменьшили.        Единственное, что заключенная ещё сказала — это "едем в Годрикову Впадину". На тонну вопросов, вроде: "Зачем?", "А ты уверена?" и "Ты точно не пытаешься нас обдурить?" она ничего не ответила. Только кивнула водителю, что надо ехать именно туда. Больше до конца пути она не говорила ничего. Горг конечно пытался задать ей вопросы, которые задавал ей с момента поимки, но раз она не ответила на них во время допроса в пристрастием, значит и сейчас не ответит, когда расслабленно едет в машине.        Единственное, что в женщине действительно изменилось — это взгляд. Это больше не был потухший безразличный взгляд человека, главную миссию в жизни которого оборвали. Это был полный жизни, яркий взгляд, словно что-то внутри горит от одной мысли о том, что она собирается делать. А ещё так же радостно мерцают от влаги глаза человека, который после долгого отсутствия едет домой.        Если Кессиди и молчала, это совсем не значило, что вся машина молчала.        В основном много вопросов задавала Аврора. Неизвестно, что произошло за месяц у них с Тревисом, но сейчас она сидела рядом с ним и была ничуть не против того, чтобы мужчина держал её ладошки в своих руках. Судя по тому, что на Тревисе не было министерской мантии и он не было в числе невыразимцев, охраняющих преступницу, в должности его не восстановили, но связь с ним всё равно поддерживали.        А вот тут Лили стало действительно интересно: собирал Тревис маглов по всей стране по приказу начальства именно для их изучения, как он говорил раньше, или всё-таки для того, чтобы помочь Джеймсу? Если последнее, то Джей-Си просто не имеет права говорить, что отец его не любит, если Гарри поставил на уши самый секретный и опасный отдел министерства, заставив запустить шпиона только ради спасения собственного сына.        Судя по интересным и неоднозначным вопросам Авроре весь этот мир магии очень нравился. Её вопросы не заканчивались, а шуточные и местами завораживающе-серьезные ответы ребят словно открывали в воображении девушки новые грани.        Всю дорогу Гарри осторожно рассматривал сына. Его левый глаз дергался с того момента, как он увидел его утром, его нога сейчас нервно тряслась, словно пыталась расшатать машину, а на лице была странная слишком счастливая улыбка, не вяжущаяся с внешними проявлениями нервного напряжения. Вот только время от времени он тянул ко рту ногти, уже искусанные до крови.        Сам Джей-Си раздражался от того, как отец на него пялился. Парень очень старался делать вид, что не замечает этого, участвуя в общем обсуждении. Ожидая, что отец сам задаст все желаемые вопросы, Джеймс очень бесился, что тот молчит. Не выдержав этого невыносимого молчания, он заговорил сам.        — Так вот что надо было сделать… — под нос себе пробубнил сквиб.        — Что? — недопонял Гарри.        — Говорю, вот что я должен был оказывается делать все эти годы, чтобы ты бросал свою гребанную работу и проводил время со мной. Надо было довести ситуацию до моей неизбежной кончины, чтобы ты наконец понял, что твои дети важнее твоей работы. Если выживу, скажу Алу, где можно хороших проклятий поискать.        Руки Гарри до побеления сложились в кулаки. Переведя дыхание, он расслабился и ответил:        — Я всегда следил за жизнью своих детей. Я знаю, где вы и чем занимаетесь, чем увлекаетесь, и…        Джей-Си фыркнул.        — Знать-то ты знаешь. Об этом можно спросить у мамы, которая много времени с нами проводит, у дяди Рона, с которым мы ходим в кино по выходным, у дяди Джорджа, с которым каждый раз в лавке в Хогсмиде мы сидим и попиваем чай с лакричными палочками… На крайний случай, ты всегда можешь нанять шпиона или узнать всё из личных дел в школе или Министерстве, где есть личные дела на всех волшебников. Знать ты о нас можешь, верно, а вот быть с нами, когда это нам действительно нужно, ты, увы, не можешь, потому что считаешь работу важнее выходных, проведенных с нами, важнее наших дней рождения и уж точно намного важнее, чем семейные праздники, вроде Рождества или Дня Благодарения. Знать о своих детях не достаточно для того, чтобы ждать от них любви.        — На это Рождество я был с вами.        — Разумеется был, — всплеснул руками Джеймс. — Если бы не твои родители, прибывшие из прошлого, это было бы очередное Рождество, в которое мама каждые пол часа говорит Лили, что папа скоро придет, и в которое Альбус не хочет резать праздничную индейку до прихода отца, а в итоге просит разрезать её мне, как старшему мужчине в семье! Но вот что я тебе скажу, па: и Ал и Лу уже достаточно взрослые, чтобы не верить в сказки. За последний год они сильно повзрослели, а ты не был с ними рядом, чтобы видеть всё это.        Скривив рот, но не желая сдаваться, Гарри продолжил, хотя уши его сейчас горели, и вовсе не из-за стыда за поведение сына:        — Я знаю, что у Альбуса есть девушка, он делает успехи в зельеварении и трансфигурации. Лили в команде по квиддичу, её молодой человек — довольно перспективный и талантливый парень со слизерина, что я всё равно не одобряю, а ещё к учебе она начала относиться намного серьезнее.        Гарри максимально серьезно произносил все факты, которыми он владел. Сын просто не мог обвинять его в том, что он ужасный отец, когда он вовсе не ужасный.        — А ты знаешь, что сделал Ал, чтобы добиться Алисы? — на лице Джеймса загорелась довольная ухмылка, когда отец в растерянности смутился. — А знаешь, что он на самом деле он изучает предметы намного глубже, чем их подают на занятиях? Я всегда поражался тому, как ему удается показывать свои достижения для родственников только на уровне базовых знаний и системы школьных отметок, но он всегда был умнее, чем мы себе представляем. А Лили? Боги, я раньше думал, что она маленькая податливая и довольно поверхностная девочка, которая просто хочет повторять за старшими ребятами. Но Лу — такая же, как и мама! Она независимая, она что хочет, то и делает. Ей всё равно, что о ней подумают и как её назовут. Сестренка знает себе цену, и ещё понимает, что какой-то там перспективный парень со слизерина — ей не ровня. Так что устарелая у тебя инфа, бать. Нет у неё никакого парня, зато есть самоуважение и амбиции.        Несколько мучительных секунд Джей-Си переводил дыхание, отвернувшись к окну. Смотреть на отца, который думает, что он хороший отец только потому, что умеет находить нужную ему информацию о детях, ему сейчас хотелось меньше всего. Пробегающие пейзажи были намного интереснее.        Когда машина въехала в хорошо знакомую деревушку, которая сейчас выглядела как небольшой городок, а её центральную часть так вообще можно было сравнить с мегаполисом, невыразимцы напряглись. Они подозревали, что у колдуньи могли быть запасные фишки в родном городе, может даже какое-то подкрепление. Но женщина попросила остановиться не у своего полуразваленного домика, а у дома семьи Поттеров.        Увидев министерскую машину, Джинни выбежала из дома.        — Мам, ты разве не на работе? — издалека крикнул Джей-Си, вылезая из машины.        — Твой отец написал, что вы едете, вот я и отлучилась, — Джинни приобняла сына после мужа, а Джей-Си, нагло посмотрев в глаза отца, хмыкнул, вроде как говоря: "Вот видишь, она ради меня с работы сбежала".        Выпуская преступницу, обвиненную в негуманности, причинению вреда человеческой расе и по прочим довольно суровым статьям, невыразимцы продолжали держать её, хоть она и была скована. Но, на удивление, глаза её сверкали, возбужденные непонятной радостью. А может она просто была рада увидеть солнечный свет?        Кессиди, щурясь с непривычки, смотрела вокруг, полностью наполняя легкие воздухом. А затем она мягко произнесла:        — Она в лесу.        Судя по всему, она говорила про Древо Жизни, но с каких пор слово «древо» женского рода?        — В лесу?! — переспросил Джей-Си. — Всё это время оно было в нашем лесу, в моём лесу? Да я знаю его даже лучше, чем Запретный лес, нет там никаких деревьев, дарующих жизнь или что-то такое!        — Ты… до сих пор ходишь в Запретный лес? — удивился Гарри. — Но ты же подписал официальную бумагу, ещё в том году после выходки с кентаврами, что не зайдешь туда больше.        Сквиб пожал плечами:        — Говорю правду. Я тут недавно понял, до чего доводить моя ложь, так что радуйся, что я тебе об этом сказал.        Из вежливости Джинни конечно пригласила желающих в дом, но она прекрасно знала, что никто не откажется пойти на это дело, поэтому с удовольствием пошла и сама.        В месте непосредственно за домом Поттеров лес был не густой. Всего метров десять, не больше. Несколько стройных буков, возвышающихся к небесам сейчас стояли постыдно голыми. Каждое деревце, каждая ямка в земле и каждый торчащий сучок в этом проходе Джей-Си знает, как свои пять пальцев, потому что конкретно в этом месте он проходил чуть ли не каждый день первые одиннадцать лет своей жизни, а затем каждый летние и зимние каникулы. Ведь к обветшалой избушке на краю городка, в которой жила все эти годы Фиалайт, можно было пройти коротким путем именно так.        Почему-то в голову парня сейчас пришел конец августа прошлого года. Тогда он так обрадовался, увидев Фиалайт, что сорвался и побежал за ней, как за последним лучом солнца в своей жизни. Она сказала тогда столько нелестных фраз, ударивших в самое сердце парня, причинивших ему самую большую боль в жизни. Джеймс всегда боялся, что рано или поздно Фиалайт поймет, с каким дураком общается, поэтому пошлет его на все три стороны. Он знал. Но всё равно тогда в августе был к этому катастрофически не готов.        А сейчас, осознавая, что девушка всё таки не хотела его бросать, даже зная, какой он на самом деле идиот, Джею стало так хорошо, что он крепко схватил Фиалайт за продрогшую ручку. Он был так безмерно ей благодарен, что она была рядом. Сейчас и до конца, и , вполне возможно, что конец его не так уж и близок.        Войдя в лес, Кессиди, вопреки ожиданиям, пошла не поперек леса к своему дому, а сказала идти вдоль.        Шли тихо, с замиранием сердца. Лиши хруст холодных веток и шлепание грязи под ногами было слышно.        — Послушайте, этот лес тут стоит столько, сколько я себя помню, — прервал тишину Сохатый, недоумевая. — А я, между прочим, бегал тут ещё лет шестьдесят назад, и ни разу никаких супер-светящихся-мега-деревьев не видел. Одни буки, да ясени!        Кессиди внезапно рассмеялась. Фиалайт уже словно сто лет не слышала её звонкого и искреннего смеха. Он звучал так тепло и жизнерадостно, как звучит песня птиц, переживших зиму.        — Эх, Поттер, помню я твою маму, — начала она, успокоившись. — Юфимия Поттер, милейшая женщина.        — Вы… вы знали мою маму?        — О, разумеется я её знала! Чистокровная волшебница жила с нами в одном городе и не могла иметь детей — да это был джекпот для нашего с сестрой дела!        Процессия резко остановилась.        — В смысле? — недопонял Гарри        — Чего-о-о? — потянул удивленно Джей-Си        — Только не говорите, что у меня есть сестра-близнец! Я этими проклятиями по горло сыт, — отрезал Сохатый, почувствовав легкое головокружение.        Кессиди опять рассмеялась.        — Расслабься, у нас не получилось, но мы хотели, — спокойно ответила она. — Мы не правильно расшифровали код, поэтому немного напортачили с проклятием, просто подарив твоим родителям тебя. Твоя мама до конца жизни прибегала к нам с благодарностями.        Джеймс старший скривил рот:        — Такое ощущение, что я сейчас съел целый муравейник с огненными муравьями. Вся моя жизнь — ложь!        — Может мы с сестрой и делали много чего… нехорошего, — продолжив путь, сказала Кессиди, — но, когда мы дарили жаждущим женщинам детей, мы не делали ничего противоестесственного, мы лишь этому способствовали, причем очень даже бескорыстно.        Остаток пути Кессиди говорила только направление движения, зато остальные чуть расслабились. Джеймс всё причитал, что он ошибка природы, что он не должен был рождаться, а Сириус за недолгое время пути придумал не менее десяти шуток на эту тему.        Когда группа вышла на хорошо известную местным жителям поляну, освещенную солнечным светом, Кессиди остановилась и произнесла:        — Она здесь.        Женщина показала пальцем на пустой центр поляны, многие подумали, что либо у неё не все дома, либо она всё же их обдурила.        Все жители Годриковой Впадины гуляли время от времени в этом лесу. Это, своего рода, местный парк для прогулок, когда ты хочешь уйти из мира, подумать о чем-то своём, или побыть наедине со своей половинкой. А на этой небольшой поляне, по каким-то неизвестным причинам никогда не росли деревья. Только летом она покрывалась россыпью красивых лесных цветов. В городке даже есть небольшое поверье: молодожены должны ножиком высечь свои инициалы на деревьях вокруг опушки и обвести их в сердце, чтобы брак был крепким. Вроде мелочь, но многие маглы, приходя сюда, начинали верить в какие-то волшебные свойства этого места. Но здесь уж точно никогда не росло никаких деревьев.        — Извините, конечно, но на этой поляне нет никаких деревьев, — недовольно подметил Джей-Си.        — А может слово "дерево" просто метафора или символ? На самом деле имелась ввиду именно поляна? — предположила Фиалайт.        — Нет, милая, под «деревом» имеется ввиду именно дерево. Просто смотри.        Впервые за долгое время Фиалайт посмотрела в глаза своей любимой тётушки. Женщина не просто нежно к ней обратилась, как раньше, её глаза так же с любовью и ласково смотрели на свою воспитанницу.        — Каждый раз, когда мы тут гуляли, ты говорила "смотри", но я до сих пор не понимаю, куда я должна смотреть, если тут ничего нет! — вспомнилось вдруг девушке её детство.        — Ты не просто смотри, ты попытайся увидеть. Она здесь.        Фиалайт всегда считала тётушку умной, рассудительной и мудрой женщиной, но когда она приходила в это место, она начинала нести бред умалишенной. Что она должна была увидеть на месте, где ничего нет? За кого она вообще её принимает? Раньше девушка думала, что это она так только над ней издевается, а теперь она заставляет смотреть всех присутствующих. Какое неуважение.        — Она здесь, — с придыханием продолжила Кессиди. — Она всегда была здесь. С тех пор, как мы были детьми, в далеком… я уже не помню, какой это был год, но мне тогда было восемь, Реджине одиннадцать, а Оливие было пять.        — А это ещё кто такая? У вас есть сообщница? — сразу ощетинился главный невыразимец.        Все волшебники оперативно достали палочки, готовясь к бою. Кессиди неожиданно звонко рассмеялась.        — Оливия никому не причинит вреда, и уж точно она не будет вас атаковать или меня вызволять. Я… слишком виновата перед ней за случившееся. — Женщина понурила голову, помолчав. — Вы хотели знать, откуда у нас, малгов, магия? Её дала нам наша маленькая сестра.        — С-сестра? — поперхнулся Джей-Си. — Так вас, оказывается, трое.        — Пресвятые макароны, это что ещё за «Тринадцатая сказка»? — вспомнила прочитанную книгу Фиалайт.        На Кессиди словно не слышала реплик за спиной. Она подошла прямо к центру поляны, руки её всё ещё были скованы, поэтому она прислонилась лицом к чему-то, что окружающие не видели.        — Моя маленькая сестренка, — продолжала пропевать она. — Она была самым невинным и добрым ребенком на свете. Она всегда отдавала последний кусок хлеба птичкам, считая, что они голоднее. Однажды Оливия отдала свои новые башмаки бездомной замерзшей девочке. Ох, как её тогда ругала Реджина, даже больше, чем мама… Как же давно это было. — Выдержав паузу, она продолжила говорить: — Мы родились в этом городе ещё когда город и городом-то не назывался. Это была маленькая деревушка из нескольких домов и церквушки, что в центре. Фиалайт, помнишь, ты спрашивала, почему мы не делаем ремонт дома снаружи? Ты боялась, что он сломается, настолько он обветшалый.        Девушка опешила из-за обращения. Но всё же ответила:        — Ну сейчас-то я понимаю, что он держался на чистой магии.        Кессиди мягко улыбнулась.        — Это тоже, но я просто хотела отметить, что снаружи не разрешала делать ремонт Реджина: дом напоминает ей о детстве… и о сестре.        — Что с ней стало? — спросила Лили, проникшаяся рассказом. — Ваша младшая сестра. Я так понимаю, что сейчас её нет в живых.        — О, нет, что ты! Оливия всегда была жива. Именно она поддерживала в нас жизни все эти годы, и именно она попросила вернуть магию всему миру: это была её просьба.        — Так, я ничего не понимаю, — вдруг решил важным сообщить Сириус. — Я понял только, что Джеймс родился из-за какой-то странной магии, которую дала мертвая девочка, которая не умерла.        — Глядишь в самую суть, — хмыкнула Кессиди, а затем глубоко вздохнула, разговаривая с чем-то, видимым только ей. — Опять они торопятся. Люди всё время торопятся... Мы с сестрами любили гулять в этом лесу, тогда он был намно-о-ого больше. В тот прохладный весенний день мы решили поиграть в салки, как и любые другие счастливые сестры… Ох, мы понятия не имели, чем обернется та игра. Я до сих пор слышу звонкий детский смех Оливии, когда она пыталась не выдать себя, прячась за очередным деревом, но она была такая… живая, что просто не могла сливаться с тенью. Она была самим солнцем, моя маленькая сестренка.        Женщина болезненно поморщилась. Слова её шли обрывочно, словно она насильно заставляла себя вспоминать события того дня, которые уже давно запрятала на задворки сознания.        — Реджина никогда не любила проигрывать. Она считала, что, раз она старшая сестра, то должна была всегда побеждать, чтобы мы с Оливией хотели на неё ровняться. В тот раз младшая сестренка решила, что мы, её старшие сестры, вдвоем не сможем её поймать, что она прибежит на это самое поле раньше, чем мы сможем её осалить. Бедная моя малышка… она быстро бегала, но не быстрее старших сестер. Но чтобы мы всё же согласились играть, она поставила на кон свою новую брошь, которую она нашла в городе, куда мы ездили на выходных. Признаюсь, я хотела эту брошь. Должно быть, его обранила какая-то герцогиня или придворная дама: все эти красивые бриллианты и идеальный металлический каркас в форме голубя. Да, эта вещица была очень манящей, красивой и дорогой, поэтому Реджина тоже хотела её: мы согласились играть. Боже, я бы всё сейчас отдала, чтобы добровольно проиграть сестре.        Кессиди упала прямо на грязную землю. Её тюремная одежда испачкалась, но ей было всё равно. До этого стоявшие рядом невыразимцы отошли чуть дальше, словно понимая, что единственная сейчас опасность от неё — если та расплачется. Но она не плакала, она продолжала говорить.        — Я так хотела выиграть, что поставила подножку Реджине во время забега. Та упала, поэтому я и вышла в отрыв. Я была в шаговой досягаемости от Оливии, когда она забежала на поляну. Стоило мне коснуться младшей сестры, осознавая триумф победы, как Реджина выпрыгнула из-за вон того дерева, толкнув меня. Я упала на Оливию, а сестричка упала на камень... Прямо здесь стоял камень, которого раньше тут не было, он лежал тут, такой обоюдоострый, словно выкован был специально, чтобы ранить.        Все, подошедшие ближе, сейчас отпрянули от центра поляны, понимая, что здесь умер человек, здесь умер ребенок, здесь умерла сестра этой женщины. Прямо в центре злополучной поляны. Всхлипнув, Кессиди продолжила:        — Вы знаете, почему это место считается магическим даже у маглов? — Никто не знал. — Вы сейчас сделали шаг назад, потому что думаете, что неловко стоять на смертном одре моей сестры, но вы понятия не имеете, что эта самая поляна окраплена кровью сотен, нет тысячь волшебников. Когда этот ваш… Мерлин понял, что имеет право решать, кому можно пользоваться магией, а кому нет, но ещё не знал, как забирать её… — Кессиди зло сверкнула глазами, почему-то посмотрев именно на Гарри. — Вы все правда думаете, что он такой великий волшебник? Он пролил в мире намного больше крови, чем кто-либо другой. Он казнил волшебников, делавших противозаконие, прямо в этом лесу, прямо на этой поляне. Окрапленная огромной первородной магией почва не позволяет расти тут деревьям и сорняковым растениям. Даже маглы чувствуют священность этого места.        Выдержав приличную паузу, Джинни задала вопрос:        — Но ваша сестра была маглом… или всё же у неё были какие-то способности?        — У неё было чистое сердце, добрая душа и непорочное тело ребенка. Вот поэтому она и осталась жива.        Тедди так и хотел сейчас сказать: "Что за херня?", но он на самом деле сказал эту фразу, когда увидел её. Ещё минуту назад казалось, что Кессиди просто сидит на грязной земле в центре лужайки посреди с детства знакомого леса, а сейчас прямо под ногами безутешной женщины, которую он ненавидел ещё час назад, вдруг появились корни дерева. Появились, как появляются вещи, которые ты ищешь, но они всегда были у тебя под носом.        Ты их просто не замечал, потому что не хотел видеть.        Оно было небольшим, не было огромных ветвей и могучего ствола, как у многих соседних деревьев. Но это дерево действительно заставляло хорошенько выругаться на всех известных языках, и вовсе не потому, что это было настоящее оливковое плодоносящее дерево в конце марта в юго-западной Англии, а потому что прямо в стволе можно было различить человеческую фигуру, словно вплетенную в древесную кору, а точнее маленькую детскую фигурку с нежным улыбающимся личиком и раскинутыми в стороны руками, словно девочка-дерево хотела обнять всех, кто на неё смотрел.        Это было так до мурашек жутко и так до щемящего сердца печально, что Сирена впилась ногтями в руку Сириуса, Лили взвизгнула, пятясь в объятия Джеймса, невыразимцы не скупились на слова в присутствии дам, Аврора закрылась лицом в груди Тревиса, а Фиалайт так и осталась в ступоре смотреть на счастливое лицо навеки замурованной девочки.        — Она рада тебя видеть, Фиалайт, — оповестила Кессиди, но от этого менее жутко не стало. Ты родилась благодаря ней, ты родилась, чтобы исполнить её поручение. Она всегда такая благодарная, когда ты сюда приходишь.        — Я… не понимаю, — прошептала девушка, не отрывая завороженного взгляда от дерева.        — Когда мы с Реджиной поняли, что Оливия тяжело ранена, вместо того, чтобы общими усилиями отнести её домой к родителям, мы начали спорить: чья это вина. Мы были маленькие, мы часто падали и ранились, и мы прекрасно понимали, что при обычных ранах не бывает так много крови. Мне до сих иногда снятся мои залитые кровью сестры руки, её бездыханное тело с замеревшей улыбкой на посиневших губах, а потом… Мы знали, что такое волшебство из сказок, но мы не знали, что нам когда-то придется его лицезреть. На наших с Реджиной глазах кровь сестры, пролившаяся на эту священную землю, мгновенно в неё впиталась, а затем настоящие корни деревьев вылезли из этой самой опорошенной кровью земли и обвили её маленькое тельце. Мы не понимали, что происходит, мы были напуганы и разбиты горем. Реджина сломала тогда пальцы на руках, пытаясь выпутать сестру из оков корней. Но природа была сильнее. А потом эти самые корни подняли сестру в небо, а через несколько мгновений на наших мокрых от слез глазах в центре поляны появилось это дерево. Наша сестра стала деревом.        — Я понял, что вашу сестру превратили в дерево. Это жутко, о'кей, никому не пожелаю, — разрядил обстановку Джей-Си, придя в себя. — А вам тогда за какие заслуги дали магию? За убийство?        Фиалайт его одернула за бестактность, мать одарила убивающим взглядом, Гарри закатил глаза, а невыразимцы оценили здравость вопроса.        — Магия всех убитых когда-то здесь волшебников приняла физическую форму — она стала этим деревом. — ответила Кессиди, продолжая нежно смотреть в древесное личико сестры. — Мы сразу же побежали рассказывать о случившемся родителям, но те, так же как и все, не видели здесь дерева. Поэтому Оливия так всегда и считалась пропавшей без вести. Только мы с Реджиной приходили сюда, разговаривали с ней, пытались играть, а потом… Видимо, сестра начала набирать силу, поэтому начала контролировать магию. Письмена... Оливия была слишком юна, чтобы знать буквы, поэтому на коре этого дерева начали появляться рисунки, которые мы с Реджиной бережно записывали в книжку. Оттуда мы всему и научились. Так мы и пришли к тому, кто мы есть. Мы ничто без Оливии.        Теперь очень многое становилось понятным. Понятно, почему Альбусу было так сложно классифицировать иероглифы, ведь на самом деле эти были детские рисунки. А так же понятно, почему кто-то решил вдруг нарушить мировой порядок, раздав магию всему миру: это была прихоть добродушного ребенка, который решил, что волшебство должно принадлежать всем, совсем не думая о последствиях.        Всего навсего ребенок. Один ребенок имеет безграничную вселенскую магию и не знает, как её использовать правильно. Он согласен игнорировать все мировые устои и правила человеческой жизни, делая кого-то, кто ему нравится, бессмертным. Ребенок захотел, чтобы любимые сестры всегда были с ним, поэтому заставил их ходить по земле много лишних лет, а чтобы им было весело жить, дал им веселое задание, игру. Две женщины были куклами в руках сестры, в смерти которой они винили сами себя. Жалкие марионетки, сотканные из сожаления и страдания.        Вечный ребенок помог отдать магию другому вечному ребенку, чтобы тот помогал миру, пока он сам заключен между ветвями дерева. Маленькая девочка, которой просто одиноко, решила судьбу за миллиард людей на планете.        Вот после такого попробуй недооценивать детей.        — Ну, что ж, — прогрохотал Горг, пытаясь сделать голос нежнее, но не получилось, — раз уж теперь мы всё знаем, можно приступить к тому, ради чего мы пришли.        — Я пришла сюда не для этого, — Кессиди наконец нашла в себе силы, чтобы встать с земли. Её спуташиеся кудрявые волосы развевал прохладный ветер, её грызные тюремные штаны были мокрыми и липкими, но её глаза горели неистовым огнем. — Я пришла сюда, чтобы всё это закончить.        Кессиди подняла глаза на заточенную во времени сестру и произнесла нежным тоном:        — Я хочу быть с тобой, Оливия. Я хочу показать тебе путь в мир иной, я хочу показать тебе место, где ты наконец будешь счастлива.        Фиалайт готова была поклясться, что уголки губ девочки, затаченной в дереве, расстроенно упали. Резкий порыв ветра освободил Кессиди от оков, поэтому невыразимцы подались вперед к заключенной, но было уже поздно. Стоило женщине коснуться ствола дерева, как она вспыхнула.        Не было криков человека, горящего в адской агонии, не было проклятий или вспышек волшебства. Присутствующие успели только на секунду отпрять назад, закрывая головы руками, как только что воспламенившееся дерево прекратило гореть. Кессиди рядом обратилась в кучку пепла, а на ещё минуту назад бывшем стройном стволе дерева Оливии больше не было девочки. Теперь это было обычное оливковое дерево, которому вовсе не полагалось расти в этой местности. Оно выглядело так, словно только что осознало, что это не его климатическая зона; ему наконец-то стало тут холодно. Его до этого плодоносящие ветки словно поежились и задрожали от прохладного ветра. Теперь это было просто дерево.        Теперь всё закончилось.        Бдительные невыразимцы и мракоборец решили было, что это очередной фокус, волшебство, что их заключенная сбежала. Это было логичное предположение, поэтому они начали шумно препираться между собой: чья это была вина и чья это была идея.        — Джеймс, ты чего делаешь? — привлек внимание собравшихся Тедди.        Джей-Си резко скинул с себя куртку, выпутался из джемпера, начиная снимать с себя майку, которую его заставила надеть Фиалайт, потому что он простудился.        — Они там? Они на месте?! — спросил парень, повернувшись спиной ко всем. Ему было всё равно на холод или какой-то не присущий обычно ему стыд. Он просто хотел верить, что больше нет диктатора проклятий, что больше он не умирает.        Но печальные, полные слез и отчаяния глаза Фиалайт красноречиво объяснили, что он всё ещё под прицелом у смерти.        — Нет! — запротестовал он. — Нет, нет и нет!        Резким движением он взял за руку потерянную и стоящую в полном когнитивном диссонансе Аврору, ведя её к теперь уже обычному дереву. Не успел Джеймс достать из кармана нож, как профессионалы скрутили его и повалили на землю. Этим ребятам не нужны были палочки, чтобы обезоруживать противников, настолько они были круты.        Может быть многие из присутствующих ещё думали, что это был просто фокус с побегом, но все они прекрасно понимали, что это дерево больше нельзя назвать деревом, которое примет жертвоприношение. Поэтому, Джинни собрала с земли вещи сына, ожидая, пока он придет в себя, прекратив вопить и драть на себе волосы, сидя в грязной земле. Что уж там, ей сейчас хотелось делать то же самое.        Неужели действительно только что на их глазах сгорел шанс на дальнейшую жизнь парня? Все были так обескуражены и шокированы, что не были в состоянии здраво мыслить.        — Ладно, тут больше нечего ловить. Пошли писать отчёт в Министерство.        С этими словами невыразимцы развернулись к выходу из злополучной поляны, остальным тоже не очень хотелось находиться тут ни одной лишней минуты: картины с улыбающейся девочкой внутри дерева и пепле, оставшимся после сгорания женщины до сих под были перед глазами, и вряд ли быстро покинут их сны.        Сидя подле дерева, Джеймс так сильно давил ладонями на глаза, что они начали слезиться от боли. Он не мог поверить, что этот крохотный шанс на выживание только что сгорел у него на глазах, на глазах всех его близких, которым было не плевать на него. И больше всего было обидно за Фиалайт, ведь он обещал ей быть вместе долго и счастливо буквально месяц тому назад.        Когда он убрал ладони с лица, он увидел блеснувший в стороне его любимый старенький перочинный ножик, который он всегда носил с собой. Рядом сидела Фиалайт с красными от слез глазами и мокрыми щеками. Вынув ножик из земли на ватных ногах, Джей-Си встал с земли, поднимая вместе с собой и девушку. А затем он вонзил нож прямо в центр ствола. Несколькими точными движениями он высек на податливом дереве их с Фиалайт инициалы и обвел их в сердце.        Пускай это и будет символом их вечной любви. И если ему суждено умереть послезавтра, так пусть и это дерево сгорит послезавтра же, развевая пепел их вечной любви по всему бескрайнему миру.        Спустя некоторое время всей компанией вернулись в Министерство Магии. Давали показание по "сбежавшей" преступнице. Учитывая то, что это было именно магическое министерство, тут имелись именно магические законы правопорядка, учитывающие магию, при которых, если человек «сгорал заживо» — это называлось бегством. Ведь всем известно, что волшебники ещё в средневековье вот так "сгорали" от рук маглов.        Пока Гарри и Горг записывали показания, ребята рассказали решившей отдохнуть в министерстве Мари-Виктуар, Гермионе и Драко, который прибежал, как только узнал, что они вернулись, о произошедших событиях.        Не желая, чтобы информация просочилась в массы, особенно в прессу, глава Отдела Тайн запер всех их в своем кабинете до его прибытия.        И, знаете, когда всё это оказалось позади, когда все эти картины стали воспоминаниями, а весь тот испытываемый до дрожи в коленях ужас стал казаться вчерашним сном, в головах ребят начали появляться новые более позитивные теории.        — Она ведь сказала, что упокоит сестру, так? — подметила из рассказа Гермиона. — Возможно, вместе с этим она и магию всех маглов заберет? Что если она запустила обратный процесс?        — Хочешь сказать, что сегодня вечером не появится новый иероглиф, а исчезнет? — приятно удивился Джей-Си.        — Было бы здорово! — откликнулась Лили. — Что если на самом деле всё так. Может она правда просто всё это закончила своей жертвой?        — Жертвой? — саркастично переспросила Фиалайт. — Я сегодня узнала, что всю жизнь она мучилась. Последние пол года я считала её лгуньей и предательницей, а она все эти годы просто хотела упокоиться. Она не хотела делать всего этого со мной.        — Какой-то безумный ребенок, помешанный на доброте, сначала дал мне дочь, потом забрал у меня дочь, а потом вообще заставил сделать с ней всякие ужасные вещи, просто потому, что так выражал любовь? — недовольно подметил Драко, рассматривая фотографии на стене в кабинете. — Вот почему надо ограничивать магию детей. Они не понимают, что хорошо, а что плохо.        — Да, а ещё они эгоисты и собственники, — подытожила Джинни, подмигнув чуть пободревшему сыну. — Но от этого они менее прекрасными не становятся. Поэтому дети и должны жить со взрослыми, которые вовремя будут их останавливать.        Фиалайт отвернулась к окну, закусив губу. Дети и вправду должны быть с родителями, мало ли что с ними может случиться в суровом внешнем мире, даже если они всемогущи. Особенно, если они всемогущи. Не на секунду не забывая утреннее сообщение от сына, сейчас Фиалайт была полна решимости прямо завтра с утра же пойти к нему и вернуть в семью.        — Мерлин, этот Фоса такой странный, я всегда знал! — воскликнул Драко, продолжая пялиться на фотографии. — Вы посмотрите, он даже на семейных фотографиях с детьми в этом своем капюшоне.        — У меня есть не менее десятка причин считать странным тебя, Малфой, — пробасил Горг, входя в кабинет вместе с Гарри. — Начнем с того, что у тебя вечно лицо такое, словно в нос попал запах из магловской уборной в придорожном мотеле.        — Ну, у меня хотя бы есть лицо. А у тебя видимо под капюшоном рот дементора или что похуже. Я знаю, кем ты бол раньше.        — О, поверь, я знаю о твоей семейке намного больше, — не остался в стороне Горг, садясь за свое кресло.        — Достаточно, — повелительно, но мягко произнесла Гермиона.        А после Министр объявила, что через месяц, когда всё уладится, она объявит Кессиди Фостер умершей, чтобы снять с невыразимцев тонну обвинений в халатности, которые буквально через пол часа свалятся на них, когда вышестоящие чины узнают о сбежавшей заключенной.        — А пока крепитесь, мистер Фоса. Вы у нас один из ценнейших сотрудников, я не позволю вас сместить, — закончила она свой наказ.        — Кстати об этом, — вспомнив, Джей слетел с подоконника, на котором сидел. — Ты обещал, что снимешь капюшон, если я смогу убедить Кессиди рассказать, откуда у них магия. Что ж, правду ты знаешь, теперь плати.        — Я собирался уходить, но раз уж тут такие серьезные дела решаются, то я, пожалуй, посмотрю, — съязвил Драко, довольно и манерно присаживаясь в кресло.        Не ответив на поставленную просьбу и проигнорировав издевки коллеги по работе, Горг неожиданно обратился к Мари-Виктуар, занявшей изрядную часть дивана:        — Волчонок или волчица?        Из присутствующих только будущие родители и будущий крестный (если не умрет) знали, что ребенок оборотень. Как мужчина об этом догадался — уму не постижимо. Остальные были мягко говоря шокированы вопросом.        — Как вы…        — Догадался? — усмехнулся мужчина, сложив руки на столе. — У тебя клыки отросли, глаза пожелтели, слишком хороший аппетит, дерзкие приказы, грубые ответы и иногда ты бессознательно рычишь под вечер.        — С чего вы взяли, что это не её обычное поведение? — отшутился Тэд, но получил кулаком по коленке от будущей матери.        Горг душевно рассмеялся.        — Моя жена дважды носила под сердцем оборотней. Уж я то знаю.        Только в этот момент до всех начало доходить, что всеми уже горячо полюбившаяся будущая девочка — маленький волчонок. Сириус и Джеймс раз десять произнесли слово «оборотень», прежде чем пуститься целовать и обнимать до ужаса побелевшего Ремуса. Тэд знал, что его реакция может быть неутешительной, отец мог сейчас начать винить себя в этом, но метаморф сейчас был полон решимости выплюнуть все аргументы в пользу оборотней.        — Погодите, — остановил крики Мародеров Драко. — Выходит, вот эти два мальчика с фотографий — оборотни?        — Поаккуратнее с тоном, которым ты это произносишь, — повелительным и до скрежета в зубах ужасающим тоном произнес невыразимец. — Ты говоришь об этом в присутствии двух полноценных оборотней и одного ещё не родившегося. Тебе повезло, что полнолуние не скоро, Малфой.        Гарри так понравилось оскорбленное лицо Малфоя, что для себя он решил взять пару уроков по "страшному громыханию" от коллеги.        — Кстати, Джеймс, — продолжил невыразимец. — Знаешь, попроси у меня об этом любой другой умирающий прохвост, я бы этого не сделал. Но ты… признаюсь, я к тебе неровно дышу.        С этими словами огромная мужская ручища потянулась к капюшону, снимая его. И стоило увидеть это лицо, стало понятно, почему он его прятал все эти годы. Далеко не каждый обычный гражданин смог бы смотреть на волчье лицо на теле человека.        У Горга были длинные и острые клыки, выпирающие над губой, его лицо было почти полностью покрыто шерстью, и это была вовсе не обычная мужская щетина, а настоящая коричневая шерсть животного. Глаза у него были желтые и яркие, как у оборотня, разве что зрачки были не вытянутые, как у зверя, а круглые, как у человека.        Джеймс, Джей-Си и Сириус так и начали визжать от восторга как фанатки на концерте.        — Охренеть, как круто! — выпалил Джей-Си. — Это даже лучше, чем я мог себе представить.        — О-о, Лунатик, ты только посмотри на это! — воскликнул Сириус, обращая и без того шокированного Ремуса смотреть на оборотня. — Почему ты не такой?        — Да, а как таким стать? — спросил Джеймс, навалившись на стол. — Мы научим Лунатика сами, только расскажите.        Ухмыльнувшись по-звериному, Горг надел капюшон обратно, вызывая вопли недовольства у главных фанатов оборотней.        — Ему это не грозит. Как и вашему ребенку, — обратился он к напуганной Виктуар. — Я всю жизнь прожил в стае оборотней, и почти слился со своей звериной сущностью, поэтому я такой. Я был в стае Сивого в первой и второй Магической войне.        — Что? — удивился Сохатый.        — Как тебя вообще сюда приняли после такого? — спросила Сирена.        — Меня больше интересует, как ты оттуда ушел живым? — вопросила Фиалайт. — Волки предателей стаи часто ну… сами знаете.        — Пресвятой Кальмар, ты был за Сивого! — воскликнул Сириус. — Таких людей разве можно простить?        — Да ладно вам, — махнул рукой Джей-Си. — Тогда многих прощали, стоило лишь хорошенько раскаяться.        Почему-то все перевели взгляды на Драко (действительно, почему?). Он, как никто другой, понимал, как важно было Горгу не говорить, кто он такой и откуда. Некоторые вещи в истории хочется сжечь вместе с воспоминаниями о них.        — Вот почему ты мне всегда нравился, парень, — усмехнулся невыразимец, показав на сквиба. — У тебя доброе сердце. Как я ушел оттуда живым? Как меня приняли после того, что я делал? Что ж, не без доброй руки помощи. Как-то в стае появился молодой оборотень. Пришел, сказал, что хочет быть в стае Сивого. Сначала он казался слишком… человечным, но потом этот малый показал себя. Сам Сивый был в восторге от него. Первое время мы с этим парнем враждовали, он метил на моё место беты в стае, но потом мы с ним сдружились. И в один момент он признался мне, что он из движения Дамблдора, что он шпион в стае. Глупо было с его стороны раскрываться, очень глупо… Опущу неприятные подробности этой истории, но просто скажу, что в итоге он смог вырвать меня, уже давно не человека, а зверя, из стаи животных и привести к людям.        Во время рассказа Горг переплетал между собой пальцы. Только сейчас в голове мелькнула мысль у тех, кто давно его знал, но не знал его истории, почему у него такие волосатые руки и такие нечеловеческие острые ногти. Подняв голову, оборотень продолжил:        — Ремус Люпин дал мне второй шанс, вторую жизнь. Он привел меня к людям, пытаясь сделать из меня человека. Я видел, как все они неуважали его за то, кто он. А он всеми силами старался сделать так, чтобы уважали меня. Мой добрый друг ушел из мира, оставив за собой огромную славу, он доказал всем, что оборотни такие же люди, как и все остальные, что мы заслуживаем, чтобы нас считали за равных, без страха, без сомнения, без предрассудков. Только благодаря Ремусу Люпину мои дети спокойно ходят по улицам, не боясь получить камнем в лицо.        Как только прозвучало его имя Ремус побледнел ещё больше, его глаза словно впали ещё глубже, да и выглядел он так, словно готов был вырубиться на месте.        — Когда ты пришел ко мне, сказав, что твоя жена ждёт ребенка, ты был счастлив, но немного расстроен, а потом я своим циничным взглядом убедил тебя, что нет ничего ужаснее для ребенка, чем родиться оборотнем, что так ты обрекаешь невинного на страдания. Так вот, я был не прав. Жизнь изменила моё мнение на этот счет. В современном мире маленьким оборотням ничем не хуже живется, чем другим детям, разве что они пропускают один день в школе раз месяц из-за недомоганий. И всё это благодаря тебе. Ты ушел, но ты оставил тем самым самое большое, что мог оставить после себя оборотень — свободу для таких, как мы.        Несколько странных и вдохновленных секунд в кабинете была тишина, а затем раздался один громкий хлопок за спиной Ремуса, затем второй, затем третий, а потом все громко рукоплескали парню за то, что он ещё даже не сделал. Сириус и Джеймс начали кричать, что они сразу распознали, что этот чувак много добьется, Тэд сложил руки рупором и прокричал в потолок: "Мой отец самый лучший оборотень на свете" и это было чистейшей правдой, которую все поддержали ещё большими рукоплесканиями. Остановили звуки взрывающихся бомб только когда кто-то покрутил ручку двери.        — Пап? — спросил детский голосок, приоткрывая дверь.        Таким нежным и добрым голосом, какого от невыразимца никогда не слышали, Горг пригласил своих детей и жену войти в кабинет.        Жена его оказалась высокой и нежной женщиной с совсем не волчьим лицом, но видимо с очень добрым сердцем, раз она полюбила человека с таким темным прошлым. Дети его тоже совсем не имели никаких внешних признаков оборотня, разве что у старшего мальчика был довольно глубокий шрам на виске. Что-то прошептав отцу на ушко (через капюшон) он слез с его коленей, собрался силами и подошел к Ремусу, чтобы пожать руку человеку, подарившему его отцу второй шанс.        Тедди всегда с честью и доблестью относился к покойным родителям. Рассказы об их героизме восхищали и вдохновляли на великое, хотелось, чтобы и они гордились им. Когда Ремус появился в будущем, метаморф не знал, что с этим делать и как общаться с отцом. Вот Джеймсы сразу начали брататься, словно всю жизнь знакомы, а оба Люпина сильно смущались, не зная, что друг другу говорить, да и как вообще друг к другу обращаться.        Но уже на исходе дня, за поздним ужином, куда Тэд пригласил родителей и брата с сестрой Виктуар, их бабушек с дедушками, Джинни и Гарри, а так же все свои банду сбежавших из Хогвартса, чтобы официально заявить о том, что они ждут малютку-оборотня, как он горд тем, что в его жилах течет эта кровь и как он горд своим отцом. Нет, не его поступками, а тем, кто он есть.