Кукла

      Помнишь звук, с которым разбилась та чашка? Да, та самая с улыбающимся дельфинчиком. Или это все же была касатка? Сейчас это уже неважно. Тогда, отчего то, мне казалось, что нет ничего важнее.       В коридорах больницы этот звук был просто ужасен. Хотя, чего может быть не ужасного в больнице?       Тогда пациентом была я. Это были мои белые стены, мой вид из окна на лес, и моя боль. И не смотря ни на что, ты был рядом со мной. Никогда не держал за руку, улыбался моей маме, а после тихо выл за дверью. Я слышала. Хотя, может это был ветер в верхушках сосен? Он ведь унес мою боль.       Свои странные шутки, помнишь? Давай, если вдруг что ты возьмешь мою кровь? Давай, она станет нашей общей? Какая разница, мы никогда не будем вместе, но у тебя будет братом больше. Куда уж больше. А то, что у меня третья положительная, а у тебя четвертая отрицательная, нас отчего-то не волновало.       Да, давай конечно.       Мне четырнадцать. И это очень страшно, не знать будет ли что там, за границей высоких сосен.       И вот прошло чуть меньше ста лет. Помнишь почему лет прошло именно сто? Я тоже помню. Все или ничего, если не один, то точно сто. И каждый раз при встрече, мы будто и правда успевали прожить жизнь где-то на стороне.       Сейчас это действительно так. Мы не виделись почти год. Почти вечность. Что произошло тогда? Отчего стало так больно, когда мы внезапно все поняли. Просто открыли глаза друг другу, на то что сделаны из одного теста. Будто и правда тогда поделились кровью.       Мои куклы, твои куклы. А нити отчего-то общие. Перепутались.       Смешно лишь то, что тогда, в момент нашего прощания внутри у меня разбилось что-то. И звук был так отчетливо похож, на звон той фарфоровой чашки об кафельный пол.       Теперь мы одной крови, ты и я. Осколки хрусталя в груди, как льдинки Снежной Королевы.       А найдется ли тот, кто поможет собраться? Поможет улыбаться себе по утрам не потому что так надо.       У Хокинга есть теория, по которой однажды все повернется вспять. Не помню, как это обосновывалось, кажется что-то связанное с сингулярностью, но что если это правда?       Представь что все вернется. Страшно?       Иногда я вспоминаю как нам было весело. Но, надолго удержать это видение не удается.       Лежим на полу, рассказывая друг другу о созвездиях на потолке. И в следующий миг, перед глазами ты без сознания, чудом не упавший на пол.       Прогулка после моего экзамена по физике, когда в тебя врезался голубь. А следом возникаешь ты на краю крыши. Но, как красив тогда был закат. Я, кажется, была готова шагнуть с тобой. Но ты передумал.       Этот глухой звук разбитой фарфоровой чашки и сейчас звучит где-то глубоко внутри. Разница лишь в том, что теперь оно звучит одним словом.       Сильная.       Как набат. Он и раньше звучал, иначе бы я заметила как он появился. Просто когда ты был рядом, я знала что это ложь. А теперь у меня есть все кто угодно, кроме тебя и себя самой.       И, да. Теперь я сильная, иначе не сидела бы сейчас с тобой в больнице, не держась за руки и улыбаясь твоей маме. Вокруг нас слишком много смертей. Внутри нас их еще больше. Сколько там, на твоем внутреннем кладбище? На моем почти не осталось пустых могил.       Ах да, есть же еще твои куклы – своих я уже раздала. С людьми интереснее, ты тоже это понял. Раньше меня конечно, но я слишком долго надеялась быть счастливой.       И все таки смешно получается нам на двоих ещё нет и ста лет, а боли на целое тысячелетие. Ты научился дарить свою боль музыкой, а я все так же не сплю по ночам, и просыпаюсь со слезами когда ты снишься. А когда снятся они, не хочу просыпаться.       Сегодня была в больнице, а там отчего-то все как всегда. Даже те цветочки, что мы выскоблили на оконной раме.       На моем месте ты, а рядом сидит Кукла. Такая красивая, и почти как живая. Ничего о тебе не знает, быть может, даже любит по-своему, да только глаза пустые.       Меня тоже ждет твоя Кукла, из тех что удалось починить. А тебя кто-нибудь починит?       Я ведь наверное тоже люблю тебя, по-своему. Но чаще ненавижу.       И знаешь, если однажды день настанет и та чашка с дельфином вновь станет целой, и ты все еще будешь рядом, я пожалуй сама разобью её.       Тогда ведь не будет ничего после, правда? Не будет никаких театральных прощаний и внутренней неразберихи чувств. Скорее всего уже не будет тебя, да и сама я собой не стану.       Может тогда мы с тобой научимся жить,а не играть эти странные роли?