***
Утро. Гроза закончилась. Брюнетка открывает глаза и первое время не видит ничего, кроме ослепляющего света. Ещё через мгновение, она понимает, что лежит в тепле и сухости. Солнце бьет из окон, создавая мнимую гармонию после вчерашней бури и полного хаоса. Дюпен-Чен поняла, что была дома. Попытавшись встать, девушка чувствует, что с её головы слетает мокрое полотенце. В это время в комнату зашла тётя Эсми с обеспокоенным лицом. — Проснулась, — не очень радостно протянула женщина. Затем она села рядом со своей внучатой племянницей и потрогала рукой её лоб. Маринетт с недоумением оглядела её. — Что я здесь делаю? — спросила она. Девушка четко помнила, что бежала к озеру и вот… почему-то была здесь. — Ты у нас видимо… лунатик, — хмыкнула миссис Дюпен, а её светлые голубые глаза потемнели. — Соседи услышали, как кто-то кричал на улице и… нашли тебя в мокрой траве. На самой окраине деревни. — Я хотела… — начала было девушка, желая рассказать тёте про всё, но что-то вдруг снова остановило её. — Я… я ничего не помню. — У тебя пол ночи был жар, — в свою очередь сказала женщина, забирая полотенце. — Как ты сейчас себя чувствуешь? — Мне лучше, — ответила Маринетт, но тут же поняла, что не в состоянии нормально думать и двигаться. Ложь стала неотъемлемой частью её жизни. Миссис Дюпен кивнула. — К тебе гости. Маринетт вскинула брови: кто бы это мог быть? После того, как тётя Эсми покинула чердак, через пару мгновений Мари увидела знакомую темно-русую макушку. Удивившись ещё больше, девушка заёрзала на постели и несколько раз кашлянула для убедительности. Гостья подошла к ней и села на стул, который стоял рядом с кроватью. У неё был растерянный вид и печальные глаза. Видимо, она тоже прорыдала всю ночь. — Привет, Алья, — ядовито сказала Мари. — Зачем пожаловала? — Привет, ага, — вздохнула Сезер и опустила глаза. — Я уже всё знаю, можешь не прикидываться. — Что ты знаешь? — всё ещё недоверчиво протянула Мари. Алья подняла на неё свои светло-карие глаза. — Что ты заболела, — начала она. У Мари напряглось всё тело. — Что тебя нашли в мокрой траве ночью… Ты перебудила своими криками пол деревни. — Я тебя ненавижу, — буркнула брюнетка и повернулась на бок, пытаясь сдержать слёзы. Она пыталась спасти Нино. Она бежала по лужам, по грязи, лишь бы только успеть. А эта Сезер спокойно сидела дома и что-то ещё смеет говорить? — Успокойся, — сказала шатенка. Мари закусила губу, чтобы снова не ответить ей грубо. — Я знаю, что ты… что ты бежала к озеру… — Ч-что, — еле слышно ответила Дюпен-Чен. Алья вздохнула и положила руку на плечо подруге. — Зачем? Идиотка, — сказала девушка, почувствовав как сильно напряглось тело брюнетки от её слов. Миролюбиво Сезер погладила подругу по плечу. Они ведь все ещё подруги. — Но… Спасибо, Мари, — прошептала она. — Нино очень дорог мне. И я поняла, что тебе тоже не всё равно. — Аля, — брюнетка развернулась к подруге и спустя мгновение крепко обняла её. Они обе разрыдались. Неужели Нино снова попал в страшную историю, неужели он погиб? Никто не знал. Дюпен-Чен была всё ещё зла на Алью, за то, что она такая гордая, безбашенная и упрямая, но сейчас она была готова простить её. Просто потому что у Мари доброе сердце.***
Очередная бессонная ночь. Очередная любовная встреча с русалкой. Адриан уже давно привык к такой жизни, но при этом был сам не свой. Круги под глазами, укусы на теле, опухшие губы. Грань между сном и реальностью давно была стерта. Блондин очень плохо ел. А чтобы не вызвать подозрений у Натали, выбрасывал половину еды с тарелок в горшки с цветами, при этом аккуратно присыпая всё землёй. Но Натали уже давно заметила перемену в своём подопечном. На прямые расспросы парень либо не реагировал, либо отвечал всякую чепуху. Санкёр пугало состояние мальчика, и в один прекрасный день она решается позвонить Агресту-старшему. Сколько ей пришлось выслушать обвинений в свою сторону, столько же она бесстрастно похоронила куда-то вглубь себя. Как и всегда. Габриэль Агрест был в бешенстве. Он даже обещался приехать. Весть об этом не то чтобы совсем не побеспокоила Адриана, но явно не приводило в восторг. Он спокойно выслушал отчёт Натали о скором госте и кивнул, продолжая заниматься на скрипке. В который раз женщина заметила явное сходство между отцом и сыном.***
— Ты не обнимешь меня? — первое, что спросил Адриан при встрече с отцом. Ответом был ледяной взгляд. — А ты заслужил? Заслужил объятия родного отца?!.. Да как объятия могут быть заслуженными? Это всего-навсего проявление чувств, а не премия за хорошо написанный отчет! Но ни отцу, ни сыну, казалось, не было знакомо такое понятие, как чувства. Габриэль явно забывал, что этот зеленоглазый парнишка не его очередной подчиненный, даже не Натали, и тем более не прислуга. И что воспитание не должно приравниваться к дрессировке… Всё человеческое, словно, умерло в этом мужчине вместе с его женой. Как можно быть таким холодным и жестоким по отношению к собственному сыну? Несколько минут они стояли друг напротив друга в полной тишине, пока не вмешалась Натали. — Хотите чаю? — сказала она. Агрест-младший нервно вздохнул, всем своим видом показывая, что сидеть с этим человеком за одним столом он явно не хотел. — Натали, принеси чай в комнату Адриана, — сказал Габриэль, вызывая у «собеседников» удивление. — Мы будем там. Ровными шагами мужчина проследовал по лестнице наверх, проходя мимо сына. Адриан фыркнул и двинулся следом. Снова обычный ритуал. Он понимал, что ему не выбраться отсюда и что воля отца в этом доме закон. Он всегда приезжал, чтобы проверить, хорошо ли занимается его сын. Эдакий отчёт о проделанной работе начальнику от подчинённого. Агрест-старший без труда заметил перемены не только во внешнем виде сына, но и в его поведении. Адриан стал более дерзким и грубым. Его голос стал ниже, а осанка вовсе исчезла. С тяжелым сердцем Адриан достал скрипку и начал музицировать. Визгливые, жалобные звуки заставляли его сердце сжаться. Он вспомнил свою мать. Он вспомнил Нино, который на днях пропал. Да, Агрест тоже читает газеты. Жаль, что его отцу наплевать, сколько боли и страданий переживает Адриан ежедневно. На это собственноручно и подписал его Габриэль. — Ужасная игра, — вынес вердикт он, не в силах больше выносить писклявые звуки. Адриан, впервые согласный с отцом, с облегчением убрал скрипку в футляр и подошел к фортепиано. Агрест-старший сам не прочь иногда поиграть. Выслушав несколько пьес, он поднялся со своего места и присел рядом с сыном, властно расставляя руки на клавишах. Адриан с недовольным взглядом подвинулся. — Я не хочу играть в четыре руки сейчас, — пробурчал он. Но Габриэль, совершенно игнорируя слова паренька, уже собирался нажимать на знакомые клавиши. Адриану ничего не оставалось как подчиниться. Снова. Вивальди «Шторм». Любимое произведение Габриэля и ненавидимое всем сердцем Адрианом. Отец и сын играли его постоянно. Пожалуй, это было единственным объединяющим их аспектом. Они играли долго, Габриэль в порыве так и норовил спихнуть сына с сиденья и залезть пальцами на его партитуру. Зеленоглазый молча глотал слёзы. Он ненавидел этот «Шторм», он ненавидел эту совместную игру. Казалось, что парень уже ненавидел отца. Это чувство заиграло в нём слишком ярко, что даже стало переглушать настойчивые, тягучие звуки фортепиано. Невозможная любовь к прекрасной ундине открыла в нём слишком много новых, не самых лучших качеств. Под конец произведения Адриан не выдержал и вышел из-за инструмента, так не закончив своей партии. Габриэль доиграл без него, словно, и не заметил этой внезапной выходки. Медленно убирая пальцы с клавиш, он встал и повернулся к Адриану, испепеляя его ледяным взглядом. Блондин смотрел ему в ответ смело, дерзко и также холодно. — Ты разочаровываешь меня, — сухие уже тронутые сединой брови мужчины сошлись к переносице. — Моему сыну не подобает так вести себя. — Значит, ты знаешь, что подобает ТВОЕМУ сыну, — тихо, но твердо отвечал Адриан, продолжая смотреть в глаза отцу. — Ты хоть что-нибудь не знаешь в этой жизни? — Я знаю то, что мне положено знать, — голос резал воздух сталью. — А ты… ты под домашним арестом. — Я И ТАК ПОД ВЕЧНЫМ ДОМАШНИМ АРЕСТОМ! — закричал Адриан, чувствуя, что его душат слёзы. — Я сижу здесь, словно пленник. Я не выхожу на улицу. Я ни с кем не общаюсь кроме Натали и… тебя. Я НЕНАВИЖУ ВАС! Парень выбегает из комнаты и бросается вниз по лестнице, уже не слыша, что там кричит ему отец вдогонку. Он пролетает мимо ошеломленной Натали, несущей чай и какое-то пирожное на подносе. Он открывает двери и вдыхает полной грудью запах свободы. Он никому не нужен. Никто не любит его. Он здесь только зря. Отец презирает его. Друзья ненавидят его. Зеленоглазый остался совсем один… Хотя… Новая сумасшедшая мысль осеняет Адриана, и он со всех ног несется к калитке. Через пару мгновений он уже был на свободе. Вот и знакомая тропка в лес. Знакомые дома, полянки… Он бежал к той, кто всегда был рад ему и любил его по-настоящему. Он бежал к свой Ундине, чтобы остаться с ней навсегда.***
— Гарольд, Ляиф-младший пропал, — тихо сказала миссис Дюпен своему мужу, указывая рукой на свежую газету. Маринетт спускалась с чердака вниз, когда стала случайной свидетельницей этого разговора. Сердце моментально ушло в пятки. Гарольд почесал свою лысину и тяжело вздохнул. — Жаль его. Хороший мальчик, — прокряхтел мужчина. Из-за частого курения его голос совсем сел. Эсми покачала головой. — Самое смешное, что его решили искать около Ренали, — грустно усмехнулась женщина. — Но ни тела, ни намека, что там кто-то есть, так и не обнаружили. — Печально, — вздохнул мистер Дюпен. Мари боялась пошевелиться. — Думаю, стоит самим прошерстить лес. Мало ли, где он может быть. Этих слов было достаточно для брюнетки, чтобы кубарем броситься назад на свой чердак. Там она упала на кровать и снова заплакала. Нино исчез. Но она точно знала, что он пошёл на озеро. Но ведь тела не нашли! Девушка не могла понять, что это значит. Неужели ундина пожалела парня, которого не смогла убить в первый раз? Внезапно девушка осознала, что снов с Нино последнее время она не видела. Значит ли это, что парень может быть ещё жив?! Неизвестность пугала, давила, ощущалась буквально физически. Дюпен-Чен не знала, что и думать… Сегодня ей снова приснился Агрест. Она поняла, что скучает по нему. Она хочет видеть его живым и здоровым, но ничто не могло спасти её от ежедневного превращения в безжалостное чудовище… Нет спасения.